Запад-Восток №6

Название:

Запад-Восток №6

Номер:

6

Год:

2013

Дата публикации на сайте:

2015-11-13 11:39:19

Полный журнал в PDF:

Array
(
    [0] => Array
        (
            [id_section] => 6
            [id] => 93
            [id_journal] => 5
            [name_ru] => РОЛЬ АКАДЕМИЧЕСКОЙ МОБИЛЬНОСТИ В ФОРМИРОВАНИИ РУССКОЙ НАУКИ ОБ АНТИЧНОСТИ В XIX ВЕКЕ
            [annotation_ru] => В статье рассмотрено становление русской науки об античности и форми-рование новых научных направлений в изучении истории античного мира. Пока-зано, что важную роль в складывании отечественной исторической школы сыграла академическая мобильность – зарубежные стажировки российских ис-следователей в крупнейших европейских вузах и научных центрах. Стремление быть на равных с мировой наукой позволило российским историкам не только перенять передовой опыт, но и выработать собственные методологические подходы к изучению мировой истории.
            [text_ru] => В статье рассмотрено становление русской науки об античности и форми-рование новых научных направлений в изучении истории античного мира. Пока-зано, что важную роль в складывании отечественной исторической школы сыграла академическая мобильность – зарубежные стажировки российских ис-следователей в крупнейших европейских вузах и научных центрах. Стремление быть на равных с мировой наукой позволило российским историкам не только перенять передовой опыт, но и выработать собственные методологические подходы к изучению мировой истории.
Ключевые слова: академическая мобильность; русская наука об антично-сти; история древнего мира.
Изучение античной истории становится преемственной научной дисци-плиной в России в первой половине XIX века. Этому во многом способствовало формирование Петербургской исторической школы, созданной зачинателем рус-ского профессионального антиковедения М. С. Куторгой и его учениками. Эпоха все больше убеждала современников в необходимости критического изу-чения истории, в истолковании общих исторических процессов. В воздухе витали прогрессивные идеи западноевропейской общественной мысли - историографии французского романтизма (в особенности Ф. Гизо) и, в более общих чертах, немецкого идеализма1.
Закономерным итогом увлечения этими прогрессивными идеями стало появ-ление новых научных направлений, которые не просто всесторонне изучали бы историю древних цивилизаций, но и создавали возможности для вывода русской науки на передовой, европейский уровень.
Деятельность выдающихся эпиграфистов А. Бёка, А. Кирхгофа, У. Кёлера, В. Диттенбергера, Т. Моммзена привела к настоящей революции в области антико-ведения в Западной Европе. Основателем ее стал А. Бёк, который в 1815 г. начал публикацию первого большого свода греческих надписей. В работе над этим из-данием к нему присоединились И. Франц, Э. Курциус, А. Кирхгоф. Берлинская Академия наук с 1873 года приступила к новому изданию греческих надписей. Первые тома с афинскими надписями, подготовленные А. Кирхгофом, У. Кёле-ром и В. Диттенбергером, вошли в «Свод надписей Аттики»2, а издание в целом, включая тома с надписями, найденными за пределами Аттики, получило позднее название «Надписи Греции»3. Позднее Т. Моммзен возглавил работу над издани-ем латинских надписей, которое добавилось к двум предыдущим.
Естественно, что изменения в европейской науке не оставили равнодушными и российских историков. Пионерами в реформировании сложившихся методоло-гических подходов в российской исторической науке стали ученые Петербург-ского университета - Ф. Ф. Соколов, И. В. Помяловский и П. В. Никитин. Ф.Ф. Соколов впервые в российской исторической науке выдвинул идею о необходи-мости документального, непредвзятого изучения древности. В своих работах по эпиграфике он предлагает образцы подобного исследования. Кроме того, он создал школу русских эпиграфистов, которые весьма плодотворно совмещали в своих трудах методы исторического и филологического исследования. Этой школе суждено было занять ведущее место в дореволюционной русской науке об античности4.
Особенно успешны в то время были достижения немецкого антиковедения, поэтому не случайно, что взгляды русских исследователей были обращены именно туда. Здесь действительно было у кого поучиться: гремела слава Теодора Моммзена, автора новейшей «Римской истории» и капитальных исследований о римском праве. Труды Роберта Пёльмана, Карла-Юлиуса Белоха, Эдуарда Мейера, Ульриха фон Виламовиц-Мёллендорфа внесли весомый вклад в изуче-ние древней истории. Справедливости ради следует отметить, что не только немцы преуспели в изучении античности. Французы по праву гордились Гасто-ном Буассье и Полем Гиро, англичане – трудами Джеймса Фрезера и Джона Бьюри, которые стали впоследствии классическими. Обращение к древности вдохновляло и итальянцев - Гаэтано Де Санктиса и Гульельмо Ферреро.
Так уж случилось, что русская наука об античности первоначально развива-лась как побочное ответвление немецкого антиковедения. Но уже с середины XIX века она могла говорить на равных с европейскими историческими школа-ми. К началу же следующего, ХХ века, в России появились и ученые европей-ского уровня, и научные труды, значительно обогатившие европейскую науку об античности. Этому способствовал целый ряд факторов. Во-первых, в России появляется своя интеллигенция, получившая образование европейского уровня. Во-вторых, к этому времени сложилась система классического образования, к которой можно отнести не только многочисленные гимназии, но и появившиеся университеты, в которые приглашались различного рода специалисты. В-третьих, и в главных, - это деятельность правительства, которое тратило весьма внушительные средства на стажировки российских исследователей в крупней-шие европейские центры по изучению античности. И хотя при этом правитель-ство преследовало не всегда лишь образовательные или научные цели, но реша-ла и политические задачи; тем не менее, русская наука о классической древности развивалась в тот период, главным образом, благодаря многочисленным акаде-мическим контактам.
Другими словами, без постоянных контактов с зарубежными коллегами, в российском антиковедении не смогли бы оформиться те ведущие направления, которые в то время интенсивно развиваются в Европе - историко-филологическое и культурно-историческое. В это же время вновь проявляется интерес и к социально-политическому и социально-экономическому направле-ниям. Причем, в каждом из них появляются исследователи, признанные позднее корифеями мирового антиковедения. Эпиграфисты В. В. Латышев и С. А. Жебе-лев пишут свои работы в рамках историко-филологического направления, Ф.Ф. Зелинский – культурно-исторического, В.П. Бузескул, выдающийся исследова-тель афинской демократии - в рамках социально-политического. В социально-экономическом направлении работает М. И. Ростовцев5.
Жизненный и творческий путь М.И. Ростовцева, пожалуй, наиболее показа-телен для предпринятой нами попытки рассмотреть роль научной мобильности в развитии русской науки об античности. Казалось, его судьба была предопределе-на уже его происхождением, поскольку М.И. Ростовцев принадлежал к тому со-циальному слою, который традиционно отдавал предпочтение классическому образованию6. Классическую гимназию закончил и его отец, и дед. Еще будучи гимназистом, Ростовцев написал сочинение «Администрация римских провин-ций во времена Цицерона». Продолжил свое увлечение античностью он на исто-рико-филологическом факультете Киевского университета, выбрав в качестве специализации классическую древность.
Остаться в университете и быть зачисленным в аспирантуру для подготовки к профессорскому званию было половиной дела. Получать жалование до сдачи кандидатских экзаменов было невозможно. М.И. Ростовцев не избежал участи многих тогдашних профессоров, вынужденных зарабатывать преподаванием в средних учебных заведениях. Хотя в его случае причиной тому были не столько финансовые трудности, сколько бесценный опыт, полученный в царскосельской Николаевской гимназии. После сдачи магистерских экзаменов Ростовцев полу-чает от университета командировку за границу. Такого рода зарубежные стажи-ровки стали уже традиционными для молодых российских ученых в процессе завершения своей профессиональной подготовки.
Можно сказать, что именно во время трехлетней зарубежной стажировки М.И. Ростовцев и сформировался как ученый. Он не только совершенствовал свои знания, но и устанавливал многочисленные плодотворные контакты с за-падноевропейскими учеными. Эти контакты во многом определили выбор тема-тики его будущих научных трудов. Посетив Анатолию и Грецию летом 1895 го-да, он отправился в Рим, в библиотеку Германского Археологического института. Там он познакомился с Августом Мау, который руководил раскоп-ками в Помпеях7. Это знакомство подвигло его на посещение семинаров архео-лога Отто Бенндорфа и эпиграфиста Евгения Бормана, проходившие в Вене зи-мой 1895-1896 г. Из Австрии Ростовцев отправляется в Париж. Национальная библиотека и Кабинет медалей в Париже не только позволили ему обогатить свои знания, но и завести весьма полезные знакомства. Именно там он познако-мился с Эрнестом Бабелоном, известным нумизматом. Морис Пру, встреченный Ростовцевым в Париже, становится не только его другом, но и единомышленником по изданию и исследованию древних коммерческих пломб. Посещение се-верной Африки летом 1897 года, плодотворные занятия в Лондоне, новые инте-ресные встречи с издателями египетских папирусов Б.П. Гренфеллем и Дж. Ма-гаффи. И снова Париж, снова кропотливая работа с текстами и артефактами. И, наконец, еще одна поездка по странам Средиземноморья перед возвращением в Россию, уже с солидным багажом знаний, почерпнутых во время стажировки.
Все это время Ростовцев вел активную переписку с выдающимися учениками Т. Моммзена - О. Гиршфельдом и У. Вилькеном, которые сыграли важную роль в становлении научного мировоззрения Ростовцева. Их научные интересы пере-секались с увлечениями Ростовцева самым непосредственным образом, посколь-ку О. Гиршфельд был признанным знатоком римского имперского управления, а У. Вилькен активно занимался папирологией и остракологией.
Неслучайно именно немецкая научная школа повлияла на Ростовцева как ученого-антиковеда. Во-первых, русское антиковедение, как мы уже отмечали, и складывалось в основном под непосредственным влиянием немецкой школы. В Петербурге это воздействие ощущалось особенно сильно, а к концу ХIХ века достигло своего пика, поскольку именно в этот период немецкое антиковедение стало занимать лидирующие позиции. Такие немецкие ученые, как О. Гиршфельд, У. Вилькен, У. Виламовиц-Меллендорф, Эд. Мейер, позволили Ро-стовцеву не только пополнить свои знания, но и сформировать собственный научный интерес. При этом важно подчеркнуть, что Ростовцев никогда отдавал предпочтение какой-либо одной национальной школе8.
Ростовцев не принял Октябрьскую революцию, и поэтому уехал из России в 1918 году. Это было настоящим бегством, несмотря на то, что официально он направлялся в командировку для работы в музеях и библиотеках Европы.
Из Европы Ростовцев перебрался в Америку, где для него начинается новый этап творчества. Он продолжил заниматься социально-экономической историей античного мира, привлекая новые источники - свинцовые пломбы и тессеры, а также папирусы эллинистической эпохи. Итогом этой кропотливой работы стал выход в свет капитальных трудов, ставших впоследствии академическими9.
Ростовцев, пожалуй, один из наиболее признанных русских исследователей античности. Он - член Берлинской и Российской Академий наук, профессор Пе-тербургского, Мэдисонского, и Йельского университетов, автор основательных работ по социально-экономической истории Рима и государств эллинистической эпохи10.
М.И. Ростовцев представлял собой совершенно новый тип русского ученого, который органично соединил в своем творчестве европейскую образованность и российскую действительность11. Проблематика его исследований во многом бы-ла обусловлена российской современностью. Несмотря на то, что в советское время имя М.И. Ростовцева было незаслуженно забыто, его идеи задали тон многим направлениям в историографии античности, в частности, проблемам взаимодействия центра и периферии, эллинистических монархий, характера гре-ческой колонизации, колоната. Другими словами, именно Ростовцев во многом заложил советскую историографическую школу исследований античного мира, не смотря на предвзятое отношение последней к нему.
Не следует думать, что лишь в лице М.И. Ростовцева академическая мобиль-ность дала такие блестящие результаты. Другим примером может служить науч-ное творчество В.В. Латышева. В. Латышев являлся не только автором трудов, значение которых для антиковедения неоценимо до сегодняшнего времени. Он стал центральной фигурой в русском дореволюционном антиковедении в целом.
В. Латышев был родом из семьи чиновников средней руки. Закончив гимна-зию с серебряной медалью, по предложению Н. А. Сергиевского, который в то время был попечителем учебного округа, Латышев поступает в Историко-филологический институт Санкт-Петербурга. Вряд ли это поступление стало возможным, если бы Виленский округ не назначил Латышеву стипендию12.
Важную роль в судьбе студента Латышева сыграла встреча с величайшим эпиграфистом своего времени Ф.Ф. Соколовым. В то время Соколов ведет до-машние семинары по эпиграфике для наиболее талантливых учеников. Эта встреча открыла для филолога Латышева новое увлечение – эпиграфику, и с это-го времени занятия надписями становятся для него новым открытием античной истории.
После окончания института Латышев становится преподавателем в гимназии, но Ф. Соколов и тогда не забывает о своем талантливом ученике. Ему удалось добиться командировки в Грецию для молодых ученых, в группу которых попал и Латышев.
Во время этой стажировки Латышеву удалось побывать во многих уголках Греции. Особое внимание он уделял раскопкам, в ходе которых ему удалось об-наружить несколько неизвестных науке надписей.
Успехи молодого исследователя не остались незамеченными в России и предопределили новый поворот в его судьбе. По предложению Ф. Ф. Соколова, Русское Археологическое общество назначает В.В. Латышева ответственным за сбор материала и подготовку издания античных надписей Северного Причер-номорья. Помимо будущей блестящей карьеры это давало возможность государ-ственного содержания еще в течение целого года13.
Важная миссия не помешала Латышеву закончить свой научный труд – маги-стерскую диссертацию, над которой он и работал во время своей заграничной стажировки. Его диссертация была посвящена актуальной теме – греческому календарю. Практически сразу после защиты она вышла отдельной книгой, по-скольку имела важное значение для последующего занятия Латышевым эпигра-фикой. В последствии эта его работа позволила точно датировать многие надпи-си. В данном случае Латышев пошел по европейскому пути, которым до него шли А. Беки, Т. Моммзен. Опыт, полученный Латышевым за границей, сыграл в то время для отечественной науки весьма важную роль в организации научного творчества.
Тщательная работа над изданием свода надписей позволила Латышеву пред-ставить научной общественности сведения о государственном устройстве Херсо-неса Таврического. Итогом кропотливого труда стало издание первого тома «Древних надписей северного побережья Понта Эвксинского»14.
Свою докторскую диссертацию Латышев также построил в основном на эпи-графическом материале. Ее он посвятил другому причерноморскому городу – Ольвии. Эта работа (которая также вышла отдельной книгой) стала эталоном научных исследований не только в России, но и за рубежом. Во многом этому способствовала использованная Латышевым методология, приобщиться к кото-рой ему удалось во время своих зарубежных исследований.
Но все же в большей степени Латышев известен нам другой своей работой - «Очерком греческих древностей»15. Несмотря на то, что по своему замыслу книга должна была стать пособием для гимназистов, в действительности эта работа стала крупнейшим очерком всех наиболее важных аспектов древнегреческой ци-вилизации. В основу труда были положены пособия немецких антиковедов - Гу-става Гильберта и Георга Бузольта, однако Латышев пошел дальше своих коллег. Помимо широкого круга литературных источников, он привлекал и так хорошо знакомый ему эпиграфический материал. В работе был приведен широкий круг не только зарубежной литературы, изученной Латышевым в Европе, но и работы отечественных исследователей, что свидетельствовало о том, что русская наука об античности заговорила на равных с европейской.
Справедливости ради стоит отметить, что наличие настоящей научной шко-лы и появление корифеев антиковедения в России, позволило со временем гото-вить свои собственные кадры, не прибегая к заграничным стажировкам. В част-ности, становление В. П. Бузескула в качестве ученого, от студента до профессора, прошло в Харьковском университете. Ему удалось получить звание профессора, не прибегая к ставшим уже традиционным заграничным стажиров-кам. Бузескул в шутку называл сам себя «доморощенным ученым», поскольку Харьков стал для него и научной школой и местом написания научных трудов.
Таким образом, именно академическая мобильность во многом позволила сложиться русской исторической науке об античности на рубеже XIX-XX вв. Без традиционных стажировок в Европе складывание национальной исследователь-ской школы вряд ли было бы таким стремительным и плодотворным. Важную роль при этом, несомненно, сыграло стремление русских ученых-классиков быть на равных с передовой европейской наукой, но в то же время способствовать и формированию национальной русской школы в изучении древней истории.
Примечания
1 Пештич С.Л. Русская историография ХVIII века. Часть I-III. Л., 1961-1971. С. 22.
2 Corpus Inscriptionum Atticarum (CIA).
3 Inscriptiones Graecae (IG). Vol. I-XV. Berlin, 1873 – (Ed. II, 1913).
4 Курбатов Г.Л. История Византии (историография). Л., 1975. С. 46.
5 Историография античной истории / под ред. В.И. Кузищина. М., 1980. С. 113.
6 Фролов Э.Д. М.И. Ростовцев и его место в русской науке об античности // ВДИ. 1990. №3. С. 143.
7 Лебедев Г.С. История отечественной археологии. СПб., 1992. С. 109.
8 Каньетта М. М.И. Ростовцев и современность // ВДИ. 1997. №3. С. 214.
9Ростовцев М.И. Рождение Римской империи // URL: http://www.sno.pro1.ru/lib/rostovzeff_rozhdenie_rimskoy_imperii / (дата обращения: 15.03.2013).
10 Ростовцев М.И. Общество и хозяйство в Римской империи. Т.2. М., 2001.
11 Павловская А.И. О роли М.И. Ростовцева в развитии папирологических исследований // ВДИ. 1997. №3. С. 16.
12 Фролов Э.Д. Русская наука об античности. СПб., 1999. С. 234.
13 Историография античной истории / под ред. В.И. Кузищина. М., 1980. С. 142.
14 Утченко С.Л., Дьяконов И.М. Социальная стратификация древнего общества. М., 1970. С. 233.
15 Латышев В.В. Очерк греческих древностей. Ч. 1. СПб., 1888. С. 16.
Yu.S. Obidina
THE ROLE OF ACADEMIC MOBILITY IN THE FORMATION OF RUSSIAN SCIENCE OF ANTIQUITY IN THE XIX CENTURY
Key words: academic mobility; russian science of antiquity; ancient history.
The article considers the formation of the Russian science of antiquity and the formation of new research directions in the study of the history of the ancient world. It is shown that one of the main roles in the folding of the national historical school played academic mobility - Russian foreign training of researchers in major European universities and research centers.The desire to be on equal with the world science has allowed Russian historians not only learn from best practices, but also develop their own methodological approaches to the study of world history.
            [name_en] => ROLE OF ACADEMIC MOBILITY IN THE FORMATION OF RUSSIAN SCIENCE OF ANTIQUITY IN THE XIX CENTURY
            [annotation_en] => The article considers the formation of Russian science of antiquity and the creation of new scientific directions in the study of the history of the ancient world. It is shown that academic mobility played an important role in the formation of the national historical school, that is, foreign internships of Russian researchers in the largest European universities and research centers. The desire to be on equal with the world science has allowed Russian historians not only to learn from best practices, but also to develop their own methodological approaches to the study of world history.
            [text_en] => The article considers the formation of Russian science of antiquity and the creation of new scientific directions in the study of the history of the ancient world. It is shown that academic mobility played an important role in the formation of the national historical school, that is, foreign internships of Russian researchers in the largest European universities and research centers. The desire to be on equal with the world science has allowed Russian historians not only to learn from best practices, but also to develop their own methodological approaches to the study of world history.
            [udk] => 
            [order] => 1
            [filepdf_ru] => 93_ru.pdf
            [filepdf_en] => 93_en.pdf
            [download] => 
            [section_ru] => СТАТЬИ И СООБЩЕНИЯ
            [section_en] => ARTICLES AND POSTS
            [authors] => Array
                (
                    [0] => Array
                        (
                            [author_ru] => Юлия Сергеевна  Обидина
                            [author_en] => Juliya S. Obidina 
                        )

                )

        )

    [1] => Array
        (
            [id_section] => 6
            [id] => 94
            [id_journal] => 5
            [name_ru] => ŠIRVÁN V DIELACH EURÓPSKYCH CESTOVATEĽOV A GEOGRAFOV A JEHO OBCHODNÝ VÝZNAM V EURÓPSKO-ÁZIJSKOM OBCHODE DO 16. STOROČIA
            [annotation_ru] => Исследуется роль территории Ширван (Кавказская Албания) как пересече-ния торговых путей в контексте евро- азиатской торговли с древнейших времен до XVI века. Основными источниками являются труды европейских путеше-ственников и географов - Геродота, Страбона, Плиния Старшего, Уильяма Руб-рука, Руи Гонсалес де Клавиха, Марка Поло, Амброджи Контарини, Афанасия Никитина. В статье также привлечены труды арабских авторов - Аль-Масуди, Ибн Хордадбех и другие. С XII века Ширван был интересен не только русским, но и европейским купцам из Европы, о чем свидетельствуют сообщения путеше-ственников, которые посетили эту территорию.
            [text_ru] => Исследуется роль территории Ширван (Кавказская Албания) как пересече-ния торговых путей в контексте евро- азиатской торговли с древнейших времен до XVI века. Основными источниками являются труды европейских путеше-ственников и географов - Геродота, Страбона, Плиния Старшего, Уильяма Руб-рука, Руи Гонсалес де Клавиха, Марка Поло, Амброджи Контарини, Афанасия Никитина. В статье также привлечены труды арабских авторов - Аль-Масуди, Ибн Хордадбех и другие. С XII века Ширван был интересен не только русским, но и европейским купцам из Европы, о чем свидетельствуют сообщения путеше-ственников, которые посетили эту территорию.
Ключевые слова: Ширван; Кавказская Албания; европейско-азиатская тор-говля; Геродот; Страбон; Плиний Старший; Уильям Рубрук; Марко Поло; Афа-насий Никитин.
Už od staroveku prebiehali medzi Európou a Áziou čulé obchodné styky, ktoré sa realizovali prostredníctvom tranzitných obchodných ciest. Európski a ázijskí obchodníci využívali tieto cesty na prepravu svojich tovarov. Dôležitú úlohu v tomto v tranzitnom obchode zohrávali križovatky obchodných ciest. V kontexte európskoázijského spojenia medzi takéto územia patrilo Zakaukazsko a v rámci neho oblasť Širván1.
Územie Širvánu (Kaukazská Albánia) a jeho obchodný význam pre Európu v období staroveku
Zakaukazsko a územie Širvánu bolo tesne spojené s významnými obchodnými cestami (ako napríklad známa Hodvábna cesta) už v období staroveku. Podľa názoru azerbajdžanskej historičky S.B. Ašurbejli karavánové cesty tu existovali už v 2. tisícročí p.n.l2. Cesty spájali oblasti Kaukazu s krajinami starovekého východu ako Egypt, Asýria, Perzia a iné. V staroveku sa Širván ešte nespomína, no jeho územie je z antických diel známe pod názvom Albánia (alebo Kaukazská Albánia) 3. Starovekí antickí autori vo svojich zápiskoch spomínajú, že cez túto oblasť prechádzali významné cesty vedúce na východ do Ázie4. Dôležitú úlohu to zohrávalo Kaspické more. Prvý grécky autor, ktorý zanechal správy o Kaspickom mori bol Hekataios z Milétu5. O niečo neskôr sa o Kaspickom mori zmienil grécky historik Herodotos6. Azerbajdžanský historik S. Velijev z Herodotových slov usúdil, že už v 5. storočí p.n.l. bola v Kaspickom mori rozvinutá moreplavba a s tým spojený aj obchod7. Ďalší azerbajdžanský historik z 19. storočia A.K. Bakichanov poznamenal, že obyvatelia čiernomorských gréckych miest Tanais, Fanagoria či Hermonassa nadviazali obchodné kontakty s rôznymi národmi Kaukazu8. Tieto staroveké mestá sa živo zapájali do tova-rovej výmeny s Perzskou ríšou cez územie Kaukazu a Čierneho mora po starých kara-vánových cestách9. Západne pobrežie Kaspického mora vrátané územia Albánie tak s veľkou pravdepodobnosťou mohlo byť zapojené do tohto obchodu. Ďalší antický au-tor, ktorý svedčí o existencii obchodnej cesty smerom zo Strednej Ázie cez Kaspické more, Albániu až k Čiernemu moru, bol grécky geograf Strabón. Ten v svojom diele poznamenal: “..cez Hyrkániu preteká rieka Ox [Amurdarje] a Oks a vlieva sa do mora... a množstvo indických tovarov prepravujú cez ňu do Hyrkánskeho mora [Kaspické more], odtiaľ ich prepravujú do Albánie, cez rieku Kir [Kura] a potom ich privážajú do Euxeinos Pontos [Čierne more].“10. O niečo neskôr rímsky historik Plí-nius Starší napísal: „ ..v čase pochodu Pompeia bolo zistené, že z Indie je možné za sedem dní dôjsť do Baktrie k rieke Baktra vlievajúcej sa do Oxu a po tejto rieke cez Kaspické more preplaviť sa k rieke Kir, a že indické tovary za menej než za päť dní môžu byť dopravené po súši do Pont Fasis“11. Existenciu tejto cesty potvrdzujú aj slová ďalšieho rímskeho autora Gaia Julia Solina: „ ..za osem dní sa podarilo prejsť z Indie do Baktrie k rieke Daliera, ktorá sa vlieva do rieky Ox, potom ku Kaspickému moru a odtiaľ cez Kaspik preniknúť k rieke Kir, ktorá tečie po hranice Arménska a Ibérie [Gruzínsko].“12 Početné a zaujímavé správy o tejto oblasti zanechali aj ďalší antickí autori ako Plutarchos, Tacitus, Claudius Aelianus a iní13. Zo slov spomínaných autorov je jasné, že už v období staroveku cez územie Albánie viedla obchodná cesta, ktorá spájala Európu a Áziu po trase: cez rieku Amudarje (Ox), Kaspické more, rieky Kura (Kir), Rioni (Fasis) a Čierne more. Na prepravu tovarov sa v tej dobe využívala aj cesta popri západnom pobreží Kaspického mora, ktorá spájala severné oblasti s juhom. Dôkazom sú slová Strabóna, ktorý zanechal opis tejto cesty (a jej vzdialenosti), ktorá viedla zo severu od Kaukazských hôr cez takzvanú Kaspickú bránu14 popri západnom pobreží Kaspického mora smerom na juh do Perzie15. Aj táto cesta sa využívala na ob-chod, čo znova potvrdzujú slova Strabóna, ktorý napísal, že kmene „Horní aorsovia“ obývajúce časť severného a západného pobrežia Kaspického mora viedli karavánový obchod na ťavách s indickými a babylonskými tovarmi, ktoré získavali výmenou od Arménov a Médov16.
V polovici 1. storočia p.n.l. sa o toto územie intenzívne začali zaujímať Rimania. Svedčí o tom výprava rímskeho veliteľa Pompeia, ktorý v roku 65 p.n.l. uskutočnil vojenskú výpravu do Albánie. Hoci jeho prvoradým cieľom bolo prenasledovanie pontského kráľa Mithridata, podľa historika A. Kudrjavceva sa okrem toho „ ..Pompeius pokúšal preskúmať známu obchodnú cestu, cez ktorú bolo možné nadviazať kontakty s Indiou a Prednou Áziou. Nadviazanie obchodných kontaktov so severným Kaukazom a oblasťami juhovýchodnej Európy a Predkaukazska cez hory Kaukazu a Prikaspickú cestu bolo pre Rím veľmi dôležité“17. Je tak možné predpokladať, že Ri-mania mali záujem aj o obchodno-hospodárske ovládnutie tejto oblasti. Plínius Starší vo svojom diele zanechal správu rímskeho cisára Claudia (41-54 n.l.) o projekte Suele-ka, ktorého cieľom bolo spojiť Čierne more s Kaspickým morom prostredníctvom ka-nála18. Kontrola obchodnej cesty, ktorá spájala západ s východom by bola pre Rím z hospodárskeho a politického hľadiska naozaj výhodná. Podľa názorov niektorých historikov cesta vedúca cez Kolchidu, Ibériu a Kaukazskú Albániu bola najbezpečnejším spojením Ríma s východnými krajinami19. Neskôr Rimania územie Albánie opakovane navštívili, o čom svedčí latinský nápis na skale pod horou Bojukdaš v Gobustane, ktorý bol objavený v roku 1948. Tento nápis pochádza z obdobia vlády cisára Domiciána (81-96 n.l.) 20. Počas archeologických vykopávok v Mingačevire21 bolo objavené veľké množstvo fibúl s priečnym emailom, ktoré sa radia medzi rímske výrobky z obdobia 2.-7 storočia22. Podľa výsledkov výskumu ar-cheológovia predpokladajú, že to mohlo byť v staroveku významné centrum obchodu v Albánií. Antický geograf Klaudios Ptolemaios vo svojom diele vymenoval 29 miest Albánie, medzi ktorými sa nachádzalo sídlo Mamechia23. S veľkou pravdepodob-nosťou sa jednalo o staroveké sídlo Šamacha. Tento fakt potvrdzujú aj archeologické vykopávky neďaleko dnešnej Šamachy, kde sa našlo množstvo antických predmetov24. To nasvedčuje tomu, že už v starovekom období Mamechia (Šamacha) bolo hospo-dárskym strediskom, v ktorom sa viedol medzinárodný obchod. Okrem Mamechia sa tu nachádzali aj iné významné centrá ako Cabalaca, Adiabla, Baruca a iné25. Tieto sídla pravdepodobne mohli taktiež zohrávať sprostredkovateľskú úlohu v európsko-ázijskom obchode.
Od rímskeho prieniku do Zakaukazska Albánia začala nadobúdať významnejšiu úlohu v medzinárodnom tranzitnom obchode. Správy o obchodnej ceste cez rieku Ox, Kaspické more a ďalej na západ zanechali aj cestovatelia z Ďalekého východu. Čínsky historik Sim-Sian v svojom diele poznamenal, že čínski obchodníci vo veľkom vyvážali rôzne tkaniny smerom na západ po spomínanej trase26. Dokonca aj antickí autori spomínajú, že sa z východu na západ dovážali čínske tovary ako hodváb, hodvábne látky, korenie, vône, slonová kosť, fajansové a porcelánové výrobky a iné tovary27. Keďže väčšinu vyvážaných tovarov tvoril hodváb, táto trasa sa stala známa ako „Veľká hodvábna cesta“28.
Existujú však aj iné názory vo vzťahu využívania obchodnej cesty cez územie Albánie a Kaspické more. Ruský historik V.V. Bartold vyslovil pochybnosť o tom, či obchodná cesta cez Kaspické more a Albániu bola v tomto období skutočne využívaná29. Usúdil to zo slov Theofana z Mytilénu, ktorý zanechal podrobný opis Albánie30. Theofan poznamenal, že v Albánií sa nezaoberajú plavbou po mori, ktorá neprináša žiadny úžitok31. Okrem Theofana nemožnosť plavby v Kaspickom mori potvrdzujú slova rímskeho geografa Pomponia Mela, ktorý Kaspik opísal ako búrlivé more bez prístavov, kde sa dejú „morské divy“ a preto ho moreplavci málo navštevujú32. Aj napriek tomu prevláda názor, že Albánia a Kaspické more boli v období staroveku intenzívne zapojené do medzinárodného obchodu.
Územie Albánie (respektíve Širvánu) nestratilo svoj dôležitý obchodný a tranzitný význam ani v období vlády perzskej dynastie Sásánovcov (224-652) 33. Za ich panovania sa na územie Zakaukazska vrátane Širvánu dovážal z východu čínsky hodváb, korenie, slonová kosť, vzácne druhy dreva a iné tovary, ktoré sa potom ďalej vyvážali cez Čierne more a Byzanciu do Európy34. V tej dobe sa o toto územie zaujímala aj Byzancia. V priebehu 3. až 7. storočia viedla s Sásánovskou ríšou neustály boj o ovládnutie tohto strategicky a hospodársky významného územia35. Súpereniu oboch ríš výrazne nenarušilo tranzitno-obchodnú úlohu Širvánu.
Širván a ruskí obchodníci v raného stredoveku
Rozšírenie medzinárodných obchodných kontaktov s Európou nastalo za vlády Arabov, ktorí v polovici 7. storočia postupne získali kontrolu nad územím Zakaukazska. Stále pretrvávajúce ekonomické a politické záujmy Byzancie v tomto priestore vyvolávali často vojny s Arabským kalifátom. Boje o kontrolu územia prebiehali hlavne v západnej časti Zakaukazska36. Z tohto dôvodu cesty popri pobreží Kaspického mora cez územie Širvánu nadobudli väčší význam na úkor ciest vedúcich k Čiernemu moru. Obchod začal sústreďovať smerom do východnej Európy obývané najmä Chazarmi a východnými Slovanmi (Rusmi). Obchodníci z východnej Európy tak nadviazali obchodné kontakty s územím Zakaukazska vrátané Širvánu. Podľa azerbajdžanského historika F.M. Alijeva prvé hodnoverné správy o týchto kontaktoch pochádzajú z 5. - 6. storočia, kedy Slovania viedli obchod s východom cez krajiny Zakaukazska. Zo správ ranostredovekých autorov vieme, že cez toto územie sa na sever vyvážali otroci, obilie, víno, olej, ozdobné predmety, brokát, hodváb a na juh sa vyvážali severské tovary ako vosk, koža, med, rybí glej a iné potraviny37. V 7. – 12. storočí sa hospodárske a obchodné vzťahy slovanských kniežat s krajinami Zakaukazska vrátane Širvánu ešte viac upevnili. V tomto období začali západné a južné brehy Kaspického mora navštevovať kyjevskí a novgorodskí kupci. S ruskými obchodníkmi nepochybne obchodovali aj širvánski kupci, ktorí spolu s inými východnými kupcami navštevovali ruské mestá. Hlavnou tepnou sa stala Kaspické more a rieka Volga. Táto cesta sa stala známa ako Volžsko-kaspická cesta. Ruskí kupci viedli obchod s ázijskými trhmi cez obchodné centrá Chazarskej a Volžsko-Bulharskej ríše. Významnú úlohu tu zohrávali mestá nachádzajúce sa v ústi rieky Volgy – Bulgar38 a Itil39. Cez ne nadobúdali kontakty s ďalšími prikaspickými mestami vrátane širvánskych ako Baku a Derbent. Tu obchodovali nielen s domácimi, ale aj zahraničnými obchodníkmi (arabskí, perzskí a i.). Arabský autor z 9.-10. storočia al-Mas'údí poznamenal, že v Kaspickom mori sa okrem Rusov nikto neplavil40. Vzniká tak predpoklad, že miestni kupci sa po mori neplavili, ale ponúkali tovar prichádzajúcim obchodníkom od mora41. Na prelome 9. a 10. storočia arabský geograf perzského pôvodu Ibn Churrdádbih42 o obchode Rusov v Kaspickom mori napísal: „čo cesty sa pútnici vylodili na pobreží a „ ... vstupovali na hory, kde bolo svetlo samožiariace“47. Za „svetlo samožiariace“ sa s veľkou pravdepodobnosťou mysleli ohne horiaceho plynu, ktoré sa ešte aj dnes na-chádzajú na Apšerónskom polostrove v Širváne. Existuje teda množstvo dokladov, že už v 9. storočí bol Širván strediskom medzinárodného obchodu. Širván však nepredstavoval finálnu zastávku ruských kupcov na ich cestách za obchodom. Ibn Churrdádbih vo svojich práci napísal, že ruskí kupci vozili svoje tovary na ťavách z Ďurdžanu do Bagdadu48. To svedčí o tom, že ruskí kupci s veľkou pravdepodob-nosťou putovali cez územie Širvánu do iných ázijských krajín ako Perzia či Arábia.
Okrem vodnej cesty existovala aj cesta po súši. Dagestanský historik Š.A. Magar-amov na základe svedectiev arabských geografov z 10. storočia popísal suchozemskú cestu vedúcu cez Širván, presnejšie cez sídla Barda, Barzandž a rieku Kura do Šamachy a odtiaľ cez Šabran a Abchaz až do Báb al-Abvábu (Derbent)49. Táto cesta pokračovala ďalej do hlavného centra Chazarov Itilu. Trasa spájala Zakaukazsko a Blízky východ so severným Kaukazom, Rusou, Volžským Bulharskom a dolným povodím rieky Volgy50. Po tejto ceste vedúcej cez širvánske sídla sa realizoval obojs-merný (ázijsko-európsky) prevoz tovarov a môžeme predpokladať, že ju využívali aj ruskí kupci. Dôležitým centrom a strediskom tohto karavanového obchodu bolo mesto Derbent. Od 7. do 13. storočia patrilo medzi najvýznamnejšie obchodné centrum Kaukazu, ktoré sprostredkovalo obchod medzi východnou Európou a Prednou Áziou51. Okrem toho bol hlavným centrom morského obchodu v Kaspickom mori.
Obchod a vojenské výpravy Rusov do Širvánu 9. – 11. storočí
Správy ruských obchodníkov o bohatstve východných a prikaspických krajín sa rozšírili v celej Rusi. O týchto krajoch Rusi získavali informácie predovšetkým z ústneho podania52. Niektorí azerbajdžanský historici predpokladajú, že rozšírenie takýchto správ viedlo k tomu, že spolu obchodnými výpravami sa organizovali na pobrežie Kaspického mora aj vojenské koristnícke výpravy53. Tieto výpravy taktiež zasiahli územie Širvánu. Prvé správy o ruských pochodoch na pobrežie Kaspického mora sa vzťahujú k obdobiu medzi rokmi 880 až 909/91054. Konkrétne v roku 864-884 Rusi napadli Abaskun na juhovýchodnom cípe Kaspického mora a v roku 909-910 sa znova objavili na tom istom brehu55. O ďalších výpravách hovorí arabský letopisec al-Masʻúdí. V rokoch 913-91456 uskutočnili cez Kaspické more výpravy na Tabaristán57, Širván a ďalšie pobrežné oblasti58. Ozbrojené oddiely obsadili jeden z ostrovov v mori neďaleko širvánskeho pobrežia a odtiaľ organizovali pirátske výpravy na pobrežie, kde plienili a drancovali obyvateľstvo59. Ďalšia výprava Rusov sa uskutočnili približne v rokoch 943-94460. Oproti predošlej mala viac organizovaný charakter. Počas tejto výpravy popri kaspickom pobreží cez rieku Kura prenikli až do mesta Barda61, ktoré sa nachádzalo neďaleko od pravého brehu rieky Kury. Táto vojenská výprava zasiahla aj územie Širvánu. Od 10. storočia obchodné a vojensko-politické kontakty Rusov v tomto regióne nadobudli pravidelný charakter62. Tento fakt bol podmienený dobytím Chazarskej ríše Rusmi v roku 965. Cez bývalé chazarské územie tak mohli Rusi ľahšie prenikať do oblastí Zakaukazska. Po páde Chazarskej ríše prenikanie ruských kupcov do Zakaukazska neprerušili ani konflikty s Polovcami v 11. a 12. storočí63.
Ruské vojenské družiny však neviedli iba vojenské a koristnícke výpravy ale dokázali nadviazať aj vzťahy priateľského charakteru. Správy o tom pochádzajú z roku 987. Vtedy derbentský emír Majmún ibn Ahmad bojujúci proti raisom64, nadviazal kontakty s Rusmi, ktorí sem priplávali na 18 lodiach65. Vojenské výpravy Rusov pokračovali aj v nasledujúcom 11. storočí. V roku 1030 sa ruské oddiely vylodili na pobreží Širvánu. Vtedajší širvánský šáh Manúčehr ibn Jazíd sa im so svojim vojskom postavil na odpor pri meste Baku66. Širvánske vojsko však utrpelo porážku a Rusi sa pohli smerom na juh k rieke Kura a Araks. O dva rok neskôr Rusi znova vtrhli na územie Širvánu, no pri ich návrate boli v Dagestane porazení derbentským emírom Mansúrom ibn Majmúnom67. Nájazdy Rusov do prikaspických oblastí svedčia o ich záujme o tento priestor. Ako významný obchodný uzol pre nich znamenal možnosť získať bohatú korisť.
Vojenské koristnícke výpravy Rusov do Širvánu nenarušili jeho pozíciu ob-chodnej križovatky karavánových ciest. Ruskí kupci v 10. a 11. storočí stále obchodo-vali v prikaspických oblastiach a vyvážali sem z Rusi rôzne tovary. Podľa dobových prameňov68 ruskí kupci privážali kožušinu69, med, vosk, ryby, lovecké vtáky, kožu a zbrane (drôtené košele, meče a iné) a vyvážali odtiaľ hodvábne, vlnené a bavlnené látky, ryžu a rôzne remeselné výrobky70. Okrem ruských kupcov prechádzali cez jeho územie aj množstvo kupcov z východu (Perzia, Arábia, India, Sýria a i.), ktorí putovali so svojim tovarom na územie Rusi. Privážali sem drahé kamene, sklo, šperky, hodváb a hodvábne tkaniny, tymian, voňavky, šafran, čierne korenie a iné tovary. Cez územie Širvánu sa tak dostávalo na ruské trhy množstvo orientálnych tovarov, ktoré odtiaľ prevážali ruskí kupci ďalej do Európy. Kupci putovali hlavne vo veľkých karavánach v počte okolo 1000 ľudí71. Podľa L.V. Mašanovej z ruských trhov východní kupci vy-vážali hlavne kožušiny (čierna lasica, soboľ, kuna, hranostaj, bobor, veverička a iné), otrokov, med, vosk, ľan a ľanové plátno, jantár, rôzne šperky a remeselné výrobky72.
Neskôr v 13. storočí, keď Širván sa dostal pod kontrolu Mongolov, sa vzájomné kontakty medzi ruskými obchodníkmi a Širvánom narušili73. Došlo k úpadku obchodu a remesla v širvánských mestách, čo sa odrazilo na tranzitnom obchode. Aj napriek tomu Širván svoj význam obchodnej križovatky nestratil74. Začiatkom 14. storočia Volga znova nadobudla predchádzajúci význam tranzitnej tepny a cez Zlatú Hordu spájala ruský obchod so Širvánom a ďalšími prikaspickými oblasťami75. Obnovila sa aj vzájomná tovarová výmena. Do konca 14. storočia sa hodváb, hodvábne látky, ko-berce, korenie a iné orientálne tovary zo Zakaukazska a Prednej Ázie stále vyvážali cez Baku a Derbent do Astracháne a odtiaľ cez Zlatú Hordu, Rusko do Európy. Derbent si dlho držal pozíciu centra medzinárodného tranzitného obchodu. Cez Derbent sa z Rusi exportovali tovary do krajín Zakaukazska a na Blízky východ. Medzi tieto tovary patri-li najmä cenné kožušiny (bobor, soboľ, veverička) a otroci či otrokyne76. Zo Širvánu sa cez Derbent na sever vyvážal najmä hodváb, hodvábne látky a atlas77. Širván tak v období 11.-14. storočia spájal Východnú Európu s orientálnymi trhmi. Okrem Volžsko-kaspickej cesty sa však stále využívala stará obchodná trasa vedúca z Číny a Indie, cez Strednú Áziu ku Kaspickému moru a po mori k rieke Kura a Riona až k Čiernemu moru. Obchodnú sprostredkovateľskú úlohu v tomto prípade zohrával aj Širván78. Keďže Širván predstavoval dôležitú križovatku na hlavných karavánových cestách, podľa názoru ruského historika M.M. Altmana priťahoval pozornosť Európanov viac než iné prikaspické regióny79. Tejto záujem je badateľný v nasledujúcom 15. storočí, kedy sem za obchodom začalo prichádzať väčšie množstvo európskych obchodníkov - cestovateľov.
Ruskí obchodníci v Širváne v 15. storočí
Koniec 14. storočia bolo obdobím určitých hospodárskych a politických zmien v Širváne, čo sa odrazilo aj na obchode medzi zakaukazskými krajinami, Ruskom a Európou. V tom čase došlo k oslabeniu moci Mongolov (Íl chánov) v dôsledku čoho sa vytvárajú vhodné podmienky pre obnovu a rozvoj remeselnej výroby a obchodu. V samotnom Širváne nastal väčší hospodársky rozvoj, hlavne za vlády Derbentskej dynastie širvánskych šáhov (1382-1538). Vládcovia tejto dynastie si dokázali udržať samostatnosť, čo malo pozitívny vplyv na rozvoj miest, obchodu a remesla, a tým aj na rozšírenie zahraničných obchodných kontaktov s krajinami východu i západu. Širván znova nadobudol významné postavenie v medzinárodnom tranzitnom obchode. Cesta cez Kaspické more a Kaukaz bola opäť otvorená, k čomu prispel aj rozvoj širvánskych miest80. Významnými centrami obchodu sa stali mestá Šamacha, Derbent, Šabran, Šeki, Baku a Areš.
Po oslabení moci Zlatej Hordy začali do Širvánu prichádzať európski, najmä ruskí kupci81. V dôsledku stále rozvíjajúceho sa obchodu ruskí kupci viac a viac využívali Volžsko-kaspickú obchodnú cestu a cez Širván nadväzovali spojenie s celým Zakaukazskom a s ostatnými ázijskými trhmi. Na pobreží Širvánu sa nachádzali spomínané prístavy Derbent a Baku, ktoré boli pravdepodobne jedinými dostupnými prístavmi na západnom pobreží Kaspického mora82. Odtiaľ pokračovali do ďalších centier Širvánu ako Šamacha83, ktorá bola v tom čase centrom produkcie hodvábu, ktorý bol dôležitým vývozným artiklom84. Šamachinský hodváb bol Rusom dobre známy už v 12.-13. storočí. O tom svedčí ruský epos Djuka Stepanoviča, v ktorom sa spomína šamachinský biely hodváb85. Okrem hodvábu sa vyvážala aj ropa, soľ, šafran, marena, ryža, vlnené a bavlnené látky, sušené ovocie a rôzne remeselné výrobky86. Medzi ďalšie vyvážané tovary patrili brokát, striebro, drahocenné kamene, súkno, perly, čierne korenie, víno, kone a iné tovary87. Ruskí obchodníci neprichádzali sem iba za účelom nákupu tovarov, ale privážali aj vlastné tovary, ktoré tu ponúkali na predaj. Nezachovali sa nám však správy o presnom množstve dovážaných (aj vyvážaných) tovarov, no vieme, aké druhy tovarov dovážali. Boli to najmä kožušiny, kože, obilie, súkno, ľan, plátno, vosk, lovecké vtáky a rôzne remeselné výrobky (nádoby, plátna, výrobky zo striebra a i.). Dôležitým artiklom boli zbrane (panciere, nože, šípy, sekery, oceľové brnenia, drôtene košele a iné), ktoré sa na východe vysoko cenili a konkurovali zbraniam dovážaným zo západu.
Záujem o ruské trhy zosilnel aj u zakaukazských kupcov. Preto sa v druhej polovici 15. storočia centrum tranzitného obchodu presúval z južných oblastí na sever do Širvánu k brehom Kaspického mora a k rieke Volge. To bolo badateľné hlavne na neustálom náraste obchodného významu širvánskych miest. Z Derbentu prichádzali do Astracháne kupci s ryžou, hodvábnymi látkami a inými tovarmi a vymieňali ich s Rusmi za kožušinu a iné žiadané tovary v Derbente. Dokonca aj do Moskvy prichádzali kupci zo Širvánu a iných zakaukazských oblastí. To potvrdzujú ruské letopisy (Nikonovský, Jermolinský, Ipatevský a i.) z 15. a 16. storočia, ktoré hovoria o príchode kupcov zo Šamachy do Moskvy88. Okrem kupcov sem prichádzali aj poslovia, ktorých vysielal širvánsky šáh za účelom upevnenia politických a obchodných vzťahov89.
Okrem obchodných kontaktov Širván a Moskva nadviazali aj diplomatické kontakty. Prvým oficiálnym diplomatickým spojením medzi Širvánom a Moskvou bola misia širvánskeho posla Hasan Bega k moskovskému kniežaťu Ivanovi III v roku 146590. Do Moskvy ho vyslal širvánsky šáh Farruch Jasar. Predmet jeho misie nie je známy91, no vtedajší ruský cár na túto misiu odpovedal vyslaním svojho posla Vasiliho Papina do Širvánu92. Týmito misiami sa obchodné spojenie medzi Ruskom a Širvánom ešte viac oživilo. Veľa ruských kupcov začalo vo väčšej miere cestovať do Širvánu, ktorý pre nich predstavoval výhodný trh, kde sa predávalo množstvo orientálnych tovarov. O záujme ruských kupcov o tento priestor svedčí aj misia ruského obchodníka z Tveru Afanasija Nikitina, ktorý cestoval cez územie Širvánu do Perzie a Indie. V roku 1466 A. Nikitin spolu tovarom a posádkou vyrazil na dvoch lodiach z Tveru do Moskvy, kde sa pridal k spomínanému širvánskemu poslovi Hasan Begovi93. Spolu v sprievode šamachinských a ruských kupcov odišli z Moskvy cez rieku Volga do Astracháne. Odtiaľ sa plavili s loďami a tovarom do Derbentu. Než dorazili do prístavu, zastihla ich na mori búrka a následne boli prepadnutí a zajatí Kajtagmi. A. Nikitin spomenul, že neskôr širvánsky šáh Farruch Jasar vyslal posla ku kajtagskému chánovi Chalil begovi a požadoval, aby zajatých „ľudí [kupcov] poslal ku mne [širvánskemu šáhovi] a ich tovary odovzdal, pretože títo ľudia boli poslaní ku mne“94. Z tejto žiadosti prepustenia zajatcov (kupcov) a navrátenia tovarov je badateľné, že z Ruska prichádzalo do Širvánu množstvo tovarov, o ktoré mal záujem aj samotný širvánsky šáh. Po oslobodení došli do Derbentu, kde sa A. Nikitin stretol s ruským poslom Vasilim Papinom. Niektorí kupci sa vrátili späť domov do Ruska, no väčšina ostala v Šamache, alebo iných širvánskych mestách. Nikitin odišiel do Baku, o ktorom zanechal jedinú zmienku, že tu „..horí oheň nehasnúci.. “95. Odtiaľ sa v roku 1466 odobral cez Kaspické more do Mazandaranu96. O niekoľko rokov neskôr v roku 1475 ruské knieža Ivan III. vyslal do Tabrízu k Uzun Hasanovi posla Marka Rossa, ktorý sa cestou stretol s talianskym vyslancom Ambrogiom Contarinim. Podobne ako predchá-dzajúci ruskí poslovia, aj Marko Rosso prechádzal cez územie Širvánu. Do 16. storočia tak medzi Širvánom a Ruskom neustále putovali obchodníci so svojim tovarom. Častokrát boli sprevádzané aj diplomatickými misiami z oboch strán. Je badateľné, že ruskí kupci obchodovali so Širvánom a prostredníctvom širvánskych trhov sa dostávali k ďalším ázijským tovarom. Naopak ruskí kupci ponúkali svoje tovary, ktoré sa cez Širván vyvážali ďalej na východ.
Širván a západoeurópski cestovatelia v 13.-15. storočí
Ruskí kupci a cestovatelia neboli jediní, ktorí prichádzali do oblasti Zakaukazska a na územie Širvánu. Už v čase mongolskej nadvlády na Blízkom a Strednom východe sa tu začali objavovať prví cestovatelia z Európy, ktorí sem prichádzali prevažne za účelom obchodu. Pred mongolskými útokmi sa západná Európa o východ veľmi nezaujímala. No po mongolských vpádoch začali európski cestovatelia a kupci cestovať cez územia obsadené Mongolmi (vrátane Zakaukazska) do Číny97. V tomto období nastal prudký rozvoj karavanového obchodu napojeného na Európu98. Okrem toho, niektoré európske katolícke mocnosti videli v mongolských vládcoch potenciálnych spojencov v boji proti moslimským Mamlúkom z Egyptu. Z tohto dôvodu začali na dvory mon-golských chánov vysielať svojich vyslancov a poslov.
Od polovice 13. storočia sa tak začali objavovať prvé správy európskych ces-tovateľov o oblastiach Zakaukazska vrátané Širvánu. Jeden z prvých cestovateľov, ktorý v roku 1254 počas svojho návratu z Mongolska prechádzal cez územie Širvánu bol františkánsky mních Viliam Rubruk99. Počas svojej cesty navštívil mestá Derbent, Šabran a Šamacha100. Odtiaľ pokračoval ďalej cez Mugaň po toku rieky Kura a Araks až k mestu Erzurum. Viliam Rubruk putoval týmito krajmi pravdepodobne aj v rámci obchodníckej výpravy101. Ďalší známy európsky cestovateľ, ktorý zanechal správy o území Širvánu bol Marko Polo. Okolo roku 1293 prechádzal cez územie Perzie cez mesto Tabríz102. Vo svojich zápiskoch zanechal opis gruzínskych a širvánskych ob-lastí103, aj keď cez ne priamo neprechádzal. Marko Polo spomenul, že sa tu nachádzalo veľa miest a mestečiek, v ktorých sa obyvatelia venovali predovšetkým obchodu a remeslu a kde sa produkovalo „veľa hodvábu a hodvábne a zlaté tkaniny, aké neuvidíš nikde inde na svete“104. Zanechal nám správy aj o Kaspickom mori105 a o tom, že „nedávno sem začali plávať janovskí kupci, ktorí sem previezli svoje lode“106. Odtiaľ vyvážali hodváb nazývaný gelli107. Aj keď hodváb zo Širvánu nespomína, je vysoko pravdepodobné, že ho talianski kupci taktiež vyvážali. Marko Polo spomenul aj ropné náleziská Apšeronskej oblasti108. Hoci mesto Baku Polo nespomenul, o niekoľko de-saťročí neskôr v roku 1320 ho spomína francúzsky dominikánsky mních Jordan Cata-lani de Sevérac109, ktorý prechádzal cez územie Zakaukazska. Vo svojich zápiskoch opísal Baku ako miesto, kde sa „ kopú studne a čerpá sa z nich olej nazývaný ropa“110,a ktorá podľa jeho slov dobré horí a má liečivé účinky. O produkcii hodvábu v Širváne konkrétne v Šamache sa zmienil ďalší cestovateľ Ruy Gonzáles de Clavijo, ktorý v roku 1403 prechádzal cez územie Perzie na dvor chána Timura111. Šamachu označil ako miesto, kde „ vyrábajú veľa hodvábu a prichádzajú sem za ním kupci z Janova a Benátok“112. Odtiaľ sa šamachinský hodváb spolu s gilánskym hodvábom privážal cez „more Baku“113 do mesta Sultanije114. O meste Derbent poznamenal, že je to veľké mesto a spolu so „Železnou bránou“ (Derbent) prináša Timurovi veľké zis-ky115. Z toho je možné usúdiť, že sa tu viedol výhodný transportný obchod. O obchode v Širváne nám zanechal správy aj nemecký cestovateľ Johann Schiltberger, ktorý po bitke pri Ankara v roku 1402 padol do zajatia chána Timura116. Širván označil ako krajinu, kde sa nakupuje hodváb, z ktorého sa následne vyrábajú kvalitné materiály v Damasku a Kašane117. Podľa jeho slov sa sčasti širvánsky hodváb vyvážal do Benátok a Lucci, kde sa z neho vyrábal kvalitný zamat118. Spomenul aj Kaspické more a mesto Šeki a Šamacha, ktoré označil za hlavné mesto Širvánu119.
Širván a talianski cestovatelia v 15. a 16. storočí
Zakaukazské oblasti boli talianskym kupcom známe už v stredoveku120. Z vyššie uvedených slov západoeurópskych cestovateľov vidíme, že dobre poznali Kaspické more a realizovali na ňom obchod. Z kaspických oblastí vyvážali nakúpené tovary do Tanu a Kafy na pobreží Čierneho mora a cez ne do Malej Ázie a ďalej do Európy. V 15. storočí sa však v dôsledku rozšírenia moci Osmanskej ríše skomplikovalo spo-jenie európskych, najmä talianskych miest s orientálnymi a zakaukazskými trhmi. Kupci z týchto miest začali hľadať nové spôsoby, ako ľahšie preniknúť a obchodovať s východnými trhmi a zároveň sa vyhnúť Osmanskej ríši121. V dôsledku toho v medzinárodnom obchode začala zohrávať dôležitú úlohu severná Volžsko-kaspická cesta. Hlavnými tranzitnými centrami obchodu sa stali širvánske mestá Šamacha, Šabran a prístavy Baku a Derbent. Hlavnými sprostredkovateľmi obchodu so západ-nou Európou boli v 14. a 15. storočí benátski a janovskí kupci a cestovatelia122. Ďalšie správy o prítomnosti talianskych kupcoch a cestovateľoch v týchto oblastiach pochá-dzajú zo začiatku 15. storočia. Napríklad v roku 1428 kupec Giovanni della Valle pomohol správcovi Derbentu postaviť vojenskú loď, ktorá mala slúžiť na ochranu ob-chodných lodí pred prepadmi morských pirátov123. Obchodná úloha talianskych kup-cov zosilnela v druhej polovici 15. storočia, kedy Benátky začali vyjednávať s vládcom Ak-kojunlovskej ríše Uzun Hasanom o spoločnom vojenskom postupe proti Osmanskej ríši. Benátski poslovia na ak-kojunlovskom dvore Giosafat Barbaro124 a Ambrogio Contarini v druhej polovici 15. storočia prechádzali cez územie Širvánu a zanechali o ňom správy vo svojich zápiskoch. Contariny spomenul, že dorazili do mesta Šama-cha, patriacemu širvánskemu šáhovi - „vládcovi Médie“125.Podľa jeho slov v meste vyrábali hodváb, v benátskych známy ako „talamanský“126 a rôzne hodvábne látky, zväčša hladké, ale nie veľmi kvalitné. Contarini prirovnal Šamachu k mestu Tabríz slovami: „Šamacha nie je taká veľká ako Tabríz, no podľa mňa, je vo viacerých smer-och lepšia než Tabríz a bohatá na rôzne tovary každodennej potreby“127. V Šamache boli ubytovaní v karavansaraji128, čo potvrdzuje, že v meste bol dostatočne rozvinutý zahraničný tranzitný obchod. Zo Šamachy putoval do mesta Derbent, ktoré Contariny označil ako hraničné mesto medzi Tartáriou a Širvánom. S hľadiska prechodu mal podľa Contariniho dôležitú úlohu, keďže to bolo jediné miesto (horský priesmyk), cez ktoré sa dalo prejsť zo severu na juh129. Odtiaľ pokračovali po Bakinskom mori130 do Astracháne131.
Ďalší talianski cestovatelia, ktorí síce priamo nenavštívili územie Širvánu, ale ho spomínajú vo svojich zápiskoch boli Caterino Zeno a Giovani Mario Angiolello. Cate-rino Zeno vo svojom diele spomenul Širván v spojení s vojenským pochodom Uzun Hassanu. Mesto Šamacha označil ako hlavne sídlo Širvánu132. Taktiež mesto Derbent je označovaný ako dôležité obranné mesto133 a obchodný prístav. Dôležitý obchodný význam kládol Kaspickému moru, ním nazývaným Bakinským, po ktorom plávali lode naložené tovarom z Tabrízu, Širvánu a celej Perzie134. Mario Angiolello podobne ako Zeno Širván spomína v súvislosti s opisom politických udalostí v Perzii na prelome 15. a 16. storočie, ktoré vo svojom diele zachytáva. Derbent je taktiež označovaný ako vysokohorské opevnené mesto – Tenicarpi (Železná brána), cez ktoré viedol jediný prechod do Tartárie a Čerkézska135. Okrem toho ho označil ako dôležitý prístav, ktorý obchoduje s kupcami z Astracháne136. Okrem Derbentu spomenul mesta Šabran a „Baccara“ alebo „Baccac“ (čiže Baku), ktoré označil ako dôležitý prístav Tabrízu137. Podľa jeho slov bolo už v staroveku významným miestom a prístavom na mori nazývanom „Baccac“, „Kaspik“, alebo aj „Hyrkánske more“138.Sem sa privážal hodváb z Astrabadu (silk of Strava)139. Neznámy taliansky autor – obchodník, ktorý koncom 15. storočia putoval z Tabrízu do Derbentu za účelom obchodu taktiež zanechal zopár správ o Širváne a spomínaných mestách. Podobne ako ostatní autori, aj on Derbent
označil ako významný horský priesmyk a pevnosť. V tej dobe viedla popri pobreží
Kaspického mora dôležitá cesta, ktorú chránili pevnosti. V súvislosti s tým neznámy
taliansky autor spomína všetky významné obchodné centrá Širvánu (Derbent, Šamacha,
Baku, Šabran, a i.)140.
Talianski poslovia a kupci sa v tomto priestore pohybovali aj v nasledujúcom 16.
storočí. Správa o obchode s korením vedená cez oblasť Širván je prítomná v liste
z roku 1514 od kapitána mesta Rougo Benátčana Donata de Leze141. Ten poznamenal,
že korenie z Indie sa privážalo do veľkého mesta Šamacha (Shamachii) a odtiaľ do
Baku (Bacha), kde sa viedol čulý obchod. Korenie sa tu nakladalo na lode a odvážalo
do Astracháne142. Vo svojich zápiskoch Širván spomína benátsky posol Michael
Membré, ktorý ho označil ako za jednu z provincii Safíjovskej ríše. Podľa neho bol
Širván dôležitým producentom ropy a hodvábu143, ktorý sa vyvážal na juh do Hormuzu
a odtiaľ do Európy. Širván spomína aj ďalší talianski cestovateľ a posol Vincentio
d`Alessandri hlavne v súvislosti obchodu, ktorý tu viedli anglickí kupci144. Zápisky
všetkých spomínaných cestovateľov svedčia o tom, že talianski kupci v 15. a 16.
storočí veľmi dobre poznali územie Širvánu a kládli mu dôležitú úlohu v tranzitnom
obchode medzi Európou a Áziou. Okrem toho pre nich predstavoval dôležitý zdroj
tovarov, najmä hodvábu, čo zdôraznili viacerí spomínaní cestovatelia.
V prvej polovici 16. storočia však došlo k prevratným zmenám realizácie obchodu
talianskych obchodníkov v Zakaukazskom (vrátane Širvánu) priestore. Vzťahy medzi
Benátkami a Osmanskou ríšou sa viac menej stabilizovali a po podpísaní obchodných
zmlúv benátski kupci sa začali sústrediť na realizáciu obchodu s východnými trhmi cez
územie Osmanskej ríše. Napríklad v roku 1531 podpísali Benátky s Osmanskou ríšou
zmluvu, podľa ktorej mohli benátsky obchodníci viesť slobodný obchod cez územie
Osmanskej ríše. Obchod cez Volžsko-kaspickú cestu však neochabol, ale zostal
prevažne v rukách ruských obchodníkov. Od polovice 16. storočia sa doňho aktívne
zapojili aj predstavitelia anglickej obchodnej spoločnosti, ktorú zohrávali do konca 16.
storočia dôležitú úlohu prevozu orientálnych tovarov cez Širván, Kaspické more
a územie Ruska na trhy západnej Európy145.
Širván v dielach európskych cestovateľov a geografov a jeho obchodný význam
v európsko-ázijskom obchode do 16. Storočia
Примечания
1 Historicko-geografická oblasť na území dnešného Azerbajdžanu. Hranice Širvánu sa v rámci jeho
historického vývoja menili. No asi najcharakteristickejšie jeho hranice zadefinoval azerbajdžanský historik
19. storočia A.K. Bakichanov, ktorý ich stanovil takto: „Oblasť Širvánu je na východe ohraničená
Kaspickým morom. Na juhozápade riekou Kura, ktorá ju oddeľuje od oblasti Mugan. Na severozápade
riekou Ganich (Alazani)... Ďalej na severe Kaukazským chrbtom... až k toku rieky Darvaj, ktorá ústi do
Kaspického mora.“ Бакиханов А. Гюлистан-и Ирам. Баку : ЭЛМ, 1991, s. 11. Podobne aj ruský
orientalista V.V. Bartold Širván ohraničil ako oblasť na severozápadnom pobreží Kaspického mora
východne od rieky Kury až po mesto Derbent. Бартольд В.В. Работы по исторической географии и
истории Ирана. Москва : Восточная литература, 2003, s. 571.
2 Ашурбейли С.Б. Экономические и культурные связи Азербайджана с Индией в средние века. Баку:
ЭЛМ, 1990, S. 13. Toto tvrdenie je však diskutabilné (pozn. autora).
3 Podľa Strabóna Albánia je územie medzi riekou Kura a Kaspickým morom. Страбон Географияв 17
книгах. Книга XI/I [online]. М.: Ладомир, 1994, s. 491. [cit. 2013–03–20]. Dostupné na internete: 
http://ancientrome.ru/antlitr/t.htm?a=1267868495. Podľa názoru niektorých historikov - geografov územie Albánie na severe a severozápade s Alaniou a krajinou Sarmatov, na západe s Ibériou (Gruzínskom) a Arménskom, na východe s Kaspickým morom a na juhu s riekou Kura a Araks, čo potvrdzujú aj pramene (Plínius Starší, Mojžiš Chorenaci, Mojžíš Kagankatvaci a i.). Neskôr Albánia bola známa pod arabsko-perzským názvom - Arran. Arabský geograf Al Mukaddasi sem začlenil aj územie Širvánu. РЕЗА Э.-о. Азербайджан и Арран (Атурпатакан и Кавказская Албания). Пер. с перс. Г. Асатрян. М.: Квадрига, 2012, s. 32, 36.
4 V kaukazskej oblasti sa križovali dôležité cesty zo severu na juh a z východu na západ. Priesmykmi Porta Caspicae a Porta Caucasicae prechádzali už v dávnych dobách družiny kupcov. JIROUŠEK, A. BRAUN, B. Kaukaz. Martin : Osveta, 1980, s. 7.
5 Grécky geograf a historik žijúci v 6.-5. storočí p.n.l. Okrem Kaspického mora (Mare Caspium) spomína aj Kaukazskú alebo Kaspickú bránu (Portas Caspias). Pozri dielo: Hecataei Milesii Fragmenta. Scylacis Car-yandensis Periplus. Ed. Rudolf Heinrich Klausen. Beroliny : Impensis G. Reimeri, 1831. 324 s.
6 „..Kaspické more je uzatvorená vodná plocha, nespojená s iným morom. Veď more, po ktorom plávajú Heléni, aj to, ktoré je za Heraklovými stĺpmi [Gibraltár], tak nazývané Atlantické a Červené more – to všetko je jedno more. No Kaspické more je osobitého rázu. Jeho dĺžka – 15 dní plavby na veslici a šírka v najširšom mieste – 8 dní. Na západe hraničí s Kaukazskými horami...“ Геродот История в девяти кни-гах. Книга I/203[online]. Л.: Наука, 1972. Bez paginácie [cit. 2013–01–03]. http://ancientrome.ru/antlitr/t.htm?a=1269019585#203.
7 Okrem toho predpokladal, že na pobreží Kaspického mora museli existovať nejaké prístavy (napr. v ústi rieky Volga a Kura). Pozri: Велиев С. Древний, древний Азербайджан (Предисл. Ф. Мехти). Баку : Гянджлик, 1983, s. 23.
8 A.K. Bakichanov taktiež poznamenal, že „..v Dagestane a Širváne sa zachovalo množstvo gréckych pamiatok.“ Бакиханов А. C.d., s. 32.
9 Ростовцев М.И. Караванные города. Пер. К.А. Аветисян. С. Петербург : Факультет филологии и искусств СПбГУ; Нестор-История, 2010, S. 30.
10 Страбон Географияв 17 книгах. Книга XI/VII [online]. М.: Ладомир, 1994, S. 509 [cit. 2013–01–04]. http://ancientrome.ru/antlitr/t.htm?a=1267868495.
11 Плиний Старший Естественная история VI. 52, №2. М.: ВДИ, 1949, S. 284-285.
12 Алиев К.Т. Античные источники по истории Азербайджана. Баку : ЭЛМ, 1986, S. 92.
13 Pozri diela: Алиев К.Т.-о. C.d., 132 s., Пахомов Е.А. Обзор источников по истории Азербайджан-ской ССР. Выпуск 1. Источники клинописные, греческие, римские (латино-язычные), византийские. Баку: АзФАН, 1940. 51 s.
14 Kaspická brána bol všeobecný geograficko-historický termín, ktorý sa používali už starovekí autori na označenie kaukazských priesmykov, ktoré spájali územia severne od Kaukazu so Zakaukazskom. Medzi takéto priesmyky patril aj Derbentský prechod pri meste Derbent. Z toho vyplýva, že už v staroveku toto miesto zohrávalo dôležitú úlohu v rámci obchodného spojenia medzi Európou a Áziou (pozn. autora).
15 Strabón túto cestu opísal takto: „ Ku krajine Partov patrí Komisena a Chorena, tak ako aj všetky oblasti po Kaspickú bránu, po Rag a krajinu tapirov , ktorá predtým patrila Médií... Od Kaspickej brány do Rag, podľa slov Apollodora, 500 stadii a do hlavného mesta Partie – Hekatompila – 1260 stadii...“. Страбон Географияв 17 книгах. Книга XI/IX [online]. М.: Ладомир, 1994, s. 514. [cit. 2013–01–04]. http://ancientrome.ru/antlitr/t.htm?a=1267868495. Okrem toho Strabón viackrát vo svojom diele spomína, že táto cesta sa často využívala na prepravu.
16 Страбон Географияв 17 книгах. Книга XI/V [online]. М.: Ладомир, 1994, S. 514. [cit. 2013–01–06]. http://ancientrome.ru/antlitr/t.htm?a=1267868495.
17 Кудрявцев А. Древний Дербент. М.: Наука, 1982, S. 46.
18 Пахомов Е.А. C.d., S. 30.
19 Джидди Г.А. Средневековый город Шемаха (IX-XVII века). Баку: ЭЛМ, 1981, S. 70.
20 Latinský nadpis znie: „Imp Domitiano Caesare Avg Germanic L Iulius Maximus “Leg XII Ful“ V preklade: „Vláda Domiciána Cézara Augusta Germanskeho, Lucius Julius Maximus, Centurión XII Bleskovej Légie“. Ашурбейли С.Б. Очерк истории средневекового Баку. Баку: Изд. Академии наук Азербайджанской ССР, 1964, S. 28.
21 Mesto v súčasnom Azerbajdžane na brehu rieky Kura. V minulosti táto lokalita patrila do oblasti Širvánu (pozn. autora).
22 Ашурбейли С.Б. Ремесла и торговля раннесредневековых городов Азербайджана. Ин Труды Музеа истории Азербайджана. Том II. Баку: Изд. Академии наук Азербайджанской ССР, 1957, S. 163.
23 Ptolemaeus Claudius Geographia Cl. Ptolemaei Alexandrini [online]. Venetiis : apud Vincentium Valgrisium, 1562, s. 184. [cit. 2013–03–22]. http://amshistorica.unibo.it/184
24 Ашурбейли С.Б. Экономические и культурные связи Азербайджана с Индией в средние века. Баку: ЭЛМ, 1990, S. 18.
25 Ptolemaeus Claudius. C.d., s. 184.
26 Мамедов И.А. Великий шёлковый путь и Азербайджан. Баку: ЭЛМ, 2005, s. 20.
27 Ашурбейли С.Б. C.d., 1990, S. 20.
28 Ruský orientalista V.V. Bartold poznamenal, že potom čo sa otvorilo obchodné spojenie medzi Čínou a Európou cez územie Partskej ríše, hlavným tovarom dovážajúcim do Európy sa stal hodváb v starovekom Ríme známy pod názvom sericum pravdepodobne prebraté z nejakého východného jazyka (čínsky - sy, kórejsky – sir, mongolsky – sirkek). Бартольд В.В. История изучения Востока в Европе и России. С. Петербург: тип. М.М. Стасюлевича, 1911, S. 46.
29 Бартольд В. Место прикаспийских областей в истории мусульманского мира. Баку: 1924, S. 11.
30 Dielo Theofana z Mytilénu sa nezachovalo, no do určitej miery z jeho diela čerpal grécky geograf Strabón, ktorý jeho meno v svojom diele geografia spomína. Pozri dielo: Страбон, c.d. [online]. [cit. 2013–01–06]. http://ancientrome.ru/antlitr/t.htm?a=1267868495.
31 Бартольд В. C.d., 1924, S. 11.
32 Алиев К.Т.-о. C.d., S. 87.
33 Za vlády Sásánovcov sa prvýkrát spomína Širván ako názov daného územia. Konkrétne za panovania šáha Husrava I. Anuširvána, ktorý vo východnom Zakaukazsku menoval takzvaných širvánšahov. Минор-ский В.Ф. История Ширвана и Дербенда X-XI веков. М.: Изд. Восточной литературы, 1963, s. 34.
34 Ашурбейли С.Б. Ремесла и торговля раннесредневековых городов Азербайджана. Ин Труды Музеа истории Азербайджана. Том II. Баку: Изд. Академии наук Азербайджанской ССР, 1957, S. 163.
35 K byzantsko-sásánovskému súperenie pozri: Greatrex G. Lieu S. The Roman Eastern Frontier and the Persian Wars. Part II 363-630. London; New York : Routledge, 2002. 373 s.
36 Алиев Ф.М. Азербайджано-русские отношения (XV-XIX вв.). ч. 1. Баку: ЭЛМ, 1985. S. 3.
37 Кудрявцев А.А. Развитие торговли в Дербенте в VI - первой половине XIII вв. Ин Ближний и Средний Восток. Товарно-денежные отношения при феодализме. М.: Наука, 1980, S. 110.
38 Bulgar bol založený Volžskými Bulharmi v 10. storočí a z hľadiska obchodu mal významnú úlohu ako miesto pre skladovanie tovarov (pozn. autora).
39 Itil bolo od polovice 8. do 10. storočia hlavné mesto Chazarskej ríše. Bolo to miesto sprostredkovania obchodu medzi ruskými obchodníkmi a kupcami zo širvánskych miest ako Derbent, Šamacha, ale aj iných zakaukazských oblastí a miest. Itil bol kľúčovým centrom obchodu pre celú východnú Európu, ktorá ob-chodovala s Kaukazom, Perziou a Strednou Áziou. Алиев Ф.М., C.d., s. 9. Skutočnosť, že Rusi v Itile ob-chodovali a disponovali slobodami na obchod potvrdzuje arabský geograf Ibn Fadlan. Pozri: Книга Ахмеда Ибн-Фадлана о его путешествии на Волгу в 921—922 гг. [online]. пер. А. П. Ковалевского. Харь-ков:1956.Bez paginácie [cit. 2013–01–06].
40 Гаркави А.Я. Сказания мусульманских писателей о славянах и русских. М.: Книга по Требованию, 2011, c. 130. 41 Магарамов Ш.А. Дагестан и Ширван в VI-XVI вв (экономические, политические и культурные взаимоотношения). Махачкала : Алеф, 2007, S. 41.
42 Ibn Churrdádbih je prvý známy arabský autor, ktorý poznal a písal o východných Slovanoch a Rusoch. Гаркави А.Я., C.d., s. 47.
43 Džurdžan – staroveká Hyrkánia, oblasť juhovýchodne od Kaspického mora. Бартольд В. В. Ислам. Культура мусульманства. Мусульманский мир. Вступ. ст. Е. Кузнеца. М.: Книжный Клуб Книговек, 2012, S. 130.
44 ИБН Хордадбех Книга путей и стран [online]. пер. Н. М. Велихановой. М.: 1986. Bez paginácie [cit. 2013–01–06]. http://www.vostlit.info/Texts/rus2/Hordabeh/frametext8.htm.
45 Ашурбейли С.Б., c.d., 1957, S. 160.
46 Povesť vremenných let hovorí o možnosti cestovať do Kaspických oblastí: „ ..Z tohože lesa (Okovského) tečie rieka Volga na východ a vlieva sa sedemdesiatimi ústiami do mora Chvalisského (Kaspické more). Preto Rusi môžu plaviť sa po Volge v mesto Bolgar a Chvalisi a na východ prejsť do Simovho údelu..“ По-весть временных лет. Пер. Д.С. Лихачев. Bez paginácie [cit. 2013–01–07]. http://oldrussian.chat.ru/04povest.htm.
47 Гусейнов А. Азербайджано-русские отношения XV-XVII вв. Баку: Изд. Академии наук Азербай-джанской ССР, 1963, S. 47.
48 ИБН Хордадбех, c.d. Bez paginácie [cit. 2013–01–06].
49 Магарамов Ш.А. C.d., S. 29.
50 Бунятов З.М., Азербайджан в VII-IX вв. Баку: Изд. Академии наук Адербайджанской ССР, 1965, С. 166-170.
51 Кудрявцев А.А. C.d., S. 115.
52 Машанова Л.В. Россия и Восток: контакты, взаимодействия (IX-XVII вв.). М.: Гос. Ун-т Упр., 2002, С. 11.
53 Алиев Ф.М., C.d., S. 11, Гусейнов А., C.d., S. 53, Ашурбейли С.Б., c.d., 1964, S. 67, Ruská historička L.V. Mašanova je toho názoru, že vojenské výpravy Rusov okrem ich želania ovládnuť obchodnú cestu do bohatých regiónov Prednej a Strednej Ázie boli spojené aj s spojeneckou povinnosťou vo vzťahu k politike Byzancii v zakaukazskom priestore. Машанова Л.В. C.d., s. 13.
54 Гусейнов А., C.d., S. 48.
55 Минорский В.Ф. Русь в Закавказье (Новые данные). Ин Acta Orientalia Hungarica. 3/1953, s. 207. Podľa historičky L.V. Mašanovej tento pochod Rusov bol vyvolaný aktivizáciou politiky Byzancie v Zakaukazsku. Pozri: Машанова Л.В. C.d., S. 13.
56 V štúdií V.F. Minorského sa táto výprava datuje na rok 943. C.d., 1953, s. 207.
57 Oblasť na južnom pobreží Kaspického mora (dnešný Mazandaran). Názov získalo podľa kmeňa Tapurov, ktorý obýval tieto oblasti. (perzský: Tapuristan, arabský: Tabaristan). Бартольд В.В. C.d., 2003, s. 215.
58 Al-Mas'údí vo svojom diele poznamenal: „Ruské lode sa rozšírili po celom mori [Kaspické], skupina z nich sa vydali na Džil, Dajlem mesta Tabaristanu, na Abaskun, ktorý sa nachádza v Džurdžanskom mori [Kaspické], do ropnej krajiny a smerom na Azerbajdžan.. ..došli k ropným brehom v oblasti Širvánu, známeho pod názvom Baku. Pri svojom návrate z pobrežných krajín Rusi zamierili na ostrovy, neďaleko ložísk ropy vo vzdialenosti niekoľko míľ od nej.“ Гаркави А.Я. C.d., s. 132.
59 Al-Mas'údí toto plienenie opísal takto: „Rusi prelievali krv, brali do zajatia ženy a deti, plienili, vysielali jazdcov a pálili. Ľud žijúci v okolí moria s hrôzou nariekal, lebo sa im nestalo od dávna, žeby nepriateľ na nich takto zaútočil, keďže sem prichádzali iba lode obchodníkov a rybárov.“ Гаркави А.Я. C.d., s. 132.
60 O tejto výprave pojednáva vo svojom diele arabský historik Ibn Miškavajh. Pozri: Ибн-Мискавейх о походе Русов в Бердаа в 332 г. (943/4 г.). // Византийский временник. Т. 24, 1926, s. 63-92.
61 Barda alebo Partav – bolo hlavné mesto oblasti Arran (oblasť medzi riekami Kura a Araks). Bohatstvo tohto mesta bolo hlavnou príčinou jeho vyplienenia Rusmi. Бартольд В.В., C.d., 2003, s. 213.
62 Иноземцева Е.И. Из истории морехозяйственной деятельности народов Дагестана. // Вестник Института ИАЭ. Махачкала : № 4, 2005, S. 13.
63 Polovci sa nachádzali na južných ruských stepiach, takže výrazne ruské obchodné spojenie s Kaukazom nemohli narušiť. Často krát sa do obchodu zapájali. Альтман М.М. Из истории торгово-дипломатических связей Москвы и Ширвана. // Труды Института истории им. Бакиханова АН АзССР. 1947, Т. 1, S. 152.
64 Rais – náčelník, predstaviteľ vládnucej vrstvy v mestách Východu. Sprostredkovateľ medzi administráciou (úradmi) a obyvateľstvom mesta. V niektorých prípadoch hlava mestských gild (remeselných dielni). Шихсаидов А.Р. К истории изучения Истории Ширвана и Дербенда. // Ученые записки Института истории, языка и литературы Дагестанского филиала АН СССР. Махачкала : Т. 20, 1970, S. 246.
65 Минорский В.Ф. C.d., 1963, S. 152-153.
66 Гусейнов А., C.d., S. 50, Минорский В.Ф., C.d., 1963, S. 153.
67 Podľa azerbajdžanskej historičky S. Ašurbejli Rusi znovu vtrhli do Širvánu v roku 1031. Následne ho v roku 1032 opäť napadli spolu s kmeňmi Sabirov a Alanov a obsadili mesto Jazidije (Šamacha). Ашур-бейли С.Б. Государство Ширваншахов. Баку: Издательско-полиграфический Дом. "Абилов, Зейна-лов и сыновия", 2006, С. 84. K tejto udalosti sa viaže aj najstaršia ruská zmienka o „Železnej bráne“ (Derbent) v Sofijskom I. a Novgorodskom IV. letopise z rokov 1032-1033 (pod rokom 6540). Полное со-брание русских летописей. Т. 5. СПб: Типография Эдуарда Праца, 1851, s. 136, V období 10.-17. storočí Rusi tento termín často používali pre označenie mesta Derbent. Штро В.А. Дербенд и Железные ворота в древнерусской литературе. Ин Труды отд. Древнерусской литературы. Л.: Институт рус-ской литературы АН СССР, Т. 42, 1989, s. 262, 267.
68 Pozri prameň Ибн-Мискавейх о походе Русов в Бердаа в 332 г. (943/4 г.). C.d. s. 63-92.
69 Ruský orientalista P.P. Bušev z porovnania cien a množstva vyvážaného ruského tovaru do Perzie usúdil, že kožušina zohrávali vedúcu úlohu medzi vyvážanými tovarmi a bola cenená dosť vysoko. Бушев П.П. История посольств и дипломатических отношений русского и иранского государств в 1586-1612 гг. (по русским архивам). М.: Наука, 1976, S. 31.
70 Альтман М.М. C.d., S. 151, Гусейнов А., C.d, S. 52, Широкорад А.Б. Каспий – русское озеро. Вели-кий волжский путь. Большая нефть и большая политика. М.: АСТ Москва, Хранитель, 2007, S. 15.
71 Azerbajdžanský historik A. Husejnov sa domnieva, že medzi týmito obchodníkmi boli aj azerbajdžanskí resp. širvánski kupci. Гусейнов А., C.d., S. 51.
72 Машанова Л.В. C.d., S. 10, 17.
73 Алиев Ф.М., C.d., S. 12.
74 Azerbajdžanský historik M. CH. Hejdarov problému obchodu v Azerbajdžane počas vlády Mongolov venoval svoju štúdiu. Podľa neho v tomto období obchodníci z Širvánu cez Derbent a Volžsko-kaspickú cestu udržiavali obchodné kontakty s kupcami Povolžia a Rusi. Гейдаров М.Х. О значении торговли и торговых путей Азербайджана в XIII – XIV веках. Ин Известия Академии наук Азербайджанской ССР. 1981, № 1, s. 49-54.
75 Dôležitým obchodným centrom na tejto obchodnej ceste sa stalo mesto Saraj – hlavné mesto Zlatej Hordy. Tam sa stretávali ruskí kupci s kupcami z talianskych miest, ktorí sem prenikali prostredníctvom svojich obchodných kolónií na pobreží Čierneho mora (Kufa, Tana a iné). Альтман М.М. C.d., s. 153. Podľa S.A. Belokurova tatárski kupci preukazovali pomoc ruským kupcom, ktorí prichádzali do Zlatej Hordy iba z milosti chána. Do Zlatej Hordy sa zvážali tovary z Perzie, Indie a Číny a cháni kvôli tomu budovali obchodné cesty. Tieto cesty využívali aj ruskí obchodníci, ktorí spolu s tatárskymi obchodníkmi a tovarmi prenikali na ázijské trhy. Ruské tovary sa tak jednoduchšie dostávali na trhy do Šamachy, Tabrízu, Sultanije, Tokatu, Bagdadu a iných orientálnych centier obchodu. Белокуров С.А. Сношения России с Кавказом. Выпуск 1-й. 1578-1613. Материалы, извлеченные из Московского главного архива Министерства иностранных дел. М.: Университетская типография 1889, s. VII.
76 Магарамов Ш.А., C.d., S. 69. V 14. storočí obchod s otrokmi neviedli iba Rusi a orientálni kupci. Do tohto obchodu sa zapájali aj kupci z Janova. Širván bol jedným z dôležitých zdrojov otrokov. Зевакин Е.С., Пенчко Н.А. Очерки по истории генуэзских колоний на Западном Кавказе в XIII и XV вв. Ин Исто-рические записки. М.: АН СССР Ин-т истории, 1938, т.3, S. 91.
77 Путешественники об Азербайджане. Под ред. Э.М. Шахмалиева. Баку: Изд. Академии наук Азер-байджана, 1961, Том I, S. 74.
78 Derbent, Baku a Šamacha boli na hlavné obchodné cesty napojené lokálnymi karavánovými cestami, ktoré viedli cez tieto miesta smerom zo severu pozdĺž pobrežia Kaspického mora až k nížinám rieky Kura. Ďalšia cesta viedla od Baku smerom na severozápad smerom na Šamachu. Nakoniec tretia cesta sa odklá-ňala od druhej severozápadne smerom na sever k ceste vedúcej cez Derbent. Tieto cesty nestratili svoj význam ani v nasledujúcom období. Магарамов Ш.А., C.d., S. 74. Cesta vedúca od Astracháne cez „Železnú bránu“ (Derbent) do Šamachy a ďalej sa spomína aj v Povesti o železnej bráne. Tá vznikla prav-depodobne v 15. storočí na základe slov cestovateľa, ktorý pobýval v Derbente a Šamache medzi rokmi 1436-1447. Бегунов Ю.К. Древнерусское описание Дербента и Ширвана. Ин Труды отд. Древнерус-ской литературы. Л.: Институт русской литературы АН СССР, т. 21, 1965, S. 126, 131.
79 Альтман М.М. C.d., S. 152.
80 Podľa A. Husejnova bol Širván v 15. storočí jednou z najrozvinutejších oblastí Zakaukazska, čo je badateľné z epigrafických pamiatok a pozostatkov karavansarajov, mostov, studní a iných stavieb z tohto obdobia. Tie svedčia o značne rozvinutom obchode v Širváne v tomto období. Гусейнов А. C.d., S. 56.
81 V 15. storočí prebiehalo zjednotenie ruských kniežatstiev, čo viedlo aj k rastu hospodárstva. Na čele zjednotených kniežatstiev stála Moskva, ktorá sa postupne stávala centrom obchodu v Rusku. Obchodníci z Moskvy nadviazali cez Astrachán a Kaspické more obchodné kontakty so Strednou Áziou, Dagestanom, Zakaukazskom, Iránom a aj Indiou. Алиев Ф.М. C.d., S. 13.
82 Koncom 14. storočia Derbent stratil svoj predchádzajúci význam, a jeho miesto prebralo Baku. Vďaka svojmu vhodne lokalizovanému prístavu sa v nasledujúcom 15. storočí stál hlavným prístavom Kaspického mora. Альтман М.М. C.d., S. 157.
83 Šamacha už v 15. storočí zohrávala dôležitú úlohu v hospodárskom živote Širvánu a Zakaukazska. Sem sa snažili kupci z Európy a Ázie sústrediť obchodný kapitál. Šamachinský trh bol bohatý na rôzne tovary miestnej a zahraničnej výroby. Альтман М.М. C.d., S. 162.
84 Podľa S. Ašurbejli sa už v 13. storočí sa hodváb z Gilánu a Širvánu (Šamacha) vyvážal vo veľkom množstve do Talianska a Francúzska. Ашурбейли С.Б. C.d., 1964, S. 89. Dopyt po hodvábnych látkach v Európe prudko stúpal najmä vo vyšších spoločenských vrstvách. Hodváb sa prevážal cez Damask, Aleppo a Stredozemné more do Európy. Vymieňal sa za európske tovary (strelné zbrane, súkno, luxusné predmety), po ktorých bol veľký dopyt na celom Blízkom a Strednom východe hlavne vo vyšších spoločenských kruhoch. Шахмалиев Э.М. Сообщения Италянцев об экономическом состоянии Азербайджана в первой четверти XVI века. // Ученые записки Азербайджанского государственного университета. 1956, № 1, S. 90.
85 Лапин А.М. К истории культурных связей России и Азербайджана в VIII – XVIII веках. // Ученые записки. Баку: Азербайджанский педагогический институт русского языка и литературы, выпуск 7, 1958, S. 40.
86 Гусейнов А. C.d., S. 56.
87 Podľa Nikitina existovalo medzi Moskovským kniežatstvom a Ak-Kojunlovskou ríšou obchodné spojenie cez Kaspické more (cez Širván) a ruskí kupci po tejto ceste dovážali do Moskvy (i iných ruských miest) damašek, taft, hodváb zo Šamachy, Tabrízu, Šeki a iných miest. Никитин А. Хожение за три моря. Пер. Л.С. Смирнов. Bez paginácie [cit. 2013–02–07]. http://old-russian.chat.ru/16nikitin.htm.
88 Podľa letopisov šamachinskí kupci často cestovali za obchodom do Moskvy, kde predávali svoje tovary a vracali sa späť. Гусейнов А. C.d., S. 64.
89 Jedno z najvýznamnejších širvánskych posolstiev do Moskvy prišlo v roku 1499, na čele ktorého stál vyslanec Šaebeddín. V tomto posolstve sa hovorilo o vzájomnej láske a priateľstve medzi oboma vládcami. Гусейнов А. C.d., S. 78, M.M. Altman túto misiu datuje na rok 1494. Альтман М.М. C.d., S. 160.
90 Je zaujímavé, že v 15. storočí moskovské knieža Ivana III. v Širváne počestne nazývali veľký beg alebo biely chán. Бартольд В. C.d., 1924, S. 100.
91 O tejto misii sa zachovali zmienky v Sofijskom letopise, do ktorého sa zakladali správy, ktoré mali vysokú štátnu dôležitosť. Vzhľadom na historické fakty je možné predpokladať, že vyslanec širvánskeho šáha mal nadviazať oficiálne politické a obchodné kontakty. Avšak žiadne konkrétne zmienky sa o tom nedochovali. Алиев Ф.М. C.d., s. 14, Гусейнов А. C.d., S. 68.
92 Pravdepodobne chcel Ivan III získať širvánskeho šáha za spojenca v boji proti
            [name_en] => DESCRIPTION OF THE SHIVRAN TERRITORY IN WRITINGS OF EUROPEAN TRAVELERS AND GEOGRAPHERS AND ITS ROLE IN THE TRADE BETWEEN EUROPE AND ASIA FROM ANCIENT TIMES TO THE XVI CENTURY
            [annotation_en] => The role of Shivran territory (Caucasian Albania) is investigated as crossways of trade routes in the context of the trade between Europe and Asia from ancient times to the XVI century. The basic documents are writings of European travelers and geographers - Herodotus, Strabo, Pliny the Elder, William of Rubruck, Ruy González de Clavijo, Marco Polo, Ambrogio Contarini, and Afanasy Nikitin. There are also writings of Arabian authors - Al-Masudi, Abu'l Qasim Ubaid'Allah ibn Khordadbeh and others. From the XII century Shivran was very attractive not only for Russian, but also for European merchants, as is evidenced by messages of travelers, who had visited this territory.
            [text_en] => The role of Shivran territory (Caucasian Albania) is investigated as crossways of trade routes in the context of the trade between Europe and Asia from ancient times to the XVI century. The basic documents are writings of European travelers and geographers - Herodotus, Strabo, Pliny the Elder, William of Rubruck, Ruy González de Clavijo, Marco Polo, Ambrogio Contarini, and Afanasy Nikitin. There are also writings of Arabian authors - Al-Masudi, Abu'l Qasim Ubaid'Allah ibn Khordadbeh and others. From the XII century Shivran was very attractive not only for Russian, but also for European merchants, as is evidenced by messages of travelers, who had visited this territory.
            [udk] => 
            [order] => 2
            [filepdf_ru] => 94_ru.pdf
            [filepdf_en] => 94_en.pdf
            [download] => 
            [section_ru] => СТАТЬИ И СООБЩЕНИЯ
            [section_en] => ARTICLES AND POSTS
            [authors] => Array
                (
                    [0] => Array
                        (
                            [author_ru] => Лукаш  Рибар
                            [author_en] => Lukash Ribar 
                        )

                )

        )

    [2] => Array
        (
            [id_section] => 6
            [id] => 95
            [id_journal] => 5
            [name_ru] => VÝRAZNÉ AUTORITY V DEJINÁCH PRÁVNEHO MYSLENIA
            [annotation_ru] => Статья посвящена известным корефеям в истории правовой мысли. Их идеи звучат особенно актуально в период совеременного кризиса морали. В историче-ском контексте рассматриваются взгляды Сократа, Цицерона, Вольтера, Канта, а также современных ученых Р. Дворкина и Л. Фуллера.
            [text_ru] => Статья посвящена известным корефеям в истории правовой мысли. Их идеи звучат особенно актуально в период совеременного кризиса морали. В историче-ском контексте рассматриваются взгляды Сократа, Цицерона, Вольтера, Канта, а также современных ученых Р. Дворкина и Л. Фуллера.
Ключевые слова: история права; кризис морали; Сократ; Цицерон; Воль-тер; Кант.
Žijeme v dobe, keď je takmer každá oblasť nášho života poznačená krízou. Hľadáme príčiny kde sa len dá, avšak málokto si uvedomí, že skutočnou príčinou situácie, v ktorej sa naša spoločnosť nachádza je kríza našej morálky. Kríza spočí-vajúca v úpadku mravných hodnôt, absencii autorít, strate tradícií, prehlbujúcom sa relativizme, znižovaní nárokov na verejnú i súkromnú morálku.
Je nanajvýš aktuálne začať hovoriť o morálnych autoritách. Predovšetkým v oblasti práva, kde sa tento úpadok odzrkadľuje takmer vo všetkých stránkach, či už v zákonodarných kompetenciách, súdnom aparáte, alebo samotnom prístupe k dodržiavaniu právnych noriem. Prevláda tendencia nazerať na dobré a správne, len ako na vec súkromnej záľuby a individuálnej mienky. V priebehu vývoja spoločnosti sa morálka podstatne privatizovala – stala sa predmetom vôle jednotlivca, jeho preferencií, emócií a osobného prospechu. práve tento „pohyb od morálnej autority k morálnej autonómii mal za následok relativizáciu morálky a jej poníženie na stupeň „osobnej preferencie“1. Je načase začať uvažovať o liečbe, ktorá si vyžaduje práve ex-istenciu morálnej autority, ktorá by svojimi mimoriadnymi osobnými vlastnosťami a charizmou dokázala zvrátiť alebo aspoň zmierniť krízovú situáciu v spoločnosti, v oblasti práva predovšetkým. Je dôležité nájsť a disponovať práve takou morálnou autoritou, ktorá sa teší vážnosti a uznaniu do takej miery, že sa jej v danej spoločnosti neformálne priznáva viac alebo menej rozsiahla kompetencia určovať alebo iným spôsobom modifikovať právne normy.
História nás učí. Na to, aby sa človek vedel v istých okamihoch správne rozhodnúť potrebuje poznať svoju históriu. Potrebuje sa poučiť z chýb a omylov svojich predkov, potrebuje sa zamyslieť nad múdrosťou myšlienok uznávaných, inšpirovať sa názormi skúsených, vytvoriť si svoj vlastný názor a následne sa rozhodnúť. To platí aj pre rozh-odovanie sa v oblasti práva, či už je človek na strane zákonodarnej, súdnej, alebo tej, ktorej postavenie, činnosť a vzťahy sú právnymi normami upravované.
Autority, ako Sokrates, Cicero, Voltaire, Grotius či Kant nie sú vybrané náhodne. Majú spoločné jedno – všetci mali dar spôsobiť akúsi revolúciu v právnom myslení. ide o výnimočných ľudí, ktorých spôsob nazerania na právo bol niečím novým a priekopníckym. Nielenže boli schopní obohatiť celosvetové kultúrne dedičstvo, ale pričinili sa nemalým podielom o to, v akej podobe máme a vnímame právo dnes.
Prínos Sokrata je v jeho neobyčajnom presvedčení o spravodlivosti zákonov a rešpekte k ich záväznosti. Dokázal to svojim podriadením sa rozsudku, ktorý znel na trest smrti. Absolútne nebral do úvahy fakt, že verdikt je nespravodlivý. Odovzdával sa „spravodlivosti“ s obdivuhodnou dôverou v celý právny systém. Principiálne odmietal akékoľvek porušenie práva. Úlohou v tomto prípade nie je kritizovať nespravodlivosť, ktorá sa mu udiala alebo zaujímať benevolentný postoj k nespravodlivým verdiktom súdu, ale poukázať na posolstvo Sokrata, spočívajúce vo viere v správnosť a potrebnosť právneho systému, ako jedného zo základných pilierov a prostriedkov na udržanie poriadku, mieru a spravodlivosti v spoločnosti. Úcta k zákonom, typická pre celé antické právne myslenie2.
Vlastnosti známeho mysliteľa rímskej antiky M. T. Cicera sa podpísali na veľkolepej prezentácii úcty a obdivu k rímskemu právu. Poukazujúc na hrozbu bezprávia vo vtedajšom režime vládnutia a úvahami o spravodlivosti, čestnosti a slušnosti Cicero ako morálna autorita prezieravo využíva na upresnenie podstaty a významu práva.
Huga Grotiusa, skvelého právnika, s brilantným intelektom možno tiež pokladať za výnimočnú osobnosť – jeho myšlienky a názory týkajúce sa medzinárodného práva (ius gentium) boli plne akceptované a všeobecne uznávané. Ako zakladateľovi medzinárodného práva mu patrí čestné miesto medzi morálnymi autoritami v dejinách práva.
Obhajca spravodlivosti, slobody a ľudskej cti. Morálna autorita svojej doby, ktorej sa dostalo obdivu, rešpektu a cti ešte za jej života. Ostro vystupujúca proti bezpráviu, fanatizmu, resp. legálnemu zločinu v podobe bezduchého súdnictva, krutého vyšetro-vania a mučenia. Cieľavedomo a vytrvalo bojujúca za poľudštenie právneho systému. To je Grancois Marie Aroute – Voltaire, morálna autorita z obdobia francúzskeho osvietenstva.
A konečne Immanuel Kant, autorita, ktorá dáva myšlienkam o práve, najmä prístupu k nemu nový rozmer. Prináša hlboké a obšírne úvahy, ktoré tak výrazne zasa-hujú do myslenia iných, že dejiny nasledujúcich storočí sú charakteristické najmä „re-cepciou, šírením, potieraním, pretváraním a znovuprijatím Kantových ideí“3. Jeho kat-egorický imperatív, prihovárajúci sa nášmu vnútornému svetu, svedomiu slovami“ konaj tak, akoby sa maxima tvojho konania mala prostredníctvom tvojej vôle stať vše-obecným zákonom nenechá ľahostajnú a chladnú žiadnu myseľ, ktorá príde akým-koľvek spôsobom do kontaktu s právom. V tomto smere je potrebné spomenúť i R. Dworkina a L. Fullera.
Pohľadom naspäť do histórie je zaujímavé a pomerne obohacujúce pozastaviť sa pri niektorých názoroch významných mysliteľov a zamyslieť sa nad teóriami. Už v Antike zistíme, „že oblasť práva nebola oddelená od oblasti morálky tak jasne, ako je tomu v súčasných diskusiách, v ktorých sa prísne pojmovo rozlišuje medzi právom a morálkou. Výrazmi „mrav“, „zvyk“, „zákon“ sa označuje nielen to, čo je morálne správne, ale i čo právne vymožiteľné. Morálnou autoritou bol svojou existenciou už samotný zákon.
Sokrates zaraďujúci sa k špičke svetových filozofov vôbec, sa stal morálnou auto-ritou ochraňujúcou právo najmä post mortem. Počas svojho života obhajoval téze, „že konať bezprávie je za všetkých okolností nesprávne“4. Hlboká viera a presvedčenie v toto tvrdenie sa naplnila jeho rozhodnutím, že nevyužije ponúknutú možnosť k úteku z väzenia, keď bol obvinený, že „neuznáva bohov, ktoré uznáva štát, a zavádza iné, nové božstvá a ďalej tým, že kazí mládež“5. Bol presvedčený, že princíp nestrácajú svoju platnosť len preto, že sa stala táto príhoda“6. Na svoju obranu vo svojej obhajobe s oduševnením vyhlásil: „... radšej musím na strane zákona a práva podstúpiť všetky nebezpečenstvá, než sa zo strachu pred väzením, alebo smrťou pridať k vám, keď sa uznášate o veciach nespravodlivých“7. S hrdosťou vyhlasoval, že „nikdy nikomu v ničom nepovolil proti právu“8. „Človek nikdy nesmie jednať nespravodlivo a je nevyhnutné dodržiavať dohody, pokiaľ sú spravodlivé“9. Dohodu chápal za kúsi mlčanlivú zhodu so zákonmi.
Sokratovo uvažovanie je nasledovné: „a) štát (rovnako ako rodičia) umožňuje svojim občanom užívať určité dobrodenia, b) pokiaľ tieto dobrodenia prijímame, zaväzujeme sa k rešpektu k zákonom, ako k protislužbe, c) bolo by morálne nesprávne prijímať len výhody, ktoré poskytuje život v štáte a nepočítať i s možnými nevýhoda-mi, ktoré odtiaľ plynú, alebo môžu plynúť, d) pokiaľ súhlasíme s tým, že sa budeme riadiť zákonmi, zaväzujeme sa rovnako k tomu, že budeme pokladať súdne rozhodnutie za záväzné a definitívne“10. „Dobrý občan musí zachovávať aj zlé zákony, aby nepovzbudzoval zlého občana k porušovaniu dobrých zákonov. Tak vlastne stotožňuje zákonné so spravodlivým: spravodlivosť znamená žiť podľa zákonov štátu“11. Vzdával sa kompetencie posudzovať spravodlivosť súdnych rozhodnutí. Zároveň približuje svoju neochvejnú vieru v spravodlivý verdikt slovami, že sudca nesedí na súde preto, aby robil právo predmetom milosti, ale aby ho rozsudzoval; a je pod prísahou, že nebude prejavovať priazeň podľa svojho osobného zdania, ale že bude súdiť podľa zá-konov“12.
Obdivuhodným spôsobom poukázal spoluobčanom na svoj morálny záväzok, vnímajúc ako neochvejný rešpekt voči zákonom a právnemu systému štátu. V konečnom dôsledku to boli práve oni, spoluobčania, ktorí následne umožnili blaho-darné pôsobenie zákonov tým, že ich rešpektovali, čím im poskytli uznanie a účinnosť. A tak sa v konečnom dôsledku naplnilo Sokratovo posolstvo, zvyšujúce prirodzenú úctu k právu.
Morálnu autoritu, ktorá nemalým prínosom prispela k ochrane práva a k jeho správnemu nasmerovaniu bola významná osobnosť – rétor, filozof a právnik Rímskeho štátu Marcus Tullius Cicero. Niet pochýb, že tento neobyčajný, mimoriadne nadaný človek je „predstaviteľom a hovorcom jednej z hlavných zložiek civilizácie európskej a dnes i svetovej. Vystupoval i ako úspešný advokát a rečník. K zákonom a rímskej jurisdikcii vôbec prechovával neuveriteľný obdiv a úctu, čo dokazuje slovami vo svo-jom spise O rečníkov: „na môj veru knižnice všetkých filozofov prekoná podľa môjho názoru jediná knižka obsahujúca zákony dvanástich dosiek13, ako váhou svojej autori-ty, tak bohatosťou úžitku, ak máme na mysli pramene a základy zákonov. ... Z nich totiž vidíme, že práve tu máme hľadať mravnú silu14. Ctil si a vzdával chválu rímske-mu právu zvýrazňovaním, ako je dôležité sa „dokonale naučiť právo občianske, zoz-námiť sa so zákonmi, obsiahnuť celú minulosť, spoznať procesný poriadok senátu, štátnu ústavu a práva spojenecké ...“15. Sám neskôr vo svojej knihe O povinnostiach napísal, že „ľudia si vždy žiadali rovné právo. Dokiaľ ho dostávali od spravodlivého a poctivého jednotlivca, boli s ním spokojní. Keď tomu prestalo tak byť, boli vynájdené zákony, aby so všetkými ľuďmi vždy hovorili jednou a tou istou rečou. ... Skrátka, je treba všemožne pestovať a zachovávať spravodlivosť“16. Poukazoval tiež na bezprávie, ktorého pôvod videl predovšetkým v existujúcom režime „popierajúceho veškeré predstavy o morálke“.
Pojmy ako spravodlivosť, čestnosť a statočnosť predstavovali základné piliere slušnosti v jeho živote. Jeho princíp slušnosti (decorum) „nemôže byť odlúčený od čestnosti, lebo čo sa sluší je čestné, a čo je čestné to sa sluší“. Silne vnímal potrebu morálky ako v súkromnom, tak i vo verejnom živote.
Dôkladnejším a jasnejším výkladom práva prispel, analogicky, aj k jeho ochrane. Vypovedá o tom najmä jeho dielo O povinnostiach, ktoré je štúdiou o práve, spra-vodlivosti a čestnosti. Cicero vnímal právo ako určité spoločenské puto, bez ktorého nie je v spoločnosti ani poriadku, ani kázne. Svojim postojom teda obhajoval dôsledné dodržiavanie právnych noriem, ktoré spravodlivo modifikovali vzťahy nimi upravené. Právo vnímal ako „podstatný prvok združovania, bez ktorého nemôže žiadna spoločnosť existovať. Je to spoločenské puto – vinculum societalis – a len vďaka nemu môže v medziľudských vzťahoch existovať poriadok – vivendi disciplina.
Spravodlivosť chápal ako všeobecný základ ľudskosti a spoločenstva života. Cice-rovým „prvým príkazom spravodlivosti je, aby človek človeku neškodil, ibaže by bol nespravodlivo napadnutý a aby spoločné statky užíval, ako spoločné a súkromné, ako súkromné. ... základom spravodlivosti bola podľa Cicera vernosť, to je stálosť a opravdivosť v sľuboch a dohodách17. Svoj obdiv a úctu k právu prezentuje tiež myšlienku: „hlavnou zásadou, ak chceš niekomu preukázať službu je, aby si v jeho prospech nepresadzoval nič, čo by odporovalo slušnosti a právu. ... A nie len právom prirodzeným, to jest právom spoločným všetkých národov, no i zákonmi jednotlivých národov, na ktorých v jednotlivých štátoch spočíva ústavné zriadenie, bolo zhodne stanovené, že nesmie jeden druhému škodiť pre svoj vlastný prospech. Svoje úvahy o spravodlivosti, čestnosti a slušnosti Cicero prezieravo využil na upresnenie podstaty a významu práva, čo v konečnom dôsledku opäť v nemalej miere prispelo k jeho ochrane.
Ďalšou zaujímavou osobnosťou bol holandský diplomat a tvorca medzinárodného práva Hugo Grotius. Snažil sa vyriešiť praktický problém, ktorý spočíval v nájdení záväzného práva pre všetky zvrchované národy, kde neexistovala všeobecne prijímaná autorita, či už svetská alebo duchovná. Geniálny intelekt tak umožnil Groti-ovi formovať nový právny systém. Začal teda utvárať medzinárodné právo, ktoré bolo aplikovateľné na medzinárodné vzťahy prostredníctvom prijateľného prirodzeného práva, založeného na ľudskej skúsenosti a overenej tradícii. Jeho pravidlo ´Pacta sunt servanda´ (požiadavka dodržiavania daných sľubov, teda uzavretých zmlúv) sa stalo základom právneho i spoločenského života na národnej i medzinárodnej úrovni!
Grotius nielen ako advokát mieru a humanizácie vojny, analogicky aj ako morálna autorita najmä pre právnickú a filozofickú obec sa pokúsil z „vojny urobiť usporiadanú právnu skutočnosť, a tým ju do určitej miery skrotiť. ... jeho naliehanie nesmeruje k zamedzeniu vojen, ale k ich humanizácii právnymi prostriedkami“18.
Z Grotiových prínosov pre právnu vedu bolo, že zracionálnil prirodzené právo stot-ožnením morálneho zákona s imperatívmi rozumu. Takáto laicizácia, teda zosvetštenie, znamenala v spôsobe uvažovania o práve doslova intelektuálnu revolúciu. Právo prestalo byť chápané ako jeden z aspektov spravodlivosti, ale ako nástroj slobodnou vôľou obdareného človeka, ktorý s jeho pomocou organizuje spoločnosť a vzťahy v nej. Grotius naznačil „základy akejsi všeobecne platnej sociálnej etiky, ktoré však mali obrovský význam pre ďalší vývoj práva. Po prvýkrát v histórii nadobúda právo podobu systému všeobecne záväzných pravidiel. Obsah práva teda začína byť logicky usporiadaným systémom noriem.
Dôležitým gestom vo vývoji práva, ktoré ho navigovalo do podoby, v akej ho máme dnes je Grotiovo definovanie práva, ako „kvalitu osoby, ktorá osobu oprávňuje niečo vlastniť, alebo určitým spôsobom jednať, bez toho, že by sa previnila proti morá-lke. Ide teda o morálnu kvalitu subjektu, odvodenú z povahy človeka a založenú na zákone, kvalitu, ktorá sa prejavuje v jeho moci nad sebou (sloboda), v jeho moci nad iným človekom (otcovská moc, suverénna moc panovníka), v jeho moci nad vecami (vlastníctvo) a v jeho možnosti jednať“. Jeho prioritnou úlohou bolo prispieť k odstráneniu násilia a neporiadku a chrániť osobnú bezpečnosť a vlastníctvo.
Do dejín európskeho právneho myslenia sa ako „nekorunovaný kráľ verejnej mienky“, filozof, historik, osvietenec, humanista a v neposlednom rade i právnik zapísal Francois Marie Arouet – Voltaiere.
Bol morálnou autoritou svojej doby, bojovníkom za spravodlivosť, slobodu a ľudskú česť, ktorý ostro vystupoval proti fanatizmu, bezpráviu a pokryteckému vierovyznávaniu. Po celý svoj život hľadal odpovede na otázky morálky: „aké je pos-lanie človeka na svete a jeho zodpovednosť pred spoločnosťou, akým spôsobom dosi-ahnuť harmóniu medzi úsilím človeka uskutočniť svoje prirodzené túžby s nevyhnutnosťou dodržiavania všeobecných noriem správania sa“. Preslávil sa i obhajobami a rôznymi záslužnými činmi na obranu a rehabilitáciu nespravodlivo odsúdených, ktorých mená sú napokon uvedené aj na jeho náhrobku. Hlásal potrebu ochránenia práva a spravodlivosti.
„Vykonal mnoho aj pre reformu trestného práva, pre prijatie humánnejšieho trestnoprávneho zákonodarstva, odsudzoval trest smrti a mučenie ako metódu vyšetro-vania, ... zdôrazňoval, aby zo sféry trestného práva boli odstránené tresty tzv. náboženských priestupkov: bohorúhačstvo, kacírstvo a pod. ... opravdivé súdnictvo dokazoval Voltaire, musí vychádzať z prezumpcie neviny obžalovaného“. V ňom na-chádzame zmysluplný odkaz: „nech žiadny kňaz nemôže odňať žiadnemu občanovi ani najmenšie právo pod zámienkou, že tento občan je hriešnik, pretože kňaz, sám hriešnik, sa má za hriechy modliť a nie ich súdiť. ... nech je len jedna váha, jedna miera a jedno právo, ... nech všetky zákony sú jasné, rovnaké a presné“19.
Voltaira už len tým, že „dokázal zburcovať verejnú mienku širokých más občanov“ možno právom považovať za morálnu autoritu, ktorá nemalým prínosom prispela k ochrane práva, resp. k prestavbe justičného a právneho systému Francúzska. K Voltairovej sláve nemálo prispel i jeho rázny postoj k pokroku v myslení, charakter-istického odmietaním zastaralých dogiem a predsudkov. Veľkosť jeho osobnosti spočí-va v tom, že „sa preslávil ako živý symbol spravodlivosti pre všetkých“, ktorého hlas počúvala celá Európa. Prostredníctvom rozsiahleho písania o prirodzenom práve, o spravodlivom usporiadaní spoločnosti a v obhajobe rovnosti medzi ľuďmi.
Immanuel Kant sa taktiež javí v hĺbke duše ako skvelý právnik. Hľadajúci, okrem iného, odpovede na otázky v čom tkvie legitimita práva a akým spôsobom je možné právo ochrániť. Dáva myšlienkam o práve nový rozmer. Hovorí, že „právo sa zaoberá vonkajším a vynútiteľným aspektom dokonalých morálnych povinností voči druhým. ... náuka o práve, aj keď s morálkou nevyhnutne súvisí sa odlišuje od náuky o cnosti20. Morálka ako forma cnosti kladie požiadavky na vôľu a vnútornú motiváciu. Zákon kladie požiadavky na navonok prejavené konanie, nie na motiváciu21. Podľa Kanta právo upravuje správne používanie slobody vo vonkajších vzájomných vzťahoch medzi ľuďmi, a a by nedochádzalo ku kolízii slobôd, obmedzuje sféru slobody každého. „Preto všeobecný právny zákon znie: konaj navonok tak, aby slobodné použí-vanie tvojej ľubovôle bolo zlučiteľné so slobodou každého podľa všeobecného zákona“.
Kant rozlišuje medzi „mravným činom, kedy mravný zákon bezprostredne určuje vôľu osoby takýto čin uskutočniť a legálnym činom, kedy sa čin síce uskutočňuje v súlade s mravným zákonom, ale subjekt má k svojmu jednaniu iné pohnútky (strach z trestu, ziskuchtivosť). právo je pre neho teda sférou legálneho zachovania požiadavky kategorického imperatívu22, ktorá sa týka vzájomných vzťahov medzi ľuďmi. ... Právo, ako tvrdí Kant, je poriadok. Definuje ho ako: súhrn podmienok, za ktorých môže byť ľubovôľa jedného zlúčená s ľubovôľou druhého podľa všeobecného zákona slobody. Úlohou práva je pripustiť len takú činnosť jednotlivých osôb, ktorá by bola objektívne zlučiteľná s požiadavkami mravného zákona. ...Oprávnený je teda každý čin, pri ktorom prejav slobodnej ľubovôle každého môže koexistovať so slobodou všetkých ostatných.
Zaujímavé na Kantovej morálke je, že nie je závislá od záujmov jednotlivca ani od jeho šťastia. Dokonca ani „morálna hodnota činu nezávisí od jeho účinkov či dôsledkov. ... Morálne správny čin musí mať morálne správny motív a aby bol čin mo-rálny, musíme ho vykonať preto, že je to tá správna vec, ktorú treba urobiť, alebo z úcty k morálnym hodnotám ako takým“23. Kant vysvetľuje ďalej. „Keď teda niečo konám, musím si byť istý, že chcem, aby každý konal to isté, pokiaľ sa dostane do tej istej situácie. Tu nám v prenesenom význame Kant pripomína Ježišove slová: chovajte sa k ľuďom tak, ako chcete, aby sa ľudia chovali k vám. Ak chcem teda určitým spôsobom jednať, mám si položiť otázku, čo by zostalo z ľudstva, keby každý konal ako ja.
Kant požaduje: „konaj tak, aby si ľudstvo tak vo svojej osobe, ako aj v osobe každého druhého, používal vždy zároveň ako účel, a nikdy nie iba ako prostriedok“24. Tu teda Kant požaduje v prvom rade úctu k človeku. Vysvetľuje, že „viera spočíva na vôli a sama zo seba vyvodzuje praktické idey o tom, čo má byť. ... Kategorický im-peratív je vlastne nepodmienečný príkaz rozumu, adresovaný vôli. Platí absolútne a rovnako pre všetky rozumné bytosti. Jeho dôkladná formulácia znie: „konaj tak, akoby sa maxima tvojho konania mala prostredníctvom tvojej vôle stať všeobecným zákonom25.
Čitateľa prirodzene naviguje týmito myšlienkami k sebareflexii a ku kritickému zhodnoteniu svojho správania. Sila Kantovho posolstva spočíva v preventívnej sebaregulácii, ku ktorej čitateľ zákonite dospeje pri posudzovaní svojho aktuálneho správania a konania. V konečnom dôsledku sa to prejaví v rešpekte a úcte k právnym normám, či už z pohľadu zákonodarcu, alebo subjektu, ktorého postavenie a vzťahy právna norma upravuje.
R. Dworkin26 kritizuje pozitivizmus pre jeho jednostrannosť, ale i preto, že igno-ruje dôležitú úlohu iných hodnôt, ktoré nie sú normami. Napríklad sudca musí ap-likovať právne princípy, aby dospel k stanovisku, ktoré sa zakladá na práve. Nemôže brať zreteľ na správu verejných záležitostí, a konať ako zákonodarca. Podľa Dworkina pod pojem právo môžeme zahrnúť nielen normy, ale aj princípy. Pozitivizmus nepo-važuje princípy za dôležité. Právne normy sa aplikujú spôsobom „všetko alebo nič“ (all or nothing way).
Dworkin si kladie otázky ako má sudca rozhodnúť, ktoré princípy sú obsiahnuté v systéme práva, v rámci ktorého sudca koná.
Dworkin v osobe sudcu „vytvára“ model právnika nadľudsky šikovného, učen-ého, rozhodného a trpezlivého. Tomuto ideálnemu sudcovi dáva meno Herkules, ktorý vo svojej činnosti akceptuje hlavné, neprotirečivé a regulatívne právne normy. Dworkin zdôrazňuje význam integrity, ktorá zahrňuje slušnosť (fairness)
a spravodlivosť (justice) a prísne zachovávanie ustanovených postupov.
Slušnosť sa týka zaobchádzania s jednotlivcom v rámci spoločnosti
a spravodlivosť sa používa v zmysle morálneho kódexu spoločnosti. V neposlednom
rade zdôrazňuje maximálnu mieru rovnosti medzi občanmi Iba vtedy, ak sa bude právo
zakladať na takto chápanej integrite môžeme podľa Dworkina zdôvodniť uplatnenie
kolektívneho donútenia prostredníctvom práva.
L. L. Fuller v snahe formulovať minimálne požiadavky „právneho systému“
vytvoril teóriu procedurálneho naturalizmu27.
V diele Morálka práva vysvetľuje aké znaky musí spĺňať spoločenský systém, aby
bol schopný vytvoriť právny systém.
Zdôrazňuje niekoľko vlastností zákona:
1. všeobecnosť,
2. verejniteľnosť,
3. prospektívnosť, a nie retroaktívnosť,
4. zrozumiteľnosť,
5. dôslednosť,
6. schopnosť prispôsobenia,
7. stabilitu,
8. používanie pri správe spoločnosti.
Toto sú vlastnosti, ktoré tvoria vnútornú morálku práva, vnútorná povaha
právneho systému.
Vernosť právu (fidelity to law) je odrazom predstavy, že občan je povinný zachovávať
zákon iba vtedy, ak sú dané znaky, ktoré tvoria vnútornú morálku práva.
V historickom kontexte Fullerov prístup významne prispel ku kritike formálnych
pozitivistických analýz práva. Jeho teória je skôr post-pozitivistickou analýzou ako
prirodzenoprávnou.
Примечания
1 Zošity humanistov. Číslo 71, júl 2008. Vydáva Rastislav Škoda, Bratislava, s. 18.
2 Chovancová, J. Liberalizmus vs. komunitarizmus. Bratislava: VOPFUK, 2006, s. 17.
3 Chovancová, J. Antológia z politickej a právnej filozofie. Bratislava: VO BVŠP, 2009, s. 125.
4 Graeser, A. Řecká filozofie klasického období. Praha: Oykoymenh, 2000, s. 137.
5 Toman, J. – Tomanovás, M. Sokrates. Praha: Československý spisovatel, 1975, s. 321.
6 Graeser, A. Řecká filozofie klasického období. Praha: Oykoymenh, 2000, s. 138.
7 Platón Spisy I., Euthyfrón, Obrana Sokrata, Kritón, Faidón, Kratylos, Theaitétos, Sofistés, Politikos.
Preklad František Novotný. Praha: Oikoymenh, 2003, s. 50.
8 Platón Spisy I., Euthyfrón, Obrana Sokrata, Kritón, Faidón, Kratylos, Theaitétos, Sofistés, Politikos.
Preklad František Novotný. Praha: Oikoymenh, 2003, s. 51.
9 Graeser, A. Řecká filozofie klasického období. Praha: Oykoymenh, 2000, s. 138.
10 Graeser, A. Řecká filozofie klasického období. Praha: Oykoymenh, 2000, s. 142.
11 Bröstl, A. Dejiny politického a právneho myslenia. Bratislava: Iura Edition, 1999, s. 25.
12 Platón Spisy I., Euthyfrón, Obrana Sokrata, Kritón, Faidón, Kratylos, Theaitétos, Sofistés, Politikos.
Preklad František Novotný. Praha: Oikoymenh, 2003, s. 54.
13 Ide o najstaršiu rímsku kodifikáciu obyčajových noriem. „Zákon 12 tabúľ sa od samého počiatku tešil
nebývalej autorite. Považoval sa za prameň všetkého verejného i súkromného práva ... každý inteligentný
Riman poznal jeho text spamäti. Cicero sa ho učil ako povinnú školskú básničku. Zachovali sa len jed notlivé vety, rôzne príkazy a zákazy, ako ich s obľubou citovali rímski právnici, historici a rečníci z konca republiky i prvých storočí cisárstva“. KINCL, J. – URFUS, V. Římské právo. Praha: Panorama, 1990, s. 33.
14 Cicero, M. T. O Řečníku, preložil Václav Prach. Praha: Hendrich, 1940, s. 34-35.
15 Cicero, M. T. O Řečníku, preložil Václav Prach. Praha: Hendrich, 1940, s. 28.
16 Cicero, M. T. O povinnostech, z lat. originálu preložil Jaroslav Ludvíkovská. Praha: Svoboda, 1970, s. 104.
17 Cicero, M. T. O povinnostech, z lat. originálu preložil Jaroslav Ludvíkovská. Praha: Svoboda, 1970, s. 33-34.
18 Bröstl, A. Dejiny politického a právneho myslenia. Bratislava: Iura Edition, 1999, s. 112.
19 Voltaire, F. M. Filozofický slovník. Preložila Emma Horská, Jan Laichter. Praha, 1925, s. 370-371.
20 „Uzrieť cnosť v jej skutočnej podobe nie je nič iné, než predstaviť mravnosť zbavenú všetkých prímesí zmyslovosti a všetkých nepravých ozdôb odmeny alebo sebalásky“. KANT, I. Základy metafyziky mravov. Bratislava: Kalligram, 2004, s. 54.
21 Thomson, G. Kant, preložila Ľubica Hábová. Bratislava: Albert Marenčin – Vydavateľstvo PT, 2004, s. 93-94.
22 Kategorický imperatív opisuje, ako by konala dokonale racionálna bytosť. Pre nedokonalé racionálne bytosti, ako sme my ľudia, je to „to čo by malo byť“, ktoré nám diktuje ako by sme mali konať. Thomson, G. Kant, preložila Ľubica Hábová. Bratislava, Albert Marečin Vydavateľstvo PT, 2004, s. 84.
23 Thomson, G. Kant, preložila Ľubica Hábová. Bratislava, Albert Marečin Vydavateľstvo PT, 2004, s. 82-83.
24 Chovancová, J.:Kant filozof a právnik In: Acta univeritas Masarykianae Brunensis , Brno 2004, s.l60-l64.
25 Kant, I. Základy metafyziky mravov. Bratislava: Kalligram, 2004, s. 48.
26 Chovancová, J., Valent, T. Filozofia pre právnika. Bratislava: VO PraF UK, 2008, s. 227.
27 Chovancová, J. Filozofia a politická filozofia 20. storočia. In: Acta Facultatis Iuridicae UK, roč. l9,Bratislava 2000.s. 87
M. Danish
THE IMPORTANT AUTHORITY IN THE HISTORY OF THE LAW DEALS
Key words: history of the law; crisis of morality; Socrates; Cicero; Voltaire; Kant.
Article entitled important authority in the history of the law deals with the need for moral authority, as participating sponsor in the protection of the law. Especially today – in time of economic crisis, respectively, in crisis of morality. Through important per-sonalities in the history of humanity, as Socrates, M. T. Cicero, H. Grotius, F. M. Vol-taire or Kant, causing with their life work a revolution in legal thinking the author points to the need of existence and activity of moral authority. Especially in the field of law. However, not all authorities can be considered as morally. In the 20th century are very important to talking about so important theists such as R. Dworkin, L. L. Fuller. An important message is that history is rich, so that we learn from it and inspired by these authorities, created your own court and then correctly decided that we avoid mis-takes with our ancestors have solved.
            [name_en] => IMPORTANT AUTHORITY IN THE HISTORY OF THE LAW DEALS 
            [annotation_en] => The article deals with the need for moral authority, as participating sponsor in the protection of the law. It is devoted to the famous coryphaeus in the history of legal thought. Their ideas sound especially relevant in the period of the modern crisis of morality. The views of Socrates, Cicero, Voltaire, Kant, as well as modern scientists R. Dvorkin and L. Fuller are considered in the historical context.
            [text_en] => The article deals with the need for moral authority, as participating sponsor in the protection of the law. It is devoted to the famous coryphaeus in the history of legal thought. Their ideas sound especially relevant in the period of the modern crisis of morality. The views of Socrates, Cicero, Voltaire, Kant, as well as modern scientists R. Dvorkin and L. Fuller are considered in the historical context.
            [udk] => 
            [order] => 3
            [filepdf_ru] => 95_ru.pdf
            [filepdf_en] => 95_en.pdf
            [download] => 
            [section_ru] => СТАТЬИ И СООБЩЕНИЯ
            [section_en] => ARTICLES AND POSTS
            [authors] => Array
                (
                    [0] => Array
                        (
                            [author_ru] => Мирослав  Даниш
                            [author_en] => Miroslav Danish 
                        )

                )

        )

    [3] => Array
        (
            [id_section] => 6
            [id] => 96
            [id_journal] => 5
            [name_ru] => ПУТЕШЕСТВИЯ РОССИЙСКИХ УЧЕНЫХ В СЛАВЯНСКИЕ ЗЕМЛИ И ИХ РОЛЬ В ФОРМИРОВАНИИ ОТЕЧЕСТВЕННОГО СЛАВЯНОВЕДЕНИЯ В ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ XIX ВЕКА
            [annotation_ru] => В статье на архивных материалах дана характеристика путешествий рос-сийских славистов в первой половине XIX века в славянские земли Австрийской империи. Показаны особенности формирования первого, романтического, этапа отечественного славяноведения. Акцентируется внимание на роли славянского вопроса в период формирования государственной доктрины «самодержавие, православие, народность».
Ключевые слова: российское славяноведение; слависты; путешествия в сла-вянские земли; кафедры славянских наречий и литератур.
            [text_ru] => В статье на архивных материалах дана характеристика путешествий рос-сийских славистов в первой половине XIX века в славянские земли Австрийской империи. Показаны особенности формирования первого, романтического, этапа отечественного славяноведения. Акцентируется внимание на роли славянского вопроса в период формирования государственной доктрины «самодержавие, православие, народность».
Ключевые слова: российское славяноведение; слависты; путешествия в сла-вянские земли; кафедры славянских наречий и литератур.
Славяноведение как наука зародилось на рубеже XVIII – XIX веков и в славянских землях вскоре стало выразителем и пропагандистом патриотических идей национального возрождения, а затем, после всеобщего воодушевления поэ-мой словацкого поэта и мыслителя Яна Коллара «Дочь Славы» и его трактатом «О литературной взаимности между племенами и наречиями славянскими» (1836), - и славянской идеей1. На характер представлений российских ученых о славянах, на пробуждение научного и государственного интереса к ним большое влияние оказали путешествия по славянским землям. Само понятие «славянские земли» широко входит в научный оборот после путешествий славистов в Европу в первой половине XIX века. Выделение этого ареала научных изысканий озна-чало оформление славянской идентичности России, пока лишь в области нового направления науки – славяноведения. В тот период оно не имело политической окраски и не отражало каких-либо гео- или этнополитических устремлений, как это стало позднее.
Первым, кто посетил земли славян Австрийской империи с научными це-лями, был известный санкт-петербургский библиограф П.И. Кеппен. Оценивая его поездку, другой российский ученый, А. Кочубинский, писал в конце XIX ве-ка: «Путешествие энергичного Кеппена по Австрии, по славянским землям, со-ставило известного рода эпоху в развитии славяноведения у нас, с многообраз-ными последствиями в ближайшем и более отдаленном будущем. Но оно было со значением и для них, самих славян Австрии. Кеппен тощ не возвратился уже по одному тому, что открыл личные знакомства с выдающимися деятелями того времени среди австрийских славян; он стал, верный себе, энергичным посредни-ком между молодою наукою России и славянскими учеными силами Ав-стрии...»2.
Путешествия Кеппена можно восстановить по его пока не опубликованно-му путевому дневнику3. Как свидетельствуют записи, во время своей поездки Кеппен встретился с представителями самых различных славянских наречий и собрал материалы для своего будущего издания – «Библиографические листы».
В славянских землях он также собрал одну из первых в России библиотек по сла-вянской истории и литературе.
После возвращения Кеппена из-за границы его связи со славянскими уче-ными становятся оживленными и регулярными. Это – переписка, обмен книгами, научной информацией и т.п. В 1820-е годы в кругах российских преподавателей возникает мысль о создании славянских кафедр в высших учебных заведениях. В литературе существует точка зрения, что эта идея впервые появилась у Кеппена, и возникла она в результате его общения с зарубежными славистами, в частности под влиянием трактата Яна Коллара « О славянской взаимности». Так, А. Сиро-тинин полагал, что точно во исполнение указанной Колларом программы «изуча-ется в университетах славяноведение, возникают общеславянские литературные журналы, издаются грамматики и словари всех славянских наречий, собираются народные песни, пословицы, созываются славянские съезды»4. Оценки россий-ского слависта, на наш взгляд, не совсем точно определяли характер сотрудниче-ства Коллара и Кеппена в области славяноведения и публицистики. Даже хроно-логическое несовпадение даты возможного влияния программы Коллара и деятельность русского ученого подтверждает ее самостоятельность. Идея созда-ния кафедр славянских языков и конкретная программа культурного сотрудниче-ства славян была сформулирована Колларом в его трактате, впервые опублико-ванном в журнале «Гронка» лишь в 1834 году. Более реально было бы говорить об обратном влиянии российского слависта на формирование идеи славянской взаимности Коллара.
В письме к министру народного просвещения А.С. Шишкову в декабре 1826 г. Кеппен указывал на необходимость основать кафедру славянской литера-туры при филологическом отделении Главного педагогического института. При этом основным его аргументом было то, что «самое основательное знание отече-ственного языка и постепенное усовершенствование оного не может иметь места без знания древнего коренного языка и без понятий (хотя предварительных) о свойствах и литературе всех его многозначительных отраслей»5. Позже Кеппен развернул широкую деятельность по приглашению славянских ученых в Россию для преподавания новой дисциплины в высших учебных заведениях6.
Славянский вопрос обострился после подавления польского восстания 1830 г., расколовшего западных славистов на сторонников и противников русо-фильства. В первое десятилетие правления Николая I начинается оформление принципов государственной доктрины – теории официальной народности. В се-редине 1820-х годов император должен был не только провозгласить самодержа-вие неотъемлемым элементом сильной Российской империи, но и определить его роль в истории. Необходимо было объяснить отсутствие представительных учреждений в России. В обнародованном после суда над декабристами манифе-сте самодержавие провозглашалось той силой, которая способна самостоятельно реализовать все общественные потребности7. Некоторый присущий правлению Александра I религиозный космополитизм остался в прошлом. Это проявилось в закрытии Библейских обществ и ликвидации Министерства духовных дел и народного просвещения8. Православие было провозглашено основной религиоз-ной составляющей новой доктрины. Этот постулат поддержали церковные В славянских землях он также собрал одну из первых в России библиотек по сла-вянской истории и литературе.
После возвращения Кеппена из-за границы его связи со славянскими уче-ными становятся оживленными и регулярными. Это – переписка, обмен книгами, научной информацией и т.п. В 1820-е годы в кругах российских преподавателей возникает мысль о создании славянских кафедр в высших учебных заведениях. В литературе существует точка зрения, что эта идея впервые появилась у Кеппена, и возникла она в результате его общения с зарубежными славистами, в частности под влиянием трактата Яна Коллара « О славянской взаимности». Так, А. Сиро-тинин полагал, что точно во исполнение указанной Колларом программы «изуча-ется в университетах славяноведение, возникают общеславянские литературные журналы, издаются грамматики и словари всех славянских наречий, собираются народные песни, пословицы, созываются славянские съезды»4. Оценки россий-ского слависта, на наш взгляд, не совсем точно определяли характер сотрудниче-ства Коллара и Кеппена в области славяноведения и публицистики. Даже хроно-логическое несовпадение даты возможного влияния программы Коллара и деятельность русского ученого подтверждает ее самостоятельность. Идея созда-ния кафедр славянских языков и конкретная программа культурного сотрудниче-ства славян была сформулирована Колларом в его трактате, впервые опублико-ванном в журнале «Гронка» лишь в 1834 году. Более реально было бы говорить об обратном влиянии российского слависта на формирование идеи славянской взаимности Коллара.
В письме к министру народного просвещения А.С. Шишкову в декабре 1826 г. Кеппен указывал на необходимость основать кафедру славянской литера-туры при филологическом отделении Главного педагогического института. При этом основным его аргументом было то, что «самое основательное знание отече-ственного языка и постепенное усовершенствование оного не может иметь места без знания древнего коренного языка и без понятий (хотя предварительных) о свойствах и литературе всех его многозначительных отраслей»5. Позже Кеппен развернул широкую деятельность по приглашению славянских ученых в Россию для преподавания новой дисциплины в высших учебных заведениях6.
Славянский вопрос обострился после подавления польского восстания 1830 г., расколовшего западных славистов на сторонников и противников русо-фильства. В первое десятилетие правления Николая I начинается оформление принципов государственной доктрины – теории официальной народности. В се-редине 1820-х годов император должен был не только провозгласить самодержа-вие неотъемлемым элементом сильной Российской империи, но и определить его роль в истории. Необходимо было объяснить отсутствие представительных учреждений в России. В обнародованном после суда над декабристами манифе-сте самодержавие провозглашалось той силой, которая способна самостоятельно реализовать все общественные потребности7. Некоторый присущий правлению Александра I религиозный космополитизм остался в прошлом. Это проявилось в закрытии Библейских обществ и ликвидации Министерства духовных дел и народного просвещения8. Православие было провозглашено основной религиоз-ной составляющей новой доктрины. Этот постулат поддержали церковные иерархи и представители ведущего национально-консервативного политического направления.
Центральным элементом названной теории стало понятие «народность», именно в ней нашло свое выражение противопоставление России Европе, и вме-сте с тем, смелое утверждение, что Россия могла идти не позади, а, по крайней мере, рядом с прочими европейскими национальностями. Включение элемента «народности» в официальную доктрину государства имело далеко идущие по-следствия, проявившиеся, в частности, в борьбе славянофилов и западников и особом пути развития русского либерализма.
Исключительную роль в складывании либеральной традиции в России иг-рали некоторые государственные деятели. Особенностью русского либерализма было то, что главными инициаторами модернизации выступали представители правительственных кругов. При этом не исключается роль поместного дворян-ства, интеллигенции и выдающихся деятелей просвещения и общественной мыс-ли. В этом смысле славянский вопрос несомненно можно отнести к содержанию либеральной программы российской властвующей элиты. Наиболее наглядно это демонстрируют взгляды министра народного просвещения С. Уварова.
Первоначально С.С. Уваров находил аргументы в пользу теории офици-альной народности во внешнем факторе – в движении славян Австрийской и Османской империй. В историографии существует мнение, что на содержание соответствующих записок графа С. Уварова к императору и главе внешнего ве-домства России графу К.В. Нессельроде повлияли донесения М. Погодина о ре-зультатах его путешествий по славянским землям9. В письме к канцлеру (1842 г.) С. Уваров пишет о назревшей необходимости обратить внимание на австрийских славян: «...Иностранные кабинеты пытаются подорвать остатки нашего влияния на наших единоверцев, чтобы денационализировать славянское население: они сговорились лишить его религиозной веры и веры в нас. Это средство эффектив-но и не ново; со своей обычной осмотрительностью Австрия использует его из-давна». В противовес этим антиславянским устремлениям русский министр предлагает не бездействовать в данной области, а усилить преподавание слави-стических дисциплин в России, устанавливать дружеские контакты с зарубеж-ными славянами в целях содействия российскому внешнеполитическому курсу, вопреки тому, что «европейской политике выгодно держать нас в бездействии в указанной области, в то время как сама эта политика не дремлет и открыто ма-неврирует, дабы полностью изгнать нас оттуда»10.
Об этих маневрах во внешнеполитической сфере свидетельствует включе-ние славянского вопроса в русско-австрийские переговоры начала 1840-х годов. В ноябре 1842 года посол Российской империи в Вене граф Медем доносил в Пе-тербург Нессельроде, что австрийское правительство «откровенно» высказало ему свои опасения по поводу славянского движения (в частности иллирийского), считая, что содействие этому движению оказывают «выходцы из России». В от-вет на сообщение Медема император Николай собственноручно написал на его депеше, что никогда русское правительство не опустилось бы до того, чтобы поддерживать революционную агитацию в соседнем дружественном государ-стве.
Важную роль в формировании государственного интереса к славянскому вопросу и в организации изучения славянства в российских университетах играл М.П. Погодин.
Михаил Петрович Погодин (1800–1875), известный историк, профессор Московского университета, не был славистом-профессионалом. Основное вни-мание в своей преподавательской и научной деятельности он уделял российской истории и в течение девяти лет возглавлял кафедру российской истории в Мос-ковском университете (1835–1844). Эта кафедра была основана в соответствии с новым университетским уставом 1835 г., как и кафедра славянских наречий. Во главе них были поставлены заслуживающие доверия правительства профессора. Легитимность М. Погодина и доверительные отношения с правительственными кругами чаще всего ставились ему в вину как западнически настроенными со-временниками, так и впоследствии – и марксистской историографией. В совре-менной литературе до сих пор сохранились самые противоречивые оценки дея-тельности М. Погодина как ученого и общественного деятеля11.
Занимаясь российской историей, Погодин живо интересовался прошлым славянских народов12. Этот интерес возник у него еще в 1820-е гг., однако в свои университетские курсы по всеобщей и российской истории он включает славян-ский материал лишь с 1830-х годов. В ответ на польское восстание 1830–1831 гг. Погодиным был начат курс лекций «История Царства Польского», который он не успел завершить из-за запрета администрации13. По мнению М. Досталь, «М. По-годин, стремясь представить славянские народы в качестве равноправных участ-ников европейской истории и глубже обосновать свою концепцию русской исто-рии, вводит славянский материал в свои курсы»14. Именно этот интерес московского профессора к славянству и его истории побудил его предпринять ставшие впоследствии знаменитыми «путешествия в славянские земли».
Известны четыре его путешествия М. Погодина (1835, 1839, 1842 и 1846 гг.), во время которых и произошло знакомство с лидерами славянских движе-ний, в том числе и с автором теории славянской взаимности - Яном Колларом. Первая командировка имела целью побывать в лучших учебных и научных заве-дениях Западной Европы, и в первую очередь в Берлинском университете. Здесь он познакомился с лекциями Л. Ранке, Ф. Савиньи, Ф. Шлоссера и вынес твердое убеждение о необходимости тщательной проверки по первоисточникам всех их исторических трудов, а также более узкой специализации в преподавании и изу-чении исторических дисциплин.
Непосредственные встречи со славянскими деятелями произошло во вре-мя второго путешествия 1839 года. Общение с ними для Погодина было намного свободнее, так как он мог представить, какое образование получили эти деятели, прослушавшие университетские курсы, главным образом в Германии. Как пока-зал анализ корреспонденции Погодина со славянскими учеными, это была пере-писка профессионалов, одинаково полезная для обеих сторон, проходившая на современном им уровне исторической и славистической науки. Кроме академи-ческих интересов обсуждались и практические вопросы: как лучше обменять и переслать книги, подписаться на научные журналы, кому необходима матери-альная поддержка15.
Но была и другая сторона этих отношений, которая может быть и сегодня раскрыта лишь с помощью архивных изысканий. Ссылки современных исследо-вателей на изданные еще при его жизни «Политические письма М. Погодина», на наш взгляд, неточно трактуют истинную подоплеку его славянских контактов. Конечно, именно с М. Погодина начинается использование в политических целях чисто научных российско-славянских контактов. Материальная поддержка, кото-рая оказывалась официальными ведомствами, не была только благотворительной помощью. В российском архиве хранятся адресованные С.С. Уварову донесения Погодина о результатах путешествий по землям австрийских славян. В них он указывал на русофильство славян, и даже на их стремление отделиться от Ав-стрийской империи и образовать славянское федеративное государство во главе с Россией16. Эти донесения были подготовлены М. Погодиным после второго пу-тешествия в славянские земли, во время которого он познакомился с автором теории славянской взаимности – словацким ученым Я. Колларом.
Следует заметить, что публикации донесений московского профессора в Министерство народного просвещения и его писем к графине Блудовой от 1874 г.17 не совпадают полностью с секретными материалами, хранящимися в архиве Министерства народного просвещения. Из этих архивных материалов явно сле-дует, что донесения М. Погодина нашли поддержку у министра и императора, о которой он умалчивает в своих опубликованных письмах.
В научной литературе о путешествиях российских ученых в славянские земли остался также незамеченным факт, что хорошо известному вояжу Погоди-на 1839 г. предшествовала командировка в славянские земли двух студентов Главного педагогического института М. Касторского и Н. Иванишева. После своих поездок они составили записки в Министерство народного просвещения «о состоянии богемских ученых и венгерских сербов». Документы были переданы С. Уваровым президенту Императорской российской академии и в канцелярию самого императора18. В сопроводительной записке С. Уваров замечает, что «сведения, полученные в результате путешествия молодых наших ученых в сла-вянские земли, кроме положительных результатов для нашей филологии, доста-вили ... ближайшие сведения о настоящем положении славянского мира». Здесь же он просил оказать материальную поддержку славянским ученым.
В итоге он получил согласие президента академии А. Шишкова и такую же резолюцию императора. Выделенная значительная сумма денег могла быть передана славянским ученым через М.П. Погодина. В докладной записке к импе-ратору от 6 декабря 1838 г. С. Уваров писал: «Для доставления же оной суммы... представляется удобный случай в путешествии в славянские земли профессора Московского университета Погодина, который, отправляясь в начале будущего года и находясь в литературных сношениях с сими учеными, может доставить им щедротами Вашего Величества дарованное пособие, равно как и прочие пожерт-вования, без обращения на то особенного внимания со стороны Австрийского правительства»19. А в январе 1839 г. Погодин получил секретное послание из ми-нистерства, в котором за подписью Уварова ему поручалось «доставить Шафа-рику и Ганке каждому по пяти тыс. рублей согласно с данными мною (С. Уваро-вым. – Г.Р.) вам словесно наставлениями по сему предмету»20.
Обнаруженные документы дают возможность несколько иначе предста-вить историю организации субсидирования славянских ученых со стороны рос-сийского правительства. Традиционно в лите-ратуре эти акции воспринимались как ответ на личную инициативу профессора М. Погодина. Однако есть основа-ние утверждать, что оказание материальной поддержки лидерам славянского движения в Австрийской империи началось по инициативе российского прави-тельства и лично министра народного просвещения С. Уварова.
С другой стороны, бесспорным является тот факт, что дружеские отно-шения Уварова и Погодина на протяжении многих лет способствовали выработ-ке у них общих взглядов на славянский вопрос21. Спорной представляется точка зрения Ф.А. Петрова о том, что «вторая докладная записка Погодина (1844 г. – Г.Р.) вызвала нарекания Уварова, который заметил, что тот как профессор уни-верситета превышает поставленные перед ним задачи, и его вторжение в совре-менную политику, основанную на принципах “Священного Союза”, нежелатель-но»22. Эти оценки появляются у министра народного просвещения намного позже, в 1847 г. в знаменитом циркуляре вслед за разгромом Кирилло-Мефодиевского общества. Даже после ухода с кафедры Московского универси-тета М. Погодин пользовался особой поддержкой правительства23.
После путешествия Погодина 1839 г. С. Уваров сообщал императору: «Я получил ныне от профессора Погодина донесение об исполнении возложенного на него поручения... он исполнил его с должной осмотрительностью и можно полагать, что оно не сделалось никому известным и не возбудило внимания Ав-стрийского правительства»24. Позже за свои труды и риск М. Погодин был награжден орденом Св. Владимира четвертой степени и денежным вознагражде-нием в три тысячи рублей серебром25. Таким образом, все донесения М. Погоди-на нашли поддержку в правительстве. Иначе не могло и быть, так как изначально инициатива оказания поддержки славянских деятелей исходила из министерства.
После личной встречи с идеологами славянских движений в Австрии М. Погодин увидел в них лидеров, за которыми могли бы пойти австрийские сла-вяне. В донесениях министру С. Уварову от 1840 и 1843 гг. Погодин писал: «...Влияние их (Коллара и Шафарика. – Г.Р.) во всех славянских странах беско-нечное. Все славянские языки и литературы как будто ожили, проснулись от дол-говременного тяжелого сна прикосновением их волшебного жезла...»26. Далее, сообщая о тяжелом положении славян в Австрийской империи, Погодин замеча-ет: «…Дикая грубость и жестокость их непосредственных угнетателей, венгер-цев, вместе со стихотворениями их барда Коляра, возбудили новое поколение до неимоверности». Эта внутренняя ситуация, по мнению М. Погодина, могла спо-собствовать усилению влияния России среди славян, которые рассматривались как будущие союзники в этом регионе. М. Погодин предлагает российскому пра-вительству всячески поддерживать славянских лидеров, и в первую очередь ма-териально. По его мнению, «протестантский проповедник Коляр, первый двига-тель славянской приверженности к России, имеет полное право на содействие его ученым трудам». Погодин даже называет сумму пособия тем австрийским славя-нам, кто бы мог в дальнейшем содействовать распространению славянской вза-имности, – «25 тыс. руб. ас. ежегодного пособия удовлетворили бы оныя в избытке; 10 тыс. отчасти. Пособие должно быть подаваемо, разумеется, самым тайным образом». В следующем донесении о путешествии 1842 г. Погодин еще более настойчиво пишет о необходимости материальной поддержки австрийских славян: «Теперь могу сказать, что эту помощь считаю необходимою, если Россия не решилась оставить славян совершенно на произвол судьбы и европейских ин-тересов. Я берусь доставить ее еще более тайно, нежели англичане доставляют порох черкесам или пруссаки запрещенные книги полякам. Большую часть этой помощи можно даже делать публично, от имени Российской академии и истори-ческих обществ...»27.
Как свидетельствуют материалы российского архива, первое донесение было представлено С. Уваровым императору. На его докладной записке от 23 февраля 1840 г. сохранились карандашные пометы, сделанные рукой Николая I: «Очень любопытно, но требует большой осторожности. 2 тысячи серебром вы-дать можно»28. Интерпретация М. Погодиным стремлений австрийских славян, в том числе и словаков, к культурному и духовному сближению как предпосылки к политическому объединению нашла поддержку у императора, которая вырази-лась в его кратком «очень любопытно» и выделении материальной помощи ли-дерам славянских движений.
После принятия устава 1835 года в славянские земли для изучения исто-рии, литературы и языка народов, их населявших, были посланы кандидаты на занятие этих кафедр из четырех российских университетов – О.М. Бодянский, П.И. Прейс, И.И. Срезневский и В.И. Григорович. Свои знания, опыт, методику научных исследований молодые ученые получили прежде всего в Праге, которая в тот период являлась центром славистических изысканий. Вернувшись после путешествий по славянским землям, именно они заложили основы русского научного славяноведения29.
Все четверо ученых, занявших впоследствии кафедры славистики в Мос-ковском, Петербургском, Харьковском и Казанском университетах, лично позна-комились во время поездок с многими славянскими учеными, их сочинениями, завязали с ними переписку, стали пропагандистами творчества в своей последу-ющей научной и общественной деятельности. Однако эти встречи не произошли спонтанно, а были обязательной частью программы их заграничных стажировок, которые утверждались в Министерстве народного просвещения, что свидетель-ствует о наличии государственных интересов в контактах российских профессо-ров со славянскими учеными.
Одним из первых в славянские земли выехал Измаил Иванович Срезнев-ский (1812–1880), будущий профессор Харьковского, а позднее (после смерти П.И. Прейса) Петербургского университета. В отечественной историографии по-дробно изучена его роль в становлении и развитии славяноведения и российско-славянских научных связей30.
Как в свое время М.П. Погодин И. Срезневский обратился в Министер-ство народного просвещения за поддержкой, чтобы получить содействие в изда-нии сочинений славянских ученых, в том числе и Я. Коллара. Благодаря этому ходатайству все высшие учебные заведения России должны были подписаться на сочинение словацкого поэта «Старо-Италия славянская»31. Кроме того Срезневский стал одним из активных популяризаторов и защитников идеи славянской взаимности в России. Вместе с П. Прейсом он планирует издание в России все-славянского журнала «Новости словесности русской и иностранной», который, по их мнению, мог бы стать практическим воплощением литературной взаимно-сти славян. Общение Срезневского с австрийскими славянами сказалось и на его педагогической деятельности. Во вступительной лекции 1842 г. в Харьковском университете он дал восторженную оценку идеям славянской взаимности. Один из воспитанников Харьковского университета Де-Пуле вспоминал: «И.И. Срез-невский открыл чтение славянский наречий... Успех был громадный!.. Новость предмета, бойкость изложения, то восторженного и приправленного цитатами из Коляра, Пушкина и Мицкевича, то строго-критического, не лишенного юмора и иронии, все это действовало на учащуюся молодежь самым возбужденным обра-зом»32.
С 1846 года Срезневский начал читать свои лекции по истории и литерату-ре славянских наречий в Петербургском университете. Они вызвали в столице интерес не только студенческой, но и более широкой аудитории. На лекциях бы-вали граф С. Уваров, попечитель университета граф А.И. Мусин-Пушкин, рек-тор П.А. Плетнев и другие сановники. Один из учеников Срезневского, в буду-щем талантливый публицист и литератор, А.Н. Пыпин вспоминал: «Первое впечатление уже несколько охладилось, но в первой половине 60-х годов мы бы-вали слушателями его одушевленных лекций, какие в это время редки были в нашем университете»33.
В Казанском университете В.И. Григорович по итогам своих поездок в славянские земли подготовил для университетских студентов курс «Славянские древности» на основании лингвистических, археологических, этнографических данных и письменных источников, которые он собрал за границей. Среди наибо-лее знаменитых учеников В. Григоровича, впоследствии ставших учеными-славистами, был профессор славянской филологии Казанского университета М.П. Петровский.
Еще одним кандидатом на занятие кафедры истории и литератур славян-ских наречий в Московском университете был Осип Максимович Бодянский (1808–1877). Его командировка в славянские земли продолжалась в течении 1837–1842 годов. В 1837 году Бодянский защитил диссертацию «О народной по-эзии славянских племен», став первым в России магистром славянских наречий. В «Записке», представленной министру просвещения, он излагал план своего путешествия и отмечал: «...Из Вены через Пресбург отправиться в Пест и Буду (Офен), где Коллар, отличный знаток словацкого языка может служить своими наставлениями в нем, и для путешествия по Венгрии, особенно по Словации...»34.
Научные и личные связи славянских лидеров с первыми университетскими славистами России, несомненно, имели широкое практическое значение и повли-яли на характер российского славяноведения начального периода его развития. Интерес к славянству был во многом усилен распространением сведений о твор-честве славянских литераторов, филологов и историков в российской периодиче-ской печати, публикациями их сочинений, университетскими лекциями профес-соров-славистов.
В первой половине XIX в. русские ученые - слависты открыли для России
теорию славянской взаимности, сформулированную славянами Австрийской им-
перии, а их ученики отнеслись к этой теории как руководству к действию. В сре-
де интеллигенции началась мода на изучение славянских и древних языков, при-
глашения учителей и гувернеров из австрийских славян Труды Добровского,
Шафарика, Ганки, Коллара изучались не только специалистами, отрывки из них
публиковались в так любимых российской публикой «толстых» журналах. Наши
соотечественники охотно ехали в славянские земли, выделяя этот регион как
особый маршрут в своих европейских путешествиях. В то же время просьбы уче-
ных-славистов и общественных деятелей поддержать братьев-славян в Австрий-
ской империи были вызваны искренним чувством и желанием помочь им в их
подвижнической деятельности.
Основание кафедр истории и литературы славянских наречий по новому
университетскому уставу 1835 года в четырех российских университетах также
являлось своеобразным ответом властей на славянское возрождение в Европе.
При этом министр народного просвещения С.С. Уваров стремился обратить но-
вый предмет в русло теории официальной народности.
Общий итог поездок российских ученых в славянские земли – становле-
ние первого, романтического, этапа российского славяноведения как науки35.
Примечания
1 Досталь М.Ю. Как Феникс из пепла...: Отечественное славяноведение в период Второй мировой
войны и первые послевоенные годы. М.: Индрик, 2009. С.35.
2 Кочубинский А.А. Начальные годы русского славяноведения. Одесса, 1887–1888. С. 99.
3 Путевые записки П.Кеппена хранятся в ПФА РАН. Ф. 30. Оп. 1.
4 Сиротинин А. Коллар и Хомяков // Россия и славяне. СПб., 1913. С. 228, 230, 235, 243.
5 Ягич В.И. Новые письма Добровского, Копитара и других западных славян // Сборник ОРЯС.
1897. Т. 62. С. 373–374.
6 По мнению С.В. Смирнова, мысль о создании славянских кафедр в высших учебных заведениях
России могла возникнуть у Кеппена под влиянием В. Ганки. См.: Смирнов С.В. Первые русские
слависты и Чехия // Труды по русской и славянской филологии. Т. XXII. Ученые записки Тартуско-
го государственного университета. Тарту, 1973. С. 47–175.
7 См. об этом подробно: Бахтурина А.Ю. Государственная доктрина российского самодержавия в
XIX – начале XX вв. (к вопросу о возникновении и развитии «теории официальной народности») //
Россия и Европа: поиск единства или апология самобытности.– М.: РГГУ, 1995. С. 19–37.
8 См. об этом подробно: Рижский М.И. История переводов Библии в России. Новосибирск: Наука,
1978.
9 Dostaĺová M. “Slovanská otázka” v názoroch grofa S.S.Uvarova // Slovanské štúdie. Bratislava, 1993.
Sv. 1–2. S. 68. Автором статьи в ОПИ ГИМ было обнаружено и впервые опубликовано ранее не
вводимое в научный оборот письмо С.С. Уварова к К.В. Нессельроде от 26 декабря 1842 г. В статье
допущена неточность, когда утверждается, что первая Записка Погодина 1839 г. не была представ-
лена императору, так как Уваров счел ее преждевременной. Как показали архивные изыскания авто-
ра данной статьи, именно по инициативе Уварова Погодин передает материальное пособие импера-
тора и академии идеологам славянского движения в Австрии - Шафарику и Ганке. Записка (письмо)
Погодина 1840 года о путешествии 1839 г. было передано императору вместе с докладной запиской
Уварова (РГИА. Ф. 1108. Оп. 2. Е. х. 1. Л. 18–53).
10 Цитируется по: Dostaĺová M. Op.cit. S. 73.
11 Сравним оценку деятельности М. Погодина в работах: Левандовский А.А. Т.Н. Грановский в русском общественном движении. М., 1989. С. 42–46, 180 и др.; Петров Ф.А. М.П. Погодин и создание кафедры российской истории в Московском университете. М., 1995.
12 По мнению историка Н. Попова, одно из первых мест в ряду российских представителей, посе-тивших славянские земли и вступивших в личное общение с вождями славянского движения на западе и юге, бесспорно, принадлежит Погодину. См.: Попов Н. Погодин М.П. как славянский пуб-лицист // Родное племя. 1877.
13 См. об этом: Петров Ф.А. Указ. соч. С. 70–71.
14 Досталь М.Ю. Славистика в университетских курсах Погодина // Славянская филология. Вып.VI. Л., 1988. С. 30.
15 См.: Письма к Погодину из славянских земель. – М., 1880.
16 «Письма» М.П. Погодина // РГИА. Ф.1108. Оп. 2. Е. х. 1. Л. 28–46.
17 Погодин М.П. Историко-политические письма и записки. М., 1874; Письмо Погодина к графине Блудовой о начавшейся войне (1853) // Там же. С. 70.
18 Дело канцелярии министра народного просвещения о пособии чешским ученым Шафарику и Ганке // РГИА. Ф. 735. Оп. 2. Е. х. 60. 42 л .
19 Дело канцелярии министра народного просвещения о пособии чешским ученым Шафарику и Ганке // РГИА. Ф. 735. Оп. 2. Е. х. 60. Л. 21–22.
20 Там же. Л. 31.
21 Доверительные отношения Погодина с Уваровым установились в начале 1830-х гг. и сохранялись на протяжении всех 1840-х, о чем свидетельствует их переписка, хранящаяся в фонде М. Погодина в ОР РГБ и фонде Уварова в ОПИ ГИМ.
22 Петров Ф.А. Указ. соч. С. 76.
23 В ноябре 1848 г. М. Погодину по ходатайству С. Уварова Министерством народного просвещения «из сумм, назначенных для вознаграждения академиков» было определено ежегодное пособие. См. дело «О назначении г. академику статскому советнику Погодину пособия в 1000 рублей серебром в продолжении трех лет» // РГИА. Ф. 735. Оп. 2. Е. х. 712. 2 л.
24 Там же. Л. 38–39.
25 Дело о выдаче профессору Погодину 3 тысячи рублей из хозяйственных сумм Московского уни-верситета // РГИА. Ф. 735. Оп. 2. Е. х. 127. 55 л.
26 Оба донесения хранятся в РГИА. Ф. 1108. Оп. 2. № 1. В 1859 г. отрывки из них были опубликова-ны в «Русской беседе», а в 1874 г. письма полностью изданы в «Историко-политических письмах и заметках М.П. Погодина».
27 РГИА. Ф. 1108. Оп. 2. № 1. Л. 86 об.
28 РГИА. Ф. 735. Оп. 2. № 127.
29 Подробно о путешествиях русских славистов см.: Францев В.А. Очерки по истории Чешского Возрождения: русско-чешские ученые связи конца XVIII и первой половины XIX ст. Варшава, 1902; Смирнов С.В. Указ. соч.
30 Францев В.А. И.И. Срезневский и славянство. Пг., 1914; Сборник «Памяти И.И. Срезневского». Пг., 1916; Досталь М.Ю. Срезневский и его связи с чехами и словаками. М., 2003.
31 Материалы по истории этой подписке и ходатайствах Срезневского в министерство хранятся в РГИА (Ф.735).
32 Де-Пуле М. Харьковский университет и Д.И. Каченовский // Вестник Европы. 1897. Т. I. Кн. I. С. 105.
33 Пыпин А.Н. Русское славяноведение в XIX в. С. 719.
34 Дело о разрешении кандидату О.М. Бодянскому поездки за границу с научной целью // РГИА. Ф. 733. Оп. 30. № 293 (97 листов).
35 О романтическом характере славяноведения в России в 1830–1850-х годах см.: Славяноведение в дореволюционной России. С. 67 и др.
G.V. Rokina
THE RUSSIAN SLAVISTS’ TRAVELS TO SLAVIC LANDS AND ITS ROLE IN THE CREATING OF RUSSIAN SLAVISTICS AT THE FIRST HALF OF THE NINETEENTH CENTURY
Key words: Russian slavistics, slavists; travels to Slavic lands; the Department of World history; departments of Slavic languages and literatures.
The article is based on the archival materials characterized some travels of Russian slavists to Slavic lands at the first half of the nineteenth century. It shows the peculiarities of the first romantic period in the history of Russian slavistics. It stresses the role of «slavic question» when the doctrine named «orthodoxy, autocracy and na-tionality» was forming.
            [name_en] => RUSSIAN SLAVISTS’ TRAVELS TO SLAVIC LANDS AND ITS ROLE IN THE CREATING OF RUSSIAN SLAVISTICS AT THE FIRST HALF OF THE NINETEENTH CENTURY
            [annotation_en] => The article is based on the archival materials characterized some travels of Russian slavists to Slavic lands at the first half of the nineteenth century. It shows the peculiarities of the first romantic period in the history of Russian slavistics. It stresses the role of «slavic question» when the doctrine named «orthodoxy, autocracy and nationality» was forming.
            [text_en] => The article is based on the archival materials characterized some travels of Russian slavists to Slavic lands at the first half of the nineteenth century. It shows the peculiarities of the first romantic period in the history of Russian slavistics. It stresses the role of «slavic question» when the doctrine named «orthodoxy, autocracy and nationality» was forming.
            [udk] => 
            [order] => 4
            [filepdf_ru] => 96_ru.pdf
            [filepdf_en] => 96_en.pdf
            [download] => 
            [section_ru] => СТАТЬИ И СООБЩЕНИЯ
            [section_en] => ARTICLES AND POSTS
            [authors] => Array
                (
                    [0] => Array
                        (
                            [author_ru] => Галина Викторовна  Рокина
                            [author_en] => Galina V. Rokina 
                        )

                )

        )

    [4] => Array
        (
            [id_section] => 6
            [id] => 97
            [id_journal] => 5
            [name_ru] => ФОРМЫ ПОДГОТОВКИ ПРЕПОДАВАТЕЛЕЙ МИССИОНЕРСКОГО ПРОТИВОБУДДИЙСКОГО (МОНГОЛЬСКОГО) ОТДЕЛЕНИЯ КАЗАНСКОЙ ДУХОВНОЙ АКАДЕМИИ (ВТОРАЯ ПОЛОВИНА XIX – 1917 ГОД)
            [annotation_ru] => Прослежено формирование системы подготовки квалифицированных пре-подавателей на миссионерском монгольском отделении Казанской духовной ака-демии. Рассмотренные формы подготовки преподавательских кадров дают представление о контактах академии с востоковедными учебными заведениями России и уровне практической и научной подготовки преподавателей.
Ключевые слова: Казанская духовная академия; миссионерское противобуд-дийское отделение; миссионерское монголоведение; формы подготовки монголо-ведов-миссионеров.
            [text_ru] => Прослежено формирование системы подготовки квалифицированных пре-подавателей на миссионерском монгольском отделении Казанской духовной ака-демии. Рассмотренные формы подготовки преподавательских кадров дают представление о контактах академии с востоковедными учебными заведениями России и уровне практической и научной подготовки преподавателей.
Ключевые слова: Казанская духовная академия; миссионерское противобуд-дийское отделение; миссионерское монголоведение; формы подготовки монголо-ведов-миссионеров.
Зарождение отечественного монголоведения связано с Казанью. В первой половине XIX века в Казанском университете преподавались и изучались языки, история, этнография и культурное наследие монгольских народов России и Цен-тральной Азии. Формирование российской научной монголоведной школы свя-зано с именем О.М. Ковалевского (1801-1878), более двадцати лет возглавлявше-го в Казанском императорском университете первую в России и Европе кафедру монгольской словесности (1833-1854). Ликвидация восточного разряда Казанско-го университета в 1854 году фактически уничтожила успешно развивавшееся здесь университетское монголоведение.
Во второй половине XIX – начале XX века монголоведение в Казани сосре-доточилось в Казанской духовной академии, где с 1846 года в миссионерских целях велось преподавание монгольского и калмыцкого языков. В 1854 году ука-зом Синода в академии открылось специальное противобуддистское (монголь-ское) отделение, которое должно было готовить преподавателей миссионерских предметов для академии и семинарий, а также практикующих миссионеров. Наряду с монгольским и калмыцким языками вводилось преподавание религии, истории, этнографии монгольских народов1.
Первым преподавателем монгольского и калмыцкого языков в Казанской ду-ховной академии был Алексей Александрович Бобровников, выпускник акаде-мии 1846 года. Как отмечают исследователи А.А. Бобровников (1822-1865) имел природные лингвистические данные. Его отец, иркутский протоиерей, в совер-шенстве владел литературным и разговорным монгольским языком, а также бу-рятским. Сам А.А. Бобровников, заканчивая курс духовной академии, писал: «…Ныне могу без затруднения читать книги на семи языках…»2.
Практическое знание языков, приобретенное А.А. Бобровниковым еще в Ир-кутске, было дополнено теоретической подготовкой, которую он прошел у веду-щих монголоведов Казанского университета - О.М. Ковалевского и А.В. Попова. В 1843 году студент первого курса А.А. Бобровников с разрешения академиче-ского начальства посещал университетские лекции по монгольскому языку про-фессора О.М. Ковалевского. В 1844-1846 годах, в связи с решением правления академии «через слушание университетских лекций из способных академистов подготовить … наставников» для особых миссионерских кафедр, А.А. Бобровни-ков уже официально занимался калмыцким языком с профессором А.В. Поповым и получал частные консультации О.М. Ковалевского3.
Краткий курс подготовки с университетскими профессорами и общение с ними сыграли важную роль в становлении А.А. Бобровникова как монголоведа-языковеда – преподавателя и исследователя. В своей преподавательской деятель-ности он руководствовался филологическими, а не миссионерскими целями. Применяемые им методы в изучении языков были традиционно академическими и представляли чтение и перевод монгольских и калмыцких текстов с граммати-ческим и филологическим разбором по ходу занятия. Основными учебными по-собиями являлись «Монгольская хрестоматия» и «Монгольско-русско-французский словарь» О.М. Ковалевского, а с 1850 года - «Грамматика монголь-ско-калмыцкого языка», написанная самим А.А. Бобровниковым4.
Не без влияния университетских профессоров научные интересы А.А. Боб-ровникова сформировались в области восточного языкознания, для которого язык был не средством, а целью изучения, и которое базировалось на глубоком знании восточных источников. А.А. Бобровникову принадлежит приоритет в изучении и издании калмыцкой поэмы «Джангар», перевод которой на русский язык с предисловием и примечаниями он сделал по поручению Русского геогра-фического общества в 1854 году. Важным явлением в изучении монгольских ис-точников стали две статьи «О монгольских надписях на русских актах» (1861) и «Памятники монгольского квадратного письма» (1870)5, позволившие охаракте-ризовать А.А. Бобровникова «без сомнения даровитейшим из всех бывших у нас монголистов» 6.
Признавая влияние, которое оказали на А.А. Бобровникова университетские профессора, в то же время неверно рассматривать его только как ученика А.В. Попова. А.А. Бобровников – самостоятельный оригинальный исследователь. Применяемые им методы в изучении монгольского и калмыцкого языков отличаются от методов А.В. Попова, а сделанные выводы порой противоположны. Это наглядно показала «Грамматика монгольско-калмыцкого языка» (1849). Из-данная через два года после «Грамматики калмыцкого языка» А.В. Попова (1847), она отличалась новизной, оригинальностью и методикой. В отличие от А.В. Попова, который отказался от сравнительно-сопоставительного метода и рассматривал калмыцкий язык изолированно от монгольского, (за что его крити-ковал О.М. Ковалевский7), А.А. Бобровников считал, что между этими языками существует внутренняя логическая связь, поэтому их следует изучать совместно. Изучение монгольского языка должно, по его мнению, предшествовать изучению калмыцкого, так как «из-за отсутствия отдельного калмыцкого словаря использу-ется монгольский словарь, что требует знания особенностей монгольского пись-ма и его отличий от калмыцкого» 8.
Монгольско-калмыцкая грамматика А.А. Бобровникова имела еще одну осо-бенность. В то время как калмыцкая грамматика А.В. Попова и учебные пособия по монгольскому языку, написанные Я.И. Шмидтом и О.М. Ковалевским, изла-гали книжный литературный язык, А.А. Бобровников положил в основу своего труда живой разговорный монгольский язык.
Грамматика А.А. Бобровникова, предназначенная для академии и семинарий с преподаванием монгольского и калмыцкого языков и практикующих миссио-неров, продемонстрировала высокий уровень теоретической и практической под-готовки молодого лингвиста. Стремление выявить и изложить внутреннюю логи-ку монгольского языка потребовало от А.А. Бобровникова не только его хорошего знания, но также серьезной аналитической работы и нового подхода к исследуемому материалу. В последствии идеи и методы А.А. Бобровникова были развиты применительно к тюркским языкам9.
Уход А.А. Бобровникова из Казанской духовной академии в 1855 году и от-сутствие у него учеников не обеспечили преемственности в преподавании здесь монгольского и калмыцкого языка. После перевода восточного разряда Казан-ского университета в Санкт-Петербург (1854) университетские профессора-монголоведы уже не могли оказывать помощь в подготовке преподавателей и влиять на развитие миссионерского монголоведения как в 1840-е годы. Первые тридцать лет своей деятельности (1855-1884) противобуддистское отделение из-за отсутствия преподавателей и студентов не выполняло основную задачу: обес-печивать себя преподавателями и готовить кадры со знанием языков для семина-рий и миссионерской работы. Но даже в это трудное время для отделения в от-дельные периоды на нем работали преподаватели, получившие специальное востоковедное образование.
В 1863 году в Казанскую духовную академию был направлен молодой вы-пускник Санкт-Петербургской духовной академии Василий Васильевич Миро-творцев (1838-1891). Обучаясь в духовной академии, он одновременно посещал занятия на восточном факультете Санкт-Петербургского университета у извест-ных монголоведов А.В. Попова и К.Ф. Голстунского. По окончании университет-ского курса В.В. Миротворцев выдержал экзамен «по предметам монголо-калмыцкого разряда восточного факультета: по монгольскому языку, истории монголов, калмыцкому языку, истории калмыков, татаро-джагатайскому наречию, практическим занятиям в означенных языках»10. В 1869 году Совет Санкт-Петербургского университета утвердил его в степени кандидата монголо-калмыцкой словесности. В Казанской духовной академии В.В. Миротворцев преподавал монгольский и калмыцкий языки, метафизику буддизма11. В.В. Ми-ротворцев сформулировал основные направления и проблематику изучения буд-дизма, которые получили отражение в буддологических работах монголоведов академии: происхождение и историческая эволюция буддизма, история буддизма в Тибете, Монголии и среди российских калмыков и бурят. Главным предметом изучения, как считал В.В. Миротворцев, «должна быть внутренняя сторона буд-дизма – его онтологические, нравственные, космологические и обрядовые поло-жения»12. В 1872 году по причине кризисного состояния противобуддийского отделения и прекращения преподавания миссионерских предметов В.В. Миро-творцев перешел на кафедру русской гражданской истории.
Возрождение монголоведения в Казанской духовной академии было связано с академическими уставами 1884 и 1910 годов, которые официально ввели в про-грамму Казанской духовной академии миссионерские предметы, расширили круг их преподавания, определив, тем самым, важность миссионерского образования. Противобуддийское отделение заменялось монгольским отделом. В программу монгольского отдела входило изучение языков (монгольского, калмыцкого, бу-рятского, с 1911 года - тибетского), истории буддизма, монгольской и калмыцкой литературы, истории и этнографии монгольских народов, главным образом кал-мыков13.
В соответствии с уставом 1884 года на монгольском отделении были откры-ты две кафедры. Кафедру истории и обличения ламаизма, монгольского языка с бурятским наречием занимали В.В. Миротворцев (1884-1891), И.В. Попов (1892-1908), иеромонах Амфилохий (А.Я. Скворцов) (1911-1919). Вторая кафедра спе-циализировалась на этнографии монгольских народов и распространения между ними христианства, калмыцкого наречия с общим филологическим обзором. Здесь работали М.С. Нефедьев (1886-1893), И.И. Ястребов (1898-1905), архи-мандрит Гурий (А.И. Степанов) (1906-1919). За исключением В.В. Миротворце-ва, все преподаватели монгольского отделения были выпускниками Казанской духовной академии.
Новые условия деятельности монгольского отделения потребовали наличия преподавательских кадров со специальным востоковедным образованием. В по-следней четверти XIX – начале XX века основной формой профессиональной подготовки преподавателей монгольского отдела стали командировки с образо-вательной и научной целью в столичные учебные заведения, в регионы прожива-ния калмыцкого населения и на зарубежный Восток.
В соответствии с уставами 1884 и 1910 годов на монгольском отделении Ка-занской духовной академии был учрежден институт профессорских стипендиа-тов. Он позволял по окончании курса оставлять до двух человек наиболее спо-собных студентов и готовить их к преподавательской деятельности. Руководство занятиями профессорского стипендиата поручалось преподавателю кафедры, при которой стипендиат оставлялся. Руководитель составлял план занятий, который затем рассматривался и утверждался Советом академии. Для приготовления к преподавательской должности и написания магистерской диссертации разреша-лись научные командировки в российские и заграничные высшие учебные заве-дения14.
Первым профессорским стипендиатом монгольского отделения по кафедре калмыцкого наречия с общим филологическим обзором, этнографии монголь-ских народов и распространения между ними христианства стал Михаил Семе-нович Нефедьев (1859-1910). Его академическим руководителем был назначен В.В. Миротворцев. Выбор на М.С. Нефедьева пал не случайно. Родом из Астра-ханской губернии он закончил местную семинарию, где занимался монгольским языком. В период учебы в Казанской духовной академии М.С. Нефедьев изучал татарский язык.
Так как к монгольскому отделу были причислены языки и этнография наро-дов Сибири, Приамурья и Забайкалья15, то преподавателю необходимо было иметь хотя бы самые общие представления об этих языках и народах. В дополне-ние Казанская переводческая комиссия в 1880-е годы занялась переводами пра-вославной литературы на корейский язык, для чего требовалось знание китай-ских иероглифов. Поэтому Совет академии направил М.С. Нефедьева на два года (1884/5 и 1886/7) в качестве вольнослушателя на факультет восточных языков Санкт-Петербургского университета для занятий китайским, маньчжурским, монголо-калмыцким и татарским языками. Но главным занятием М.С. Нефедьева в университете должно было стать изучение монгольско-калмыцкого языка и этнографии монгольских народов. Он должен был ознакомиться с «пособиями для изучения наречий племен северо-восточной Сибири», изучить историю рас-пространения христианства и переводов церковной литературы на калмыцкий язык16.
В Петербурге М.С. Нефедьев занимался монгольским и калмыцким языком с ведущими монголоведами того времени А.М. Позднеевым и К.Ф. Голстунским. Помимо официальных занятий в университете они давали М.С. Нефедьеву осо-бые уроки на дому. На занятиях изучались монгольские переводы священных тибетских текстов и памятники калмыцкой исторической литературы17. В допол-нение к монгольскому и калмыцкому языкам М.С. Нефедьев посещал занятия по бурятскому языку, которые вели И.И. Захаров и А. Доржиев, а также самостоя-тельно изучал якутский и алеутский языки18.
Через институт профессорских стипендиатов прошли все преподаватели монгольского отделения (за исключением И.В. Попова), вследствие чего они по-лучили хорошую теоретическую и практическую языковую подготовку в специа-лизированных учебных заведениях. На факультете восточных языков Санкт-Петербургского университета под руководством профессора А.М. Позднеева в монгольском и калмыцком языках совершенствовались И.И. Ястребов (1892-1893), архимандрит Гурий (А.И. Степанов) (1906-1907), иеромонах Амфилохий (А.Я. Скворцов) (1910-1911). Гурий и Амфилохий помимо монгольского и кал-мыцкого занимались еще тибетским языком.
Профессорские стипендиаты монгольского отделения Казанской духовной академии получали языковую подготовку не только в Санкт-Петербургском уни-верситете, но и в Практической Восточной Академии. Практическая Восточная Академия была создана в 1909 году при Императорском Обществе Востоковеде-ния с целью подготовки лиц с «практическим знанием восточных языков и во-сточных стран для административной, консульской и торгово-промышленной службы и деятельности на восточных окраинах России и сопредельных с ней стран»19.
В 1912 году ее руководство предложило Синоду готовить для ведомства пра-вославного исповедания миссионеров, предназначенных «для руководительства делом духовного просвещения в восточных епархиях»20. Уже иеромонах Амфи-лохий во время научной стажировки в Санкт-Петербург в 1910-1911 году посе-щал занятия одновременно в университете и в Практической Восточной Акаде-мии. Рассмотрев предложение руководства Восточной академии, Совет академии признал «полезным ежегодно командировать в Практическую Восточную акаде-мию наиболее способных и прилежных студентов» и просил Синод выделить на это средства21. Совет академии принял решение направить с 1913-1914 учебного года в Практическую Восточную академию иеромонаха Гервасия (Малинина Г.В.) сроком на три года.
Последним профессорским стипендиатом монгольского отделения по кафед-ре калмыцкого языка, этнографии монгольских племен и истории распростране-ния христианства был Василий Васильевич Машков, выпускник 1916 года.
Для овладения разговорным калмыцким языком, знакомства с религией и ко-чевым бытом калмыков профессорские стипендиаты проводили летние каникулы в калмыцких улусах Астраханской и Ставропольской губерний. Первым такую поездку в калмыцкие степи в 1846 году совершил А.А. Бобровников. Инструк-ция, которой он должен был руководствоваться в научных занятиях во время по-ездки, была составлена профессором кафедры монгольского языка Казанского университета А.В. Поповым. Он поставил перед А.А. Бобровниковым задачу из сравнительного языкознания: изучить разговорный калмыцкий язык, выявить различия между литературной и разговорной формами калмыцкого языка, вы-явить различия между калмыцким и монгольским языками. Кроме этого А.А. Бобровникову следовало ознакомиться с религией, обычаями и нравами калмы-ков22. Результаты трехмесячной поездки были изложены в отчете правлению академии от 20 декабря 1846 года. В первой части отчета А.А. Бобровников осве-тил вопросы, связанные с религиозным состоянием калмыков, их верования и суеверия, охарактеризовал положение калмыков, принявших христианство. Рели-гиоведческая часть отчета о поездке в калмыцкие степи была напечатана в виде отдельной статьи уже после смерти А.А. Бобровникова в 1865 году23. Вторая часть отчета представляла обзор филологических особенностей калмыцкого язы-ка в сравнении с монгольским. В ней отразились научные интересы А.А. Бобров-никова как языковеда-монголиста.
Практика посылать профессорских стипендиатов и студентов в калмыцкие степи для практического овладения языком была продолжена в конце XIX – начале XX века. Отчеты М.С. Нефедьева за 1884/5 и 1886/7 учебные годы содер-жат материал о его пребывании в астраханских степях, в частности, в Ба-гахуруловском хуруле Малодербетовского улуса. Желая изучить чисто народный калмыцкий язык, он никогда не брал проводниками русских или казаков, селился в местах наиболее удаленных от русских поселений. Общаясь с местным духо-венством, наблюдая его повседневную жизнь, М.С. Нефедьев составил описание религиозных обрядов калмыков. В дальнейшем его наблюдения были положены в основу лекции «Религиозное состояние современных калмыков», которую он читал студентам монгольского отделения24.
Отчеты профессорских стипендиатов о поездках в калмыцкие степи свиде-тельствуют, что они изучали не только разговорный калмыцкий язык и религиоз-ный быт калмыков. Ими был собран значительный этнографический и фольклор-ный материал. Фольклором астраханских калмыков занимался И.И. Ястребов. Народные песни, пословицы и сказки поволжских калмыков собирал М.С. Нефе-дьев. Амфилохием был собран этнографический материал о забайкальских буря-тах.
Роль командировок в профессиональной подготовке преподавателей миссио-нерского монгольского отделения хорошо осознавалась руководством академии. В январе 1910 года архимандрит Гурий высказал мысль, что «….стоять в препо-давании на уровне современности могут только те, кто ежегодно бывает в цен-трах процветания ламаизма и в местах, где слышится живая речь инородца. Если же не делать этого, то по необходимости придется самому и снабжать своих слушателей сведениями, имеющими свою свежесть десяти и двадцати лет назад» 25.
В 1911 году в программу предметов монгольского отделения академии был внесен тибетский язык. Необходимость его преподавания была связана с изуче-нием ламаизма – религии российских калмыков и бурят. Основная каноническая литература этой формы буддизма была написана на тибетском языке. Она ввози-лась из Тибета и Монголии и была доступна немногим. Преподаватели монголь-ского отделения пользовались популярными монгольскими и калмыцкими тек-стами, распространенными среди мирян. Вопрос о необходимости изучать ламаизм по тибетским, а не только монгольским и калмыцким источникам был поднят иеромонахом Амфилохием.
Амфилохий (Скворцов Александр Яковлевич) (1885-1937) – сын псаломщика из села Норваши Цивильского уезда Казанской губернии. После окончания ака-демического курса в 1910 году он был оставлен профессорским стипендиатом по кафедре монгольского языка, истории и обличения ламаизма. Рекомендуя Амфи-лохия на кафедру, архимандрит Гурий отмечал не только «его редкое стремление к изучению языков и миссионерских предметов», но и подчеркнул его «способ-ность к самостоятельному научному труду» 26.
С первого курса Амфилохий упорно занимался монгольским и калмыцким языком. На втором курсе он самостоятельно составил монгольско-калмыцкий словарь, который был гектографирован в качестве учебного пособия. В 1910-1911 годах, как профессорский стипендиат, Амфилохий прошел языковую под-готовку под руководством профессора Санкт-Петербургского университета А.М. Позднеева. Когда встал вопрос о подготовке преподавателя тибетского языка, Амфилохий подал прошение о командировке в Монголию для его изучения. От-метив отсутствие российских и зарубежных научных трудов, в которых бы лама-изм исследовался полно и всесторонне, Амфилохий заключал: «не зная тибетского языка и поставленный, таким образом, в затруднительное положение при изу-чении ламаизма, я считаю своим долгом донести….что….изучение ламаизма только тогда будет возможно, когда мною будет изучен кроме монгольского язы-ка еще и тибетский язык» 27.
Совет Казанской духовной академии поддержал прошение Амфилохия. С разрешения Синода он был командирован «с ученой целью в Монголию». Ос-новным местом пребывания Амфилохия стала Урга. Сохранившиеся отчеты Ам-филохия о командировки в Монголию (1912-1914) позволяют представить, в ка-ком направлении проходили его занятия. С помощью монгольского ламы он занялся изучением тибетского языка и метафизики буддизма на основе религиоз-ной тибетской литературы, используемой в высших конфессиональных школах Монголии. Чтение тибетских религиозных текстов заставляло «вникать во все оттенки тибетской конструкции, усиливаясь понять трудные мысли, вдумываться в самые способы выражения мысли на тибетском языке…»28. Кроме метафизики буддизма Амфилохий изучал космологию и этику ламаизма. Изучая тибетский язык и тибетскую религиозную литературу, Амфилохий продолжал совершен-ствоваться в монгольском языке. Особое внимание он уделил современному ли-тературному языку, находя его «легче, изящнее и проще в выражениях и ближе к современному разговорному языку и потому понятнее»29. Чтобы выяснить влия-ние ламаизма на монгольские массы, Амфилохий поселился в долине по реке Харе. Наняв юрту, он жил среди монголов, наблюдая их обычаи, нравы и быт. Желая познакомиться с обрядовой стороной монгольского буддизма, Амфилохий в течение месяца жил в монастырях Халхи, а на обратном пути в Россию посетил дацаны забайкальских бурят.
Применяемые в Казанской духовной академии формы профессиональной подготовки преподавателей монгольского отделения дают основание считать, что в начале XX века здесь были созданы предпосылки для дальнейшего разви-тия миссионерского монголоведения. Успешная деятельность монгольского от-деления побудила Синод расширить число духовных заведений с преподаванием восточных языков. По примеру Казанской духовной академии предполагалось открыть Сибирскую духовную академию с изучением китайского, японского, монгольского и тибетского языков. Однако в результате октябрьских событий 1917 года эти планы не были реализованы. Сама Казанская духовная академия была закрыта в 1919-1920 учебном году.
Примечания
1 НАРТ. Ф.10. Оп.1. Д.1324. Л.89, 94.
2 Цит. по: Валеев Р.М. Казанское востоковедение: истоки и развитие (XIX в. – 20-е гг. XX в.). Ка-зань: Изд-во КГУ, 1998. С.117.
3 НАРТ. Ф.10. Оп.1. Д. 243. Л. 6-а, 17.
4 НАРТ. Ф.10. Оп.1. Д.464. Л.46.; Д. 1018. Л.6.
5 Джангар (народная калмыцкая сказка). Б.м., 1854. 30 с.; А.А. Бобровников. О монгольских надпи-сях на русских актах. (Письмо к Вельяминову-Зернову) // Известия Императорского Археологиче-ского общества. СПб., 1861. Т.4. 17 с.; Памятники монгольского квадратного письма, объясненные А.А. Бобровниковым с дополнением В.В. Григорьева. СПб.: Тип. АН, 1870. С. 90.
6 Памятники монгольского квадратного письма. С. 89-90.
7 См.: Шамов Г.Ф. Профессор О.М. Ковалевский. Очерк жизни и научной деятельности. Казань: Изд-во КГУ, 1983. С.79.
8 НАРТ. Ф.10. Оп.1. Д.450. Л. 39.
9 Р.М. Валеев приводит письмо Н.И. Ильминского к В.В. Григорьеву (1854): «Саблуков предложил татарский синтаксис, принявший в основание порядок Бобровникова…». См.: Валеев Р.М. Из исто-рии казанского востоковедения. С.27.; А.Н.Кононов отмечал, что «Грамматика алтайского языка», одним из авторов которой был Н.И. Ильминский, «в главных линиях своей структуры и истолкова-ния основных положений зависела отидей и методов А. Бобровникова». См.: Кононов А.Н. История изучения тюркских языков в России: дооктябрьский период. 2-е изд. М., 1982, С.307.
10 НАРТ. Ф.10. Оп.1. Д.2581. Л. без №.
11 Василий Васильевич Миротворцев (некролог). Казань, 1869, С. 9, 15.
12 НАРТ. Ф.10. Оп.1. Д.6178. Л.13.
13 Устав и штат православных духовных академий 1884 г. Казань, 1884, с.26: Устав и штат право-славных духовных академий 1910 г. Казань, 1910, С.35-36.
14 Устав и штат православных духовных академий 1884 г. С.26-27; Устав православных духовных академий 1910 г. С.16-17.
15 Устав и штат православных академий 1884 г. Казань, 1884. С.25-26.
16 НАРТ. Ф.10. Оп. 1. Д.8004. Л. 1, 2 об.
17 Там же. Л.13.
18 Протоколы заседаний Совета Казанской духовной академии за 1885 год. Казань, 1885. С.342-343.
19 НАРТ. Ф.10. Оп.1. Д.11099. Л. 2.
20 Там же. Л.1.
21 Там же. Л.3.
22 НАРТ. Ф.10. Оп.1. Д. 450. Л. 3-6.
23 Бобровников А.А. Очерк религиозного состояния калмыков // Православное обозрение. – СПб., 1865. Т.17, №7-8, С.335-352, 495-510.
24 НАРТ. Ф.10. Оп.1. Д.8004. Л.19-20.
25 НАРТ. Ф.10. Оп.1. Д.11042. Л.8 об.-9.
26 НАРТ. Ф.10. Оп.1. Д.1142. Л.8.
27 НАРТ. Ф.!0. Оп.1. Д.11095. Л.2.
28 НАРТ. Ф.10. Оп.1. Д.11095. Л. 21.
29 Там же. Л.22.
E.V. Kolesova
THE FORMS OF SPECIAL TRAINING OF THE TEACHERS AT THE MISSIONARY ANTI-BUDDHISTIC (MONGOLIAN) DEPARTMENT IN THE KAZAN ECCLESIASTICAL ACADEMY (THE MIDDLE OF XIX CENTURY – 1917)
Key words: Kazan ecclesiastical academy; the missionary anti-buddhistic depart-ment; missionary study of Mongolian peoples; forms of training.
It is examined the system of special training of the teachers-mongolists missionary Mongolian department in the Kazan ecclesiastical academy. The selected forms of teachers-training give an idea about contacts Kazan ecclesiastical academy with lead-ing oriental educational centers of Russia and high level of preparation of the academy teachers.
            [name_en] => FORMS OF SPECIAL TRAINING OF THE TEACHERS AT THE MISSIONARY ANTI-BUDDHISTIC (MONGOLIAN) DEPARTMENT IN THE KAZAN ECCLESIASTICAL ACADEMY (THE MIDDLE OF THE XIX CENTURY – 1917) 
            [annotation_en] => The system of special training of the teachers-mongolists at the Missionary Mongolian department in the Kazan ecclesiastical Academy is examined. The considered forms of teaching staff training give an idea of the Academy's contacts with oriental educational institutions in Russia and of the level of practical and scientific training of teachers.
            [text_en] => The system of special training of the teachers-mongolists at the Missionary Mongolian department in the Kazan ecclesiastical Academy is examined. The considered forms of teaching staff training give an idea of the Academy's contacts with oriental educational institutions in Russia and of the level of practical and scientific training of teachers.
            [udk] => 
            [order] => 5
            [filepdf_ru] => 97_ru.pdf
            [filepdf_en] => 97_en.pdf
            [download] => 
            [section_ru] => СТАТЬИ И СООБЩЕНИЯ
            [section_en] => ARTICLES AND POSTS
            [authors] => Array
                (
                    [0] => Array
                        (
                            [author_ru] => Елена Владимировна  Колесова
                            [author_en] => Elena V. Kolesova 
                        )

                )

        )

    [5] => Array
        (
            [id_section] => 6
            [id] => 98
            [id_journal] => 5
            [name_ru] => КАЗАНСКИЙ ВЕТЕРИНАРНЫЙ ИНСТИТУТ КАК ФЕНОМЕН СОДРУЖЕСТВА РОССИЙСКИХ И ПОЛЬСКИХ УЧЕНЫХ В ПОСЛЕДНЕЙ ТРЕТИ ХIХ ВЕКА
            [annotation_ru] => На архивных материалах реконструирована история взаимных контактов Казанского ветеринарного института, Казанского государственного универи-тета и Варшавского ветеринарного института в конце XIX – начале XX вв.
Ключевые слова: образование в России; подготовка ветеринаров; Казан-ский ветеринарный институт; русско-польские научные связи.
Ветеринарное образование в России начало формироваться в начале ХIХ века. В его основу было положено научное направление, предусматривающее подготовку ветеринара как высококвалифицированного специалиста и образо-ванного человека. В программу обучения ветеринарного лекаря, помимо специ-альных дисциплин, входил широкий спектр естественнонаучных предметов. Неотъемлемой частью его образования являлось знание русского и иностранных языков, литературы. По этой системе готовили ветеринарных специалистов в академиях, обеспечить такой уровень подготовки могли и университеты.
            [text_ru] => На архивных материалах реконструирована история взаимных контактов Казанского ветеринарного института, Казанского государственного универи-тета и Варшавского ветеринарного института в конце XIX – начале XX вв.
Ключевые слова: образование в России; подготовка ветеринаров; Казан-ский ветеринарный институт; русско-польские научные связи.
Ветеринарное образование в России начало формироваться в начале ХIХ века. В его основу было положено научное направление, предусматривающее подготовку ветеринара как высококвалифицированного специалиста и образо-ванного человека. В программу обучения ветеринарного лекаря, помимо специ-альных дисциплин, входил широкий спектр естественнонаучных предметов. Неотъемлемой частью его образования являлось знание русского и иностранных языков, литературы. По этой системе готовили ветеринарных специалистов в академиях, обеспечить такой уровень подготовки могли и университеты. Азиат-ская часть России, будучи важнейшим скотоводческим регионом империи, остро нуждалась в ветеринарной системе обслуживания. Именно ее отсутствие явля-лось причиной многочисленных бедствий в результате эпизоотий и больших убытков, которые несла экономика. Большая заслуга в создании отечественной ветеринарии принадлежит Казанскому ветеринарному институту, ныне Казан-ской академии ветеринарной медицины им. Н.Э. Баумана. В 2013 году вуз отме-чает свое 140-летие.
Создание института на востоке России в 1874 году (учрежден в 1873 году) отражало объективную необходимость в формировании центра по подготовке высококвалифицированных ветеринарных специалистов, способных не только вести успешную борьбу с губительными заболеваниями животных, но и владеть современными методами диагностики и лечения. Неизмеримо важно было подготовить специалиста, который бы обладал практическими навыками в проведении профилактических мер по охране здоровья и жизни людей, мог качественно влиять на улучшение структуры животноводства. Чтобы готовить специалистов такого уровня, нужно было дать им глубокую теоретическую подготовку, основанную на достижениях естествознания, в сочетании с основательной клинической практикой. Эти задачи поставил перед собой первый директор института, польский ученый, магистр ветеринарных наук и доктор медицины П.Т. Зейфман1 (1823-1903). П. Зейфман был командирован за границу для ознакомления с постановкой ветеринарного дела. Состояние ветеринарного образования в этот период в России и Европе не отвечало требованиям экономики. При университетах и академиях (как, например, в России) существовали кафедры ветеринарных наук и самостоятельные школы. Отсутствовала преемственность в подготовке ветеринарных специалистов. Несмотря на многообразие программ в этих учебных заведениях, наметилась тенденция подготовки специалистов-практиков, научное направление отходило на второй план. Уровень требований, предъявляемый к будущим специалистам, был невысоким. Знакомство с постановкой ветеринарного образования в Германии, Франции, Бельгии убедило Зейфмана в необходимости коренных изменений в этой области. Изучая документы казанского периода деятельности Зейфмана, мы приходим к выводу о том, что он являлся не только крупным ученым, но и реформатором ветеринарного образования. В своей деятельности ученый ориентировался на университеты, «эти храмы науки, в которых с таким успехом разрабатывались естественные науки и медицина, научная связь с ними оказывала благотворное влияние на ветеринарию»2. По глубокому убеждению Зейфмана, необходимо было создавать самостоятельные высшие ветеринарные учебные заведения научного направления. Для достижения этой цели содержание программ следовало расширить и углубить. Они должны были соответствовать программам медицинских факультетов университетов. Обязательных дисциплин должно было насчитываться не менее 20, вспомогательных – не менее 10. Серьезное изучение латинского, иностранных языков, общеобразовательных дисциплин, литературы в том числе, являлось обязательным условием подготовки ученых ветеринаров (так в дипломе обозначалась специальность ветеринарного врача). Развитие новых направлений в ветеринарной науке подсказало П. Зейфману необходимость подготовки будущих талантливых ученых уже с первых лет их учебы в вузе. Эти идеи реформы высшего ветеринарного образования, сформировавшиеся у него в ходе ознакомления с деятельностью высшей школы в Европе, Зейфман считал основой своей деятельности. Он ввел ежегодные научные стажировки преподавателей в европейские высшие учебные заведения. Эта традиция тесного взаимодействия казанского ветеринарного института с высшей европейской школой неукоснительно поддерживалась впоследствии руководителями вуза, крупными учеными: И. Н. Ланге (1845-1912), К. М. Гольцманом (1854-1922), К. Г. Болеем (1871-1959).
Важной составляющей деятельности ветеринарного института было тесное взаимодействие с Казанским университетом. Весомый вклад в подготовку ветеринарных специалистов внес выдающийся физиолог Н.О. Ковалевский3, плодотворно трудившийся в университете. По приглашению П.Т. Зейфмана он приступил к чтению курса лекций по физиологии, основал кафедру и физиолого-гистологический кабинет. Постановка преподавания такой ведущей дисциплины, как физиология, имела важное значение для дальнейшего развития учебного процесса. Н. О. Ковалевский сумел привить будущим ветеринарам интерес к физиологии настолько, что некоторые из них (Г. Чуловский и Г. Гумилевский) прослушали снова весь курс совместно со студентами медицинского факультета.
Одной из первых в институте создавалась кафедра анатомии. У истоков ее создания стоял талантливый ученый и организатор, А.О. Стржедзинский (1825- 1882г.г.). Этот ученый был хорошо знаком с уровнем преподавания анатомии в вузах России и Европы. Учебную программу он составлял, опираясь на новейшие достижения в этой области. Им был написан один из первых отечественных учебников «Анатомия домашних животных и дворовых птиц. Часть первая. 1862 г.». По отзывам его коллег, именно благодаря усилиям ученого, преподавание анатомии было поставлено на высокий уровень4. Его лекции вызывали интерес у студентов, а экзамены и занятия проходили настолько демонстративно, что привлекали слушателей всех курсов. А.О. Стржедзинским был основан анатомический музей, экспонаты которого изготавливал он сам, привлекая к этой деятельности и студентов. Этот музей и поныне является действующим в учебном процессе. Помимо кабинета на кафедре были созданы музей физиологической анатомии, собрание зубных препаратов, кабинет моделей домашних животных. Вокруг А.О. Стржедзинского сформировалась целая плеяда талантливых ученых, внесших весомый вклад в науку и образование. Им принадлежит заслуга в развитии ветеринарии. К их числу принадлежит и проф. Г.А. Чуловский, ученик А.О. Стржедзинского (к сожалению, годы жизни ученого не удалось установить – О. Г.). Его труды заложили основу нового научного направления в анатомии – изучения нервной системы животных. Впоследствии это направление вылилось в крупную научную школу, сформировавшуюся в институте. По рекомендации своего учителя Г.А. Чуловский возглавил кафедру анатомии в 1881году, где и трудился до 1890 года – вплоть до назначения директором Варшавского ветеринарного института. Так было положено начало тесным научным связям Казанского и Варшавского ветеринарных институтов. Эти контакты получили еще большее развитие, когда в 1905 году Варшавский ветеринарный институт возглавил опытный руководитель и организатор, проф. И. Н. Ланге, проработавший в институте до 1912 года (до своей кончины).
Прочные нити, связывающие традиционно российскую и польскую культуры, тесно переплелись в деятельности двух высших учебных заведений – Казанского и Варшавского ветеринарных институтов. Дальнейшее плодотворное взаимодействие вузов связано с деятельностью Ивана (Яна) Михайловича Догеля. В течение почти четырех десятилетий выдающийся ученый-фармаколог, анатом И. М. Догель трудился в стенах Казанского ветеринарного института5.
С 1876 года ординарному профессору Догелю было поручено чтение лек-ций в Казанском ветеринарном институте по теоретической части фармаколо-гии с рецептурой6. Кафедра фармакологии с приходом И. М. Догеля значительно активизировала свою научную деятельность. Впер-вые в практику учебного процесса им был введен научный эксперимент. У сту-дентов это вызывало большой интерес. Так начиналось их приобщение к науке. Большое внимание ученый уделял подготовке научных кадров. В научной лабо-ратории И. М. Догеля работали студенты и молодые преподаватели. Глубокие знания и широкая эрудиция позволяли ученому успешно руководить научными изысканиями исследователей по различным научным направлениям. Примером тому служат работы терапевта К. М. Гольцмана, магистра ветеринарных наук, впоследствии – основоположника Казанской школы ветеринарных терапевтов, гистолога Г. И. Гумилевского. Еще студентом Г. И. Гумилевский занялся науч-ными исследованиями под руководством И. М. Догеля, успешно защитил дис-сертацию на степень магистра ветеринарных наук. Работу своего ученика И. М. Догель оценил достаточно высоко. Пройдя школу И. М. Догеля, Гумилевский, став директором Харьковского ветеринарного института, ввел гистологию в программу обучения и поставил преподавание этой дисциплины на высокий по тем временам уровень8.
Профессор Догель был не только талантливым, плодотворно трудившим-ся ученым (им было выполнено более 80 научных работ, многие из которых бы-ли общепризнаны)9, много сил и энергии он отдавал просветительской работе. Неоднократно он выступал с публичными лекциями в пользу своей научной ла-боратории. Примечательна тематика этих выступлений: «О влиянии музыки на человека и животных», «Ум и сердце»10. Его лекции неизменно собирали мно-гочисленную аудиторию.
Будучи членом различных научных обществ и почетным членом академий, Догель был, вместе с тем, активно действующим лицом в Обществе вспомоществования нуждающимся студентам Казанского ветеринарного института, горячо и заинтересованно откликался на нужды студенчества. Он пользовался большим авторитетом у учащейся молодежи. Плодотворное содружество российских и польских ученых связано также с деятельностью известного ученого Д. М. Автократова (1866-1953г.г.)11. Проработав ряд лет в ветеринарном институте в Казани, с 1908 по 1915 год. он возглавлял кафедру анатомии домашних животных в Варшавском ветеринарном институте. Здесь он написал учебник, выдержавший несколько изданий и принесший ему известность; всего же им было в этот период написано 24 научные работы, литографическим путем издана для студентов почти вся анатомия домашних животных12. Д.М. Автократов много сделал для оборудования музея кафедры. Впоследствии этому музею было присвоено имя ученого.
В 1915 году институт был переведен в Москву и Д.М. Автократов исполнял обязанности его директора13. Впоследствии при переводе этого института в Новочеркасск Д.М. Автократов приложил много усилий для формирования высококвалифицированного состава преподавателей кафедры анатомии14.
Деятельность выдающихся российских и польских ученых в Казанском и Варшавском ветеринарном институтах оставила глубокий след в истории науки и образования. Их плодотворное сотрудничество способствовало взаимообогащению и развитию науки и образования России.
Примечания
1 Гильмутдинова О.М. П.Т Зейфман – первый директор Казанского ветеринарного института / Квар-тальник истории науки и техники. Польская Академия наук. Варшава, 1994. С. 39-44.
2Зейфман П. Т. Краткий обзор учебно-ветеринарных заведений в России. Казань: Университетская типография, 1878. С. 20.
3 НАРТ. Ф. 534. Оп. 5 л. Д. 14. Л. 3.
4 Там же. Д. 29, Л. 13; Д. 122. Л. 3.
5 См.: Гильмутдинова О.М. Указ. соч.
6 Волжский вестник, 1892. 26 сентября (8 октября). С. 2.
7 Отчет по Казанскому ветеринарному институту за 1880 год. Казань, 1881. С. 18.
8 Гильмутдинова О. М. Роль руководителей Казанского ветеринарного института в развитии вуза и подготовке кадров // Труды первого съезда ветеринарных врачей Республики Татарстан. Казань, 1996. С. 89.
9 НАРТ. Ф. 534. Оп. 5 Д. 17. Л. 35.
10 НАРТ. Ф. 534. Оп. 1. Д. 13. Л. 176 а.
11 НАРТ. Ф. 534. Оп. 5 л. Д. 17. Л. 36.
12 НАРТ. Ф. 534. Оп. 5 л. Д. 122. Л. 5.
13 Краткий отчет о состоянии Казанского ветеринарного института за четырехгодичный период его существования. Казань, 1878.С.69.
14 НАРТ. Ф. 534. Оп. 5. Д. 29. Л.13.
O.M. Gilmutdinova
THE KAZAN VETERINARY INSTITUTE AS A PHENOMENON OF RUSSIAN AND POLISH SCIENTISTS’ COLLABORATION IN THE LAST THIRD OF THE XIX CENTURY
Key words: education in Russia; veterinarian training; the Kazan Veterinary In-stitute; Russian-Polish scientific ties.
A history of mutual contracts between the Kazan Veterinary Institute, the Kazan State University, and the Warsaw State Institute in the XIX – beginning of the XX centuries was reconstructed on the base of archival materials.
            [name_en] => KAZAN VETERINARY INSTITUTE AS A PHENOMENON OF RUSSIAN AND POLISH SCIENTISTS’ COLLABORATION IN THE LAST THIRD OF THE XIX CENTURY 
            [annotation_en] => The history of mutual contacts between the Kazan Veterinary Institute, the Kazan State University and the Warsaw Veterinary Institute was reconstructed in archival materials at the end of the 19th and beginning of the 20th century. Veterinary education in Russia began to form in the early nineteenth century. The training of a veterinarian as a highly qualified specialist and an educated person served as a basis in its foundation. In addition to special disciplines, a wide range of natural science courses was included in the training program of a veterinarian. High knowledge of Russian and foreign languages, literature was an integral part of the education.
            [text_en] => The history of mutual contacts between the Kazan Veterinary Institute, the Kazan State University and the Warsaw Veterinary Institute was reconstructed in archival materials at the end of the 19th and beginning of the 20th century. Veterinary education in Russia began to form in the early nineteenth century. The training of a veterinarian as a highly qualified specialist and an educated person served as a basis in its foundation. In addition to special disciplines, a wide range of natural science courses was included in the training program of a veterinarian. High knowledge of Russian and foreign languages, literature was an integral part of the education.
            [udk] => 
            [order] => 6
            [filepdf_ru] => 98_ru.pdf
            [filepdf_en] => 98_en.pdf
            [download] => 
            [section_ru] => СТАТЬИ И СООБЩЕНИЯ
            [section_en] => ARTICLES AND POSTS
            [authors] => Array
                (
                    [0] => Array
                        (
                            [author_ru] => Ольга Михайловна  Гильмутдинова
                            [author_en] => Ol’ga M. Gil’mutdinova 
                        )

                )

        )

    [6] => Array
        (
            [id_section] => 6
            [id] => 99
            [id_journal] => 5
            [name_ru] => ПЕРВЫЕ АКАДЕМИЧЕСКИЕ ОБМЕНЫ МАРИЙСКОГО ГОСУДАРСТВЕННОГО УНИВЕРСИТЕТА В 1994-1997 ГОДАХ
            [annotation_ru] => Статья посвящена организации российско-американских образовательных обменов и созданию Российско-американского центра в Марийском государ-ственном университете, а также личным впечатлениям автора об американ-ской системе высшей школы.
Ключевые слова: Российско-американские образовательные обмены; выс-шая школа; Университет Боулинг Грин; Российско-американский центр.
В 1993 году правительством Соединенных Штатов Америки были выделены средства для финансирования довольно широкого круга обменных программ для российских ученых с американскими вузами и научными центрами. Одной из таких программ стала Junior Faculty Development Program (JFDP), которая была предназначена для годичной стажировки в американских вузах молодых россий-ских ученых и университетских преподавателей. Участие в программе предполагало знание английского языка, наличие у соискателя ученой степени, опыта преподавательской работы, определенные достижения в научной сфере и жела-ние расширить свои профессиональные знания по различным направлениям научной и профессиональной деятельности.
            [text_ru] => Статья посвящена организации российско-американских образовательных обменов и созданию Российско-американского центра в Марийском государ-ственном университете, а также личным впечатлениям автора об американ-ской системе высшей школы.
Ключевые слова: Российско-американские образовательные обмены; выс-шая школа; Университет Боулинг Грин; Российско-американский центр.
В 1993 году правительством Соединенных Штатов Америки были выделены средства для финансирования довольно широкого круга обменных программ для российских ученых с американскими вузами и научными центрами. Одной из таких программ стала Junior Faculty Development Program (JFDP), которая была предназначена для годичной стажировки в американских вузах молодых россий-ских ученых и университетских преподавателей. Участие в программе предполагало знание английского языка, наличие у соискателя ученой степени, опыта преподавательской работы, определенные достижения в научной сфере и жела-ние расширить свои профессиональные знания по различным направлениям научной и профессиональной деятельности. Кроме того, предполагалось, что знакомство с американской системой образования и установление личных кон-тактов между американскими и российскими учеными и преподавателями будет способствовать установлению и развитию единого образовательного и научного пространства между двумя странами. Забегая вперед, мне хотелось бы отметить, что это была одна из лучших российско-американских академических обменных программ, которая оказала большое влияние на профессиональный и карьерный рост её участников.
В 1994 году мне посчастливилось выиграть три гранта для научных и озна-комительных поездок в США, но по некоторому размышлению я выбрал JFDP, и ни разу не пожалел об этом. 15 августа в составе группы молодых ученых я прилетел в штат Огайо в небольшой американский городок Боулинг Грин. Здесь расположен довольно известный на Среднем Западе США университет, который на целый год стал для меня родным. В нашей группе из восьми человек из раз-личных российских вузов были философы, юристы, экономисты и историки. Каждый из нас был прикреплен для стажировки по профильным кафедрам уни-верситета. Мне повезло работать на двух кафедрах: истории и управления уни-верситетами. Кроме того, я стажировался и в международном отделе университе-та. Куратором нашей группы стала замечательная сотрудница университета госпожа Синтия Кроу, которая стала нашим - ангелом хранителем и наставницей в незнакомой американской жизни.
Государственный университет Боулинг Грин был основан в 1884 году и по американским меркам считался средним по числу преподавателей и студентов. В 1994 году здесь насчитывалось примерно 18 000 студентов и аспирантов. Для сравнения, все неуниверситетское население города было больше всего на пол-торы тысячи человек. Однако, его отличительной особенностью был динамизм развития. Уже в 2002 году, когда я был здесь в последний раз, количество сту-дентов и аспирантов увеличилось до 22 тысяч, а сейчас оно еще больше. Правда, тогда большинству моих коллег университет показался маленьким и провинци-альным, и в нашей группе всерьез обсуждался вопрос о смене места стажировки. К счастью, мне удалось убедить своих коллег не начинать свою практику в США с преувеличенных амбиций. Мы все остались в нашем (как позже мы стали его называть) университете. Мы поняли свою основную ошибку – делить по россий-ской традиции все вузы на «центральные» и «провинциальные». В американской системе высшего образования нет подобного деления, хотя и присутствует внут-ренний патриотизм к альма-матер. Более того, многие прославленные научные и учебные центры находятся за пределами крупнейших американских городов, но это не мешает им быть всемирно известными, как, например, университет Берк-ли, Стэнфордский университет, Массачусетский технологический и другие.
Для университета Боулинг Грин, как и для многих других американских уни-верситетов, характерны высокий культ познания и работы. Но он отличается еще и определенной «домашностью» и уютом, помноженными на очень внимательное и доброжелательное к тебе отношение. Очень красивый и небольшой, по сравнению с другими университетами, кампус, замечательная библиотека, пре-красный спортивный комплекс, - идеальные условия для научной и учебной ра-боты. Я довольно быстро «вписался» в повседневную жизнь университета (по-могло хорошее знание английского языка и определенный административный опыт) и могу сказать, что главными фигурами университета являются препода-ватель и студенты. Все остальные, включая и высшую администрацию – это об-служивающий персонал, который работает на обеспечение наиболее благоприят-ных условий для этих двух столпов американских вузов. Его цель и назначение – избавить преподавателей от ненужных административных забот, а студентам создать наиболее комфортные условия для учебы и приобретения навыков науч-ной работы. Конечно, нельзя приуменьшать роль администрации в жизни уни-верситета, особенно в финансовом обеспечении, организации учебного и научно-го процесса и повседневном управлении жизнью вуза. Но факт остается фактом.
У каждого преподавателя - отдельный кабинет, оборудованный всем необхо-димым: мебель, средства связи, офисные принадлежности, аппараты для приго-товления кофе и чая. Причем, вы можете оборудовать свой кабинет по своему вкусу так, чтобы сделать работу наиболее комфортной и продуктивной. Для нас, привыкших к тому, что все члены кафедры сидят в одном помещении, часто имея один стол на двоих, это казалось настоящим университетским раем, в то время, как американские коллеги рассматривали это как обыденную университетскую реальность. Они часто были недовольны размерами своих кабинетов. Причем прийти в свой кабинет можно в любое время суток, даже ночью. У каждого есть ключ от кабинета и факультета. Это часто выручало на первых порах, пока не прошли адаптация к разнице во времени между Россией и США. В своем кабине-те я собрал хорошую библиотеку по истории США, которую позже передал в Марийский государственный университет и которая стала основой «американ-ской коллекции» кабинета всеобщей истории историко-филологического факуль-тета.
В своем кабинете каждый преподаватель встречается со студентами для про-верки выполнения заданий и для необходимых консультаций. Причем, дурным тоном считается приходить просто так - поболтать или попить кофе. Отношения между преподавателями и студентами, а тем более, аспирантами, демократичны и неформальны. Причем, часто они становятся дружескими, но никогда пани-братскими. Всегда существует незримая грань, которую студенты не переступа-ют, даже уже много лет по окончании университета. Это своеобразное наследие средневекового университетского социума бережно поддерживается обеими сто-ронами, хотя и не исключает порой скрытого взаимного недовольства друг дру-гом. Преподаватель выступает часто не просто как учитель, но как ментор, а ино-гда как советчик и даже психолог. Эти отношения часто сохраняются на долгие годы и становятся одним из компонентов университетского патриотизма для вы-пускников, порой сохраняющих ностальгические чувства к своей альма-матер, факультету, кафедре. Очень часто это принимает и материальное выражение, но не по отношению к любимому преподавателю, а к вузу в целом. Так, выпускники университета Боулинг Грин разных годов выпуска помогают оборудовать различные лаборатории и учебные аудитории, строить новые корпуса и пополнять великолепную библиотеку, следить за благоустройством университетского парка и спортивных сооружений.
Лекции и практические занятия не произвели на меня особого впечатления. Мне кажется, что в американской методике образования не хватает двух компо-нентов, которые были долгое время отличительной особенностью отечественной высшей школы. Это последовательность и фундаментализм. Но в американской системе этого, возможно, и не требуется. Зато очень поощряется способность вести дискуссию, отстаивать собственное мнение, даже если оно противоречит мнению преподавателя. Причем, начатое обсуждение не завершается со звонком с занятий. Оно может быть продолжено в студенческом кафетерии, на скамееч-ках парка, в преподавательском кабинете, в переписке по электронной почте. Мне посчастливилось принять участие в работе спецсеминара, которым руково-дили профессора Н. Макленнан и Д. Роуни. Нед Макленнан, крупный американ-ский политолог и философ, позже приглашенный профессором в Лондонскую школу экономики, пользовался популярностью у американских студентов за умение объяснять сложные процессы политических коллизий XX века и боль-шую требовательность. Дон Роуни, который был моим куратором по кафедре истории, дополнял своего коллегу очень хорошими знаниями русской истории.
Уважение к труду преподавателей в американском, во всяком случае связан-ном с образованием обществе, - это и осознание того факта, что стать профессо-ром в университете, можно в результате лишь долгого и кропотливого труда. К нему идут долго и упорно, во многом отказывая себе, особенно в начале карьеры. Причем, традиционно начинающий ученый не должен получать все свои проме-жуточные должности и звание в одном университете. Почти обязательно бака-лавриат он должен завершить в одном университете или колледже, звание маги-стра получить в другом, доктора - в третьем; профессорские регалии - в четвертом. При этом, очень приветствуется и зарубежный опыт или знания ино-странных языков, если они не являются родными. Например, профессор Д. Ро-уни, о котором я уже упоминал выше, проходил стажировку в школе известного российского историка И.Д Ковальченко и прекрасно знал русский язык. Такая «географическая» традиция, идущая из наследия средневековых университетов, имеет огромный плюс. Молодой ученый получает возможность на практике по-знакомиться с различными научными школами, приобрести широкий круг связей и знакомств, войти в профессиональное сообщество.
Защита докторской диссертации - очень важный этап в жизни американского историка, да и любого американского ученого. Но, как правило, это продолжение пути в науку, а не её завершение, как зачастую происходит в нашей отечествен-ной практике. Молодому доктору предстоит еще пройти через целый ряд проме-жуточных академических званий и должностей, прежде чем он получит звание «полного», а затем и «заслуженного» профессора. Последнее звание, кроме про-чего, позволяет работать без регулярного переизбрания и защищает от возмож-ного увольнения и преследования со стороны администрации. Но в начале нужно создать свое имя и профессиональную репутацию, заявить о себе несколькими солидными монографиями и статьями, которые имеют высокий индекс цитирования, стать членом профессиональных ассоциаций и сообществ. Иначе невоз-можно победить в довольно высокой конкурентной борьбе, которая характера для американского «интеллектуального и преподавательского рынка» труда.
К чести американских университетских администраций они очень помогают преподавателям в их карьерном росте, хотя и понимают, что рано или поздно те могут покинуть вуз ради работы в другом месте. Университет предоставляет оплачиваемый годичный отпуск для подготовки монографий или освоения новых технологий; покрывает затраты на научные командировки, в том числе и моло-дым преподавателям, правда не так щедро, как состоявшимся ученым. При этом, не требуется сопровождать свой отчет огромным колличеством сопровождаю-щих документов, подтверждающими понесенные расходы или мучительно раз-мышлять, хватит или не хватит тебе средств на оплату гостиницы или пропита-ние. Высокая степень доверия в деликатном финансовом вопросе базируется не только на стремлении администрации освободить ученого от ненужной мелоч-ной регламентации и дополнительных расходов из личного бюджета, но и на его понимании ответственности перед университетом, академическим сообществом и перед самим собой за результаты труда. Такое отношение дает свои плоды, по-рой достаточно быстро. Так, например, профессор П. Бергерон, начавший рабо-тать на кафедре истории университета Боулинг Грин в 1997 году, уже через 3 года подарил мне свою книгу об истории высшего общества штата Пенсильвания в XVIII – начале XIX веков.
В американских университетах приветствуется участие профессоров и пре-подавателей в региональных, национальных и международных исследователь-ских и научных проектах. Очень поощряется привлечение дополнительных фи-нансовых средств за счет грантов многочисленных местных или национальных фондов. Количество грантодающих организаций в США поражает воображение. Увесистый том различных фондов, жертвующих средства на проведение науч-ных исследований и разработку новых технологий, состоит из нескольких тысяч страниц с подробными выходными данными. Конечно, средства не предоставля-ются автоматически. Чтобы их получить, необходимо представить проекты, от-личающиеся практической значимостью, оригинальностью подхода и будующей перспективой. Но, в конечном счете, деньги, вложенные, в том числе и частным капиталом, в науку и образование, дают наиболее высокий эффект в развитии национальной экономики и общества. Это очень прагматичный подход – это но-вые нестандартные подходы, новые мысли и изобретения, новые книги и техно-логии. Это вклад в будущее, который определяет поступательное развитие нации и государства. К сожалению, трудно ожидать схожей ситуации в отечественной действительности, даже сейчас, когда по количеству миллиардеров и миллионе-ров Россия уверенно находится на лидирующих позициях в мире. Отечественный капитал, в основном олигархический и компратадорский по своему характеру, не ориентирован на социальные потребности страны и нации и, соответственно не видит смысла в поддержке отечественной науки и образования. Отдельные, очень немногочисленные фонды, созданы либо для узко профильных целей, либо по приказу сверху и часто малоэффективны. Немного спасает ситуацию государ-ственное финансирование научных разработок, но этого явно недостаточно.
Неверно будет сказать, что финансовый и социальный статус американской профессуры идеален. Как и везде, здесь есть свои сложности и проблемы. Внутри сообщества существуют и внутренние трения, на результаты научных исследова-ний влияют и требования «политической и расовой корректности», ставшей од-ним из важнейших составляющей менталитета либерального общества, есть и зависть к результатам коллег. Но это объяснимо и понятно. Все мы люди. Но факт остается фактом - сравнение в положении американских и российских гу-манитариев явно не в пользу последних.
Нельзя не сказать о библиотеке университета Боулинг Грин, да и вообще о библиотечной системе американских вузов. Начало 1990-ых годов было тяже-лейшим периодом существования российской библиотечной системы, в том чис-ле и университетской. Знакомство с библиотекой американского университета представляло разительный контраст с российской вузовской библиотекой. Это поистине центр университетской учебной и научной жизни, объект первостепен-ного внимания со стороны руководства вуза и спонсоров университета. Огром-ное четырехэтажное здание открыто для посетителей практически круглосуточ-но, особенно в период сессии. Электронные каталоги, современные стеллажи, свободный доступ к интересующей тебя литературе, к интернету и современной технике, удобные читальные рекреации, свободный абонемент и прекрасное об-служивание, всего не перечислишь. Организованная по принципу регионального пула, библиотека позволяла пользоваться фондами практически всех крупных библиотечных собраний Среднего Запада США, а также ряда национальных фондов и архивов. Правда, каталог университетской библиотеки имелся и в при-вычной для нас форме карточек. Но электронные каталоги и базы данных, конеч-но, гораздо удобнее для научной и учебной работы. Очень быстро вы можете найти, классифицировать и получить в распечатанном виде то, на что дома вы должны потратить уйму времени и монотонной работы. Производительность ва-шего труда многократно возрастает. Но не следует переоценивать универсаль-ность и возможности работы с электронными базами данных и интернетом. Как ни странно, увеличивая многократно поток информации, мы часто сужаем каче-ство получаемой информации, лишаемся возможности видеть «нюансы» источ-ников, пометки и замечания тех, кто работал с источником до вас. Особенно, ес-ли это были современники или, например, историки XIX века, когда делать пометки на страницах книг не возбранялось. Кроме того, не все источники, кар-тографические коллекции или редкие издания переведены в электронный вид. Например, во время своей командировки в Президентский центр в Теннесси, о чем я скажу ниже, мне удалось познакомиться с планом дома, который планиро-вал построить для себя одиннадцатый президент США Дж. Полк, после того, как он уйдет в отставку. Несмотря на то, что в американистике за ним закрепилась слава «пуританского» президента, запретившего проводить балы и праздничные вечера в Белом Доме в период своего президентства, в плане своего будущего дома им предусматривалось строительство и убранство бального помещения. Таким образом, ничто человеческое ему было не чуждо.
Несколько слов и о статусе библиотечного работника. Конечно, зарплата библиотекаря невелика и текучесть кадров весьма высока. Но эти минусы разительно отличаются по своему внутреннему смыслу от ситуации в отечественных университетских библиотеках. Текучесть во многом объясняется тем, что млад-ший библиотечный персонал почти сплошь состоит из студентов, которые только получают возможность подработать, что очень важно при достаточно высоком уровне платного высшего образования в США. Они также имеют возможность расширить и углубить свои знания и практические навыки, что очень важно для их резюме при дальнейшем самостоятельном трудоустройстве или решении про-должить свое образование. Я думаю, что эта практика должна быть заимствована и в наших университетах.
Что же касается статуса основного ядра библиотечных работников, то у них есть гораздо больше карьерных перспектив и путей своей самореализации, чем у их российских коллег. В США есть научные степени по библиотечному делу, аналогичные степеням по технике, математике, физике, праву и т.д. Кроме того, библиотекари имеют свои профессиональные ассоциации и общества, как на ре-гиональном, так и национальном уровнях, серьезные научные издания и альма-нахи. Библиотечный работник в США - это равноправный ученый и участник образовательного и научного процесса. Я считаю, что это также должно быть принято в нашей университетской практике.
В рамках нашей стажировки были предусмотрены возможность участия в работе профессиональных организаций и посещение других университетских центров. Наиболее интересным для меня стало участие и выступление на конфе-ренциях Ассоциации американских историков в Чикаго и Вашингтоне. Я не только смог пообщаться со своими американскими коллегами, но и завести необ-ходимые связи для пополнения библиотечного фонда нашего университета. Так, после моей стажировки кафедра всеобщей истории в течении нескольких лет по-лучала публикации документов по истории «холодной войны», которые издавал «Институт холодной войны» в Калифорнии. Посещение Университета Сиракузы и Государственного университета Нью-Йорка, которые являлись центрами по развитию дистанционного образования в США, помогли через несколько лет развить эту технологию в Марийском государственном университете. Пионером здесь стал профессор А.А. Косов, который был участником программы GFDP в 1997 – 1998 годах, и чья программа предусматривала знакомство с американской системой дистанционного образования, в том числе и в указанных университе-тах.
За время стажировки мне удалось посетить 14 американских университетов - от Нью Джерси до Висконсина, от Пенсильвании до Теннесси. В ряде универси-тетов я читал лекции по истории «джексоновской демократии» в США для аспи-рантов и магистров исторических кафедр как приглашенный профессор. В уни-верситете Теннесси я, благодаря гранту, полученному от частного фонда «XX Century Foundation», занимался в архиве Центра президента Дж. Полка при уни-верситете. Прием в центре был прекрасно организован профессором В. Катле-ром, руководителем Центра. Он стал моим другом и соавтором статьи по исто-рии президентов США, выходцев штата Теннесси, опубликованной в одном из сборников кафедры всеобщей истории Марийского государственного универси-тета. Я смог не только позаниматься в фондах Центра, но и посетил мемориал Дж. Полка в Теннесси, а также поместье седьмого президента США Э. Джексона «Эрмитаж», посетил Конгресс штата.
Поездка в Теннесси очень много дала для становления меня как историка-американиста, помогла избавиться от некоторых стереотипов во взглядах на ис-торию США XIX века. В Конгрессе штата Теннесси я вдруг с удивлением обна-ружил в галерее выдающихся сынов штата бюст полковника Форреста, знамени-того конфедерата, а также основателя и первого руководителя Ку-Клукс-Клана. Воспитанный на однозначно отрицательном подходе к южанам, защищавшим систему рабства в года Гражданской войны в США и уже испытавший влияние подхода «политической корректности в Америке, я был очень удивлен. Я осто-рожно поинтересовался у профессора Катлера, как бюст основателя ККК смог попасть в здание Конгресс штата Теннесси. Рассказ моего коллеги во многом дополнил мои знания о Гражданской войне в США, её действующих лицах и ге-роях. Нечто похожее я испытал, когда недавнее освещение Гражданской войны, но уже в России, заполнило страницы наших исторических журналов и публици-стики. Полковник Форрест был одним из наиболее известных военных героев Конфедерации, стоявшем в одном ряду с генералом Ли, Стоунвол Джексоном и другими. Он не был профессиональным военным, но, вступив рядовым в армию Юга, сделал головокружительную карьеру, закончив войну генералом и лучшим кавалеристом и партизаном по обе стороны фронта. Здесь его биография чем-то перекликается с историей нашего Дениса Давыдова, хотя фронт его действий был гораздо шире, да и стихов он, видимо, не писал. За всю свою военную карье-ру он не проиграл ни одного сражения, хотя его противник всегда имел числен-ное преимущество. Одно время он командовал всей кавалерией конфедератов и пользовался на Юге непререкаемой авторитетом. Его противники-северяне, та-кие как генерал Шерман и генерал Грант, ставший позже президентом США, всегда отзывались о нем с уважением и, даже, восхищением. Став одним из ос-нователей Ку-Клукс-Клана и его главой в 1867 году, он распустил организацию в 1869, посчитав ее цели выполненными. По мнению многих историков в США, ККК образца 1867-1869 годов (они выделяют этот период в отдельный этап) был реальным выражением духа всеобщей на белом Юге неприязни, с которой белые южане относились к навязанной политике Реконструкции, утере политических и экономических привилегий, символом борьбы, с их точки зрения, с политикой либералов-завоевателей. Несмотря на то, что действия клана были нередко же-стоки и связаны с насилием, на первом этапе своего существования они отлича-лись и определенными благородными чертами. Так, за эти два года, что Форрест руководил кланом, не было ни одного нападения или акта насилия над женщи-нами, независимо от цвета её кожи. Особое внимание уделялось защите вдов и сирот, которые чаще всего становились жертвами банд мародеров, рыскавшими по Югу в поисках мифического золота плантаторов. Я далек от мысли идеализи-ровать деятельность клана, но следует признать, что система рабства, просуще-ствовавшая в южной части страны более двухсот лет, породила специфическое для американской истории доктринерское закрытое общество Юга, чей ментали-тет не мог измениться сразу же по окончании военных действий. И Форрест стал ярким примером уходящей эпохи и людей, «унесенных ветром».
Год стажировки в американском университете прошел очень быстро. Ре-зультатом моей поездки в Теннесси стали ряд статей, опубликованных в универ-ситетских сборниках МарГУ и ЧувГУ1, новые курсы по истории США на исто-рико-филологическом университете, коллекция «Американа» кабинета всеобщей истории. Но, пожалуй, самое главное - создание в Марийском государственном университете при поддержке ректора, профессора В.П. Ившина Российско-Американского центра. Целью РАЦ стало развитие научного, педагогического и учебного сотрудничества между МарГУ и американскими вузами. РАЦ просуще-ствовал с 1996 по 2011 годы, пока я был проректором по международному со-трудничеству нашего вуза. Центром были проведены три российско-американских конференции, изданы совместные сборники научных статей, при-няты на стажировку ряд ученых, аспирантов и студентов из США, получены многочисленные гранты на развитие образования (в том числе и в сфере элек-тронных технологий) в Республике Марий Эл и многое другое. Но самое главное, с помощью центра многие ученые, преподаватели и бизнесмены из Марий Эл смогли пройти стажировку в США, что способствовало их росту в профессио-нальной карьере. В 1996 году на годичную стажировку в США поехал уже целый отряд преподавателей университета в составе четырех человек, которые верну-лись из поездки обогащенные новыми знаниями и идеями. Профессор А.А. Косов стал пионером в создании и развитии в Марий Эл системы дистанционного обра-зования. К сожалению, этот яркий ученый и деятель образования рано ушел из жизни. Доцент Н.А. Бирюкова стала автором собственной школы педагогики в МарГУ. Доцент Т.М. Гусакова защитила кандидатскую диссертацию, она разви-вала электронные системы образования в вузе и сейчас работает первым заме-стителем министра образования и науки Республики Марий Эл. Профессор Е.И. Царегородцев по возвращению со стажировки в университете Боулинг Грин за-щитил в 1998 году докторскую диссертацию. Он создал первую в университете кафедру моделирования экономических процессов. Он также создал научную школу моделирования экономики, где под его руководством были подготовлены и успешно защищены 38 кандидатских и три докторские диссертации. Выпуск-ник университета О.А. Сидоров успешно окончил магистратуру университета Боулинг Грин; Ohio. Затем он защитил кандидатскую диссертацию по юриспру-денции и сейчас работает первым проректором Марийского государственного университета.
В последующие годы на стажировки и обучение выезжали и другие препо-даватели, сотрудники и студенты Марийского государственного университета, а также технического университета и педагогического института. Таким образом, первые академические обмены, деятельность Российско-Американского центра стали важной основой для развития научно-педагогического потенциала Респуб-лики Марий Эл.
Примечания
1 См. например: В. Катлер, А.А. Ярыгин. Политика вето президентов Джексона, Полка и Джонсона и джексоновская концепция развития экономики США. // Политика и культура стран Европы и Америки. Ч. 2. Йошкар-Ола, 1996. С.15-29 (В соавторстве с В. Катлером); Д. Роуни. Политический центр и периферия: взгляд на государственное управление в России в историческом контексте (перевод и ред. А.А. Ярыгин). // Политика и культура стран Европы и Америки. Ч. 2. Йошкар-Ола, 1996. С. 97 – 113.; A. Yarigin. The Russian-American Center at Mari State University. // Alrtacts. Western Social Sciense Association. 39 Annual Conference. April 23-26, 1997. Altuguergue, 1997. Р.132-135.; А.А. Ярыгин. Роль и значение международных обменов. // Российско-американское сотрудниче-ство. Образование и перспективы развития. Материалы I Российско-американской региональной конференции 9-11 декабря 1997. Йошкар-Ола, 1997. С. 3 – 7; А.А. Ярыгин. Актуальные проблемы «джексоновской» демократии в США в первой половине ХIX века // Формирование единого про-странства образования и науки в российской высшей школе. I Арсентьевские чтения. Чебоксары, 2008. С. 428–436; А.А. Ярыгин. Образ России в преподавании истории в американских универси-тетах. // Полиэтничность России контексте исторического дискурса и образовательных практик XIX–XXI вв. III Арсентьевские чтения. Чебоксары, 2010. С. 20–29.
A.A. Yarygin
THE BEGINNING OF THE ACADEMICAL RUSSIAN-AMERICAN EXCHANGE PROGRAMMES OF THE MARI STATE UNIVERSITY IN 1994-1997
Key wodrs: Junior Faculty Development Program (JFDP); Russian-American exchange programmes; Mari State University, Bowling Green State University (Ohaio); high education.
The article is devoted to the history of the foundation of Russian-American ex-change programmes at Mari State University.
            [name_en] => BEGINNING OF THE ACADEMICAL RUSSIAN-AMERICAN EXCHANGE PROGRAMMES OF THE MARI STATE UNIVERSITY IN 1994-1997 
            [annotation_en] => The article is devoted to the history of the foundation of Russian-American exchange programmes at the Mari State University. The author shares his personal impressions of the American system of higher education and tells us about the Junior Faculty Development Program (JFDP). It was a one-year internship of young Russian scientists and university professors in American universities.
            [text_en] => The article is devoted to the history of the foundation of Russian-American exchange programmes at the Mari State University. The author shares his personal impressions of the American system of higher education and tells us about the Junior Faculty Development Program (JFDP). It was a one-year internship of young Russian scientists and university professors in American universities.
            [udk] => 
            [order] => 7
            [filepdf_ru] => 99_ru.pdf
            [filepdf_en] => 99_en.pdf
            [download] => 
            [section_ru] => СТАТЬИ И СООБЩЕНИЯ
            [section_en] => ARTICLES AND POSTS
            [authors] => Array
                (
                    [0] => Array
                        (
                            [author_ru] => Андрей Андреевич  Ярыгин
                            [author_en] => Andrey A. Yarygin 
                        )

                )

        )

    [7] => Array
        (
            [id_section] => 6
            [id] => 100
            [id_journal] => 5
            [name_ru] => ЖЕНЩИНЫ И ПАРЛАМЕНТАРИЗМ В РЕСПУБЛИКЕ БЕЛАРУСЬ (1991–2012 ГГ.)
            [annotation_ru] => На значительном статистическом и фактическом материале показана ди-намика женского участия в органах представительной власти Беларуси; выде-лены этапы данного процесса, для которых в 1991-2000 гг. было характерно резкое снижение представленности женщин в советах всех уровней и позитив-ный перелом в 2001-2012 гг., связанный с приведением в соответствие с между-народными стандартами законодательства Беларуси. Подчеркивается тен-денция формирования гендерного баланса внутри белорусских общественно-политических структур Беларуси.
Ключевые слова: женщины во власти; Беларусь; парламент; гендерный ба-ланс.
            [text_ru] => На значительном статистическом и фактическом материале показана ди-намика женского участия в органах представительной власти Беларуси; выде-лены этапы данного процесса, для которых в 1991-2000 гг. было характерно резкое снижение представленности женщин в советах всех уровней и позитив-ный перелом в 2001-2012 гг., связанный с приведением в соответствие с между-народными стандартами законодательства Беларуси. Подчеркивается тен-денция формирования гендерного баланса внутри белорусских общественно-политических структур Беларуси.
Ключевые слова: женщины во власти; Беларусь; парламент; гендерный ба-ланс.
В научных дискуссиях по поводу обеспечения справедливого баланса между мужчинами и женщинами в национальных и местных представительных и ис-полнительных органах власти регулярно поднимаются вопросы, почему для от-дельных групп населения, в частности женщин, становится важным быть пред-ставленными большим числом и каковы последствия заполнения мужчинами и женщинами позиций политической власти в равной пропорции. В связи с этим одни исследователи полагают, что должен быть обеспечен принцип естественной справедливости: равноправный доступ женщин во властные сферы пропорцио-нально их количеству в общей массе населения в законотворчестве и при приня-тии управленческих решений обеспечит отражение точек зрения всех обще-ственных групп. Другие обращают внимание на то обстоятельство, что современные женщины способны занимать ответственные государственные и общественные посты в силу их высокого образовательного и профессионального уровня, который во многих странах, и в Беларуси в частности, даже опережает уровень мужчин. В такой ситуации не использовать в полном объеме их творче-ский потенциал означает существенную потерю для общества. Наконец, выска-зывается убеждение, что в силу отличия жизненного опыта женщины склонны больше внимания уделять таким вопросам, как защита окружающей среды, бла-госостояние и здоровье граждан, забота о детях. Следовательно, большее присут-ствие женщин в представительных органах будет стимулировать последние ак-тивнее принимать решения по этим вопросам в интересах общества.
Не вступая в дискуссию по поводу сильных и слабых сторон приведенных аргументов, отметим лишь, что интеграция в политическую жизнь недостаточно представленных в ней групп населения (в нашем случае женщин) требует специ-альных усилий как со стороны государства и неправительственного сектора, так и самих членов группы. В свою очередь, исторический опыт независимой Бела-руси, неотъемлемо связанный с предшествующим периодом жизни БССР в со-ставе СССР демонстрирует то, что интеграция в политическую жизнь недоста-точно представленных в ней групп населения (в нашем случае женщин) требует специальных усилий как со стороны государства и неправительственного секто-ра, так и самих членов группы.
В системе управления СССР, а также БССР в качестве составной части со-ветской федерации, фактическая власть принадлежала Коммунистической партии как руководящей силе общества и ее разветвленной территориальной и отрасле-вой партийной структуре. Заметную прослойку в числе рядовых членов партии, делегатов партийных съездов и конференций, низовых партийных комитетов со-ставляли женщины, однако их почти не было там, где концентрировалась реаль-ная власть – среди первых секретарей обкомов и горкомов и никогда – среди членов политбюро и секретарей ЦК КПСС (Е.А. Фурцева – редчайшее исключе-ние). То же относится и к практике замещения секретариата ЦК КПБ.
От центрального и местного руководства партии зависело решение всех клю-чевых вопросов, в том числе и такого важного, как квоты представительства от различных групп населения и рекомендация конкретных кандидатур на выдви-жение в состав депутатов. В то же время конституционно не КПСС и ее структуры, а Советы народных депутатов, олицетворяли государственную власть, деле-гированную им народом. Высшим органом федеральной власти являлся избира-емый на 4 года Верховный Совет СССР, а в союзной республике соответственно – Верховный Совет республики. Широкое участие женщин в работе Советов народных депутатов всех уровней являлось результатом государственного проек-та пропорционального и сбалансированного представительства в них разных со-циальных групп (ведь, как провозглашала ст. 2 Конституции 1977 г., «Вся власть в СССР принадлежит народу») – рабочих, тружеников села, женщин. Для по-следних оно обеспечивалось путем негласного резервирования трети мест в Вер-ховном Совете СССР и в Верховных Советах союзных республик, а также поло-вины мест в местных советах. На практике, в условиях безальтернативных выборов, число женщин в советах оказывалось еще выше: по результатам выбо-ров 1985 г. в Верховном Совете БССР они составляли 37%, в местных советах – 50%.
В силу декоративного характера самого института советского парламента-ризма выдвижение на безальтернативной основе депутатов «из народа», в том числе женщин, в созывавшийся дважды в год на сессии продолжительностью всего в несколько дней главный представительный орган было своеобразным признанием профессиональных заслуг в одной из сфер трудовой деятельности – промышленности, сельском хозяйстве, здравоохранении, образовании, и не более того. Так была выдвинута и избрана депутатом Верховного Совета СССР 9-го созыва (1974–1979), а уже в нем стала заместителем Председателя Совета Союза заведующая молочно-товарной фермой одного из колхозов Новогрудского райо-на А.Л. Давидчик. Естественно, и для нее, и для многих иных выходцев из гущи народа исполнение подобной ответственной работы не становилось стартовой площадкой для продолжения карьеры на высоких общественных или государ-ственных должностях, на которых женщины крайне редко, но, все же, иногда появлялись.
В высших органах исполнительной власти БССР отдельные женщины зани-мали ответственные должности. Продолжительное время на посту заместителя Председателя Совета Министров БССР находились Е.И. Уралова (1950–1958), Н.Л. Снежкова (1970–1984) и Н.Н. Мазай (1985–1991). Министром просвещения БССР работала Е.И. Уралова (1938–1947), первым заместителем министра про-свещения БССР – А.И. Концевая (1968–1982), заместителем министра социально-го обеспечения БССР – У.Ф. Кришталевич (1974–1984). Но эти примеры, скорее, являлись исключением из общего правила недопущения женщин в высшие эше-лоны исполнительной власти: «стеклянный потолок», несмотря на то, что сам термин был придуман на Западе, для советских женщин тоже существовал. Для этого имелись как объективные, так и субъективные причины. С одной стороны, несмотря на общую тенденцию роста высокообразованных женщин (из 1000 женщин, занятых в народном хозяйстве Беларуси к 1985 г., 779 имели высшее и среднее образование по сравнению с 142 в 1939 г.; у мужчин эти цифры равны соответственно 748 и 781), двойная занятость женщин – на производстве и по об-служиванию семьи – не позволяла им серьезно концентрироваться на карьере. С другой стороны, сказывалась устойчивость культурного стереотипа об управлен-ческой работе как о преимущественно мужском занятии.
Тем временем выдвинутый в середине 1930-х гг. и повторяемый в течение десятков лет тезис о «решённости женского вопроса в СССР» и достигнутом ра-венстве женщин с мужчинами поддерживал общество в состоянии твердой уве-ренности в том, что дискриминация женщин в стране в принципе отсутствует. Действительно, уже первые законодательные акты Советской власти, официаль-но провозгласившие равные избирательные, гражданские и социально-экономические права женщин и мужчин, представляли в совокупности долго-срочную юридическую базу отхода от консервативно-патриархатной государ-ственной политики предшествующего периода и подрыва культурной системы, легитимировавшей неизменно неравное положение женщин. Конституция БССР 1927 г. объявляла о политическом равноправии всех добывающих средства к жизни производительным и общественно-полезным трудом, т.е. работающих женщин и мужчин, а также лиц, занятых домашним хозяйством, обеспечиваю-щих для первых возможность производительного труда. Тем самым конститу-ция, с одной стороны, не указывая прямо на женщин, фиксировала сложившееся в обществе и семье разделение труда по гендерному признаку, а, с другой, – при-знавала домашний обслуживающий труд в качестве критерия женской «полезно-сти» для общества.
Равноправие полов вслед за новыми союзными конституциями 1936 и 1977 гг. закрепляли Конституции БССР 1937 и 1978 гг. Первая из них гарантировала: «Женщине в БССР предоставляются равные права с мужчиной во всех областях хозяйственной, государственной, культурной и общественно-политической жиз-ни. Возможность осуществления этих прав женщин обеспечивается предоставле-нием женщине равного с мужчиной права на труд, оплату труда, отдых, социаль-ное страхование и образование, государственной охраной интересов матери и ребенка, предоставлением женщине при беременности отпусков с сохранением содержания, широкой сетью родильных домов, детских ясель и садов»2. Консти-туция БССР 1978 года преемственно сохраняла принцип равноправия полов («Женщина и мужчина имеют в Белорусской ССР равные права»), но делала шаг вперед: концепт «равенство» в ней толкуется несколько шире – не только как равенство прав мужчин и женщин, но и как равенство возможностей их реали-зации: «Осуществление этих прав обеспечивается предоставлением женщинам равных с мужчинами возможностей в получении образования и профессиональ-ной подготовки, в труде, вознаграждении за него и продвижении по работе, в общественно-политической и культурной деятельности». В то же время она про-должала разделять взгляд на естественную природу женщины – обеспечивать уход и обслуживание семей, в связи с чем она еще более расширяла привилегии женщинам, гарантировав им специальные меры «по охране труда и здоровья», создание условий, позволяющих «сочетать труд с материнством», правовую за-щиту, материальную и моральную поддержку «материнства и детства, включая предоставление оплачиваемых отпусков и других льгот беременным женщинам и матерям, постепенное сокращение рабочего времени женщин, имеющих малолетних детей»3. Таким образом, из конституционного дискурса полностью ис-ключался концепт отцовство.
К моменту разработки Конституции уже независимой Беларуси междуна-родное сообщество окончательно стало понимать концепт «равенство» как ра-венство возможностей реализации прав мужчин и женщин4. Это было учтено ее разработчиками. Так, Конституция 1994 года гарантировала женщинам предо-ставление равных с мужчинами возможностей в получении образования и про-фессиональной подготовке, в труде и продвижении по службе (работе), в обще-ственно-политической, культурной и других сферах деятельности5, тем самым отразив в своем тексте новое, современное видение концепта «равенство» полов. Более того, в отличие от советских конституций, полностью игнорировавших институт отцовства, впервые Конституция 1994 г. отказалась от редукции кон-цепта родительство к материнству, поставив институт отцовства также под защиту государства («Брак, семья, материнство, отцовство и детство находятся под защитой государства»). На первый взгляд незначительный лингвистический «поворот», на практике обещает вылиться в важный социокультурный сдвиг. В условиях сохранения патронирующей роли государства женщина-мать в отда-ленной перспективе более не только не рассматривается как обязательная (и вы-нужденная) клиентка социальных служб, но и правомочна делегировать часть обязанностей по уходу за детьми мужчине, что нашло отражение вслед за Кон-ституцией в Трудовом кодексе (1999).
Но путь от формально-юридического к действительному равенству оказался значительно сложнее и драматичней. Поэтому вместе с распадом СССР и демон-тажом прежней политической системы, повлекшим отказ от идеи пропорцио-нального представительства разных социальных групп, в том числе обязательно-го женского представительства в Советах, рухнул и декоративный фасад женского участия в управлении государством. Более того, оказалась скомпроме-тированной сама идея этого участия, а вместе с ней – и идея женской эмансипа-ции, которую стали выдавать за составную часть даже не левой, а большевист-ской политической культуры, с наследием которой развернулась настоящая борьба. Компартия Беларуси (КПБ), патронировавшая советское женское движе-ние, стремительно утрачивала влияние, в 1991 г. после провала путча ГКЧП ее деятельность и вовсе была приостановлена; после снятия в 1993 г. запрета она оставалась в тени новых политических партий разных идеологических направле-ний. Маловлиятельной была и образованная в 1991 г. Партия коммунистов Бела-руси (ПКБ), к тому же перешедшая впоследствии в лагерь оппозиции. Все поли-тические партии (в 1994 г. и 1999 г. их было 17)6, за исключением женской партии «Надзея», вопрос о представленности женщин в самих партийных струк-турах и продвижения их в парламент просто выбросили из практической повест-ки как «анахронизм» уходившей эпохи.
В новых обстоятельствах меры по поддержанию пропорционального пред-ставительства в органах представительной власти сошли на нет, а структуры, обеспечивавшие возможность совмещения женщинами материнской и професси-ональной функций, – подорванными: закрывались детские сады, внешкольные учреждения, оказалась в кризисе система социальной помощи и социальной работы. Новые политические и социальные условия стали вызовом и для женщин, и для мужчин, но по отличающимся основаниям – абсолютное большинство муж-чин и в прежние времена не сталкивалось с трудностями совмещения родитель-ских и профессиональных функций. Что касается политического пространства, то изменившаяся обстановка и упразднение квот наглядно продемонстрировали, что женщины не являлись на нем «своими игроками». Их участие в представитель-ных органах власти на всех уровнях – национальном, областном, городском, рай-онном, сельском – резко снизилось. Уже в результате выборов 1990 г. доля жен-щин в Верховном Совете народных депутатов упала до 3,9%, в районных – до 23%. Результат выглядел особенно удручающим в силу того, что именно в этот год Комиссия ООН по статусу женщин признала 30-процентный рубеж пред-ставленности женщин в парламентах в качестве приемлемого минимума, начиная с которого они получают возможность влиять на политическую повестку и при-нимаемые решения. В Беларуси этому требованию удовлетворяла только доля женщин в сельских Советах, хотя и значительно снизившаяся по сравнению с еще недавним прошлым, но все еще составлявшая довольно внушительные 34%7.
В условиях строительства в Беларуси новой политической системы, транс-формации парламента в представительный орган, работающий на постоянной основе, сохранение системы Советов народных депутатов на всех уровнях (об-ластном, городском, районном и поселковом/сельском) достижение международ-но признанного рубежа становилось серьезной задачей.
Верховный Совет 12-го и 13-го созывов,
Палата представителей Национального Собрания 1-го – 4-го созывов
В первое десятилетие существования независимой Беларуси законодательная власть в ней претерпела серьезное реформирование. До 1996 года она продолжа-ла осуществляться однопалатным Верховным Советом, выборы в 12-й созыв ко-торого состоялись в 1990 г. еще в условиях существования СССР. С трудом сформированный в 1995 г. из-за низкой явки избирателей Верховный совет 13-го созыва проработал неполный срок: он был распущен через несколько месяцев после начала работы. Конституционная реформа 1996 года трансформировала парламент страны. Он был переименован в Национальное собрание Республики Беларусь, состоящее из Палаты представителей и Совета Республики. В рамках рассматриваемого периода в Палату представителей состоялось четыре цикла выборов – в 1996, 2000, 2004 и 2008 гг. В ходе тех же избирательных циклов формировался и состав Совета Республики.
По итогам выборов 1990 и 1995 гг. законодательный орган страны приобрел исключительно мужской облик: 14 женщин8 против 350 и 9 женщин9 на фоне 190 мужчин составили соответственно лишь 3,9% и 4,5% среди депутатов однопа-латного Верховного Совета 12-го (1990–1995) и 13-го (1995–1996) созывов.
Не изменили картину и первые парламентские выборы после конституцион-ной реформы 1996 г. В Палату представителей Национального собрания 1-го со-зыва (1996–2000) было избрано всего 5 женщин-депутатов (4,5% от общего чис-ла), растворившихся в мужской – 105 человек – депутатской массе. Все они (М.М. Винокурова, В.М. Самусева, Н.П. Телебук, Т.Н. Ходневич, М.Н. Худая) уже имели опыт работы в парламенте, придя в Национальное собрание из депутатско-го корпуса последнего состава Верховного Совета. В новом парламенте три из них были задействованы в качестве заместителей председателей постоянных Ко-миссий, еще одна (М.М. Винокурова) была включена в состав постоянной Комис-сии по международным делам и национальной безопасности. Делегирование 4 из 5 имевшихся в парламенте депутаток в состав постоянных Комиссий сглаживало бросавшееся в глаза крайне малочисленное присутствие женщин в Палате пред-ставителей.
Представленность женщин в Комиссиях в относительном исчислении (то есть по формальному критерию) в сложившихся обстоятельствах может быть расценена как максимально благоприятная. Фактически же уровень женского участия в парламенте был недопустимо низким. Тем не менее, женщины были заметны в работе законодательного органа, чему способствовали их личные ка-чества: это были опытные, занимавшие разные ступени государственного и пар-тийного управления еще в СССР деятельницы – упрекнуть их в некомпетентно-сти, в том, что «кухарка управляет государством», было нельзя. М.Н. Худая, утвержденная заместителем председателя комиссии по проблемам чернобыль-ской катастрофы, экологии и природопользованию, до избрания в Палату пред-ставителей работала первым секретарем Несвижского райкома КПБ, избиралась депутатом Верховного Совета БССР 8-го и 13-го созывов, была членом Президи-ума Верховного Совета БССР. Т.Н. Ходневич, ставшая заместителем комиссии по национальной безопасности, была полковником милиции, работала в органах МВД. В.М. Самусева, занявшая пост заместителя председателя комиссии по об-разованию, культуре, науке и научно-техническому прогрессу, в прошлом рабо-тала директором средней школы. М.М. Винокурова до избрания в парламент ра-ботала директором завода крупнопанельного домостроения в Бобруйске.
На выборах 2000 года из 63 женщин, зарегистрированных в качестве канди-датов, депутатский мандат получили 14 (12,6%) против 97 (87,4%) мужчин. Женщины, хотя и прибавили в представительстве, вновь получили абсолютное меньшинство мест. Тем не менее, итоги уже этих выборов обнаружили обнаде-живающую особенность. По подсчетам автора, в своей гендерной группе муж-чин-кандидатов попало в парламент 19,4% – даже чуть меньше, чем женщин – 20,6%10.
В депутатском корпусе Палаты представителей 2-го созыва предшествую-щий опыт законодательной работы имели только три женщины. О.М. Абрамова являлась депутатом Верховного Совета 13-го созыва, но в большую политику вошла еще в конце 1980-х гг. как представительница «русскоязычной» оппози-ции, возглавляла Движение демократических реформ Беларуси, Белорусское объединение «Яблоко». Наиболее опытными в новом составе парламента были М.М. Винокурова и М.Н. Худая, отработавшие до этого в Верховном Совете 13-го созыва и Палате представителей 1-го созыва. Женщины были широко представ-лены в руководящем составе Палаты представителей. В число 22 членов ее Сове-та вошли С.В. Гиль, З.В. Пенькова, Н.А. Ткачук. Все избранные женщины-депутаты были задействованы в работе Постоянных комиссий, в основном в качестве рядовых членов11. Пропорционально увеличив свое участие в руководстве комиссий, женщины не поднялись выше должности заместителя председателя: Н.П. Авдеева – в комиссии по образованию, культуре, науке и научно-техническому прогрессу, З.П. Пенькова – в комиссии по международным делам и связям с СНГ, А.Н. Бурова – в комиссии по жилищной политике, строительству, торговле и приватизации, Т.Г. Голубева – в комиссии по жилищной политике, строительству, торговле и приватизации. Наметилась и тенденция к стабилиза-ции женских (собственно, это было типично и для мужчин-парламентариев) пар-ламентских руководящих кадров. М.Н. Худая, вторично получив легислатуру, сохранила свое прежнее место в комиссии по проблемам чернобыльской ката-строфы, экологии и природопользования. По-прежнему ни одной женщины не было в числе председателей постоянных комиссий.
Итоги выборов в Верховный Совет 12-го и 13-го созывов, а затем и в Палату представителей Национального собрания 1-го и 2-го созывов давали все основа-ния сделать вывод о том, что в 1990-х годах на электоральном поле женщины абсолютно проиграли мужчинам. И этот вывод не на много смягчал факт, что к 2000 г. в мире женщины в среднем составляли только 14% от состава националь-ных парламентов12 – собственно примерно столько же женщин (12,6%) выиграло выборы в Палату представителей в этом году. Избирательные кампании показа-ли, что в отсутствие государственной политической воли и специальных требо-ваний со стороны избирательного законодательства ни политические партии, ни сами женщины не были готовы к активному выдвижению себя в качестве канди-датов, а население – за них голосовать. В условиях трансформации всей полити-ческой системы женщины не смогли оперативно отреагировать на вызовы новой общественно-политической ситуации, артикулировать свои программы и дока-зать профессиональную политическую компетентность. Помимо этого даже наличие юридически зафиксированных политических прав не исключало в элек-торальной политике дискриминацию в отношении женщин. Многие, и не только мужчины, полагали, что женщина не может позволить себе заниматься серьезной государственной и общественной работой: стереотип о том, что политика не женское дело, имел достаточно широкое распространение в обществе. Правда, открыто дискриминировать кандидаток на депутатский мандат мало кто решался. Зато значительно более распространена в отношении них была скрытая дискри-минация.
Однако 1990-е годы не были потерянными для женщин в отношении утвер-ждения их на обновленном политическом поле и продвижения в политику. В первое постсоветское десятилетие было образовано несколько десятков женских организаций. Их лидерами во многих случаях выступили чрезвычайно активные в прошлой политической системе члены Компартии и комсомола, подготовлен-ные к общественной деятельности и организаторской работе среди населения всей своей предшествовавшей работой. Наиболее крупной и влиятельной стал имевший сильную централизованную структуру и широкую сеть региональных отделений «Белорусский Союз женщин», ставший в 1991 г. преемником «Бело-русского комитета советских женщин» времен СССР. Его основательницей и первым председателем вплоть до трагического ухода в 1999 г. из жизни была Т.Н. Дудко, после чего пост председателя заняла Н.А. Ермакова. В числе первых начали действовать «Женское христианско-демократическое движение» (1993), «Международный женский фонд Святой Евфросиньи Полоцкой» (1995), «Бело-русская ассоциация молодых христианских женщин» (1996), «Белорусская орга-низация трудящихся женщин» (1996), «Ульяна» в Витебске, «Рагнеда» в Соли-горске и другие. Создание общественных и политических организаций было поставлено в правовое русло принятыми в 1994 г. законами «Об общественных объединениях»13 и «О политических партиях»14. К началу 2000-х годов в респуб-лике была зарегистрирована 81 женская организация; правда, по состоянию на 1 января 2009 г. их общее число уменьшилось до 3315.
Большинство женских организаций не заявляли публично о своей политиче-ской позиции, их собственная система идей, из которой формируется идеология, определяются цели, видение будущего на конкретном этапе, была (да и остается) не до конца проясненной. Идейной основой их общественной активности явля-лась убежденность в том, что в стране было формальное, а не фактическое равен-ство полов, критическое отношение к государственной социальной политике, а содержанием деятельности стала защита женских интересов, сумма которых в новых условиях не была до конца сформулирована, но в качестве центральных выступали тезисы о «естественном предназначении» и «двойной занятости» женщин. Первый этап становления женского движения Беларуси во многом но-сил социально-благотворительный характер: женские организации ретранслиро-вали экономические и социальные требования женщин, добивались оказания им конкретной помощи в кризисных ситуациях. В то же время их деятельность под-талкивала женщин к необходимости занять более активную жизненную позицию, и в этом смысле она выполнила функцию катализатора женской общественной активности.
Поэтому при всей кажущейся незначительности достижений женского дви-жения первого постсоветского десятилетия оно сыграло некоторую позитивную роль. Более того, в нем выделялись и стали играть более заметную роль органи-зации, которые не только поддержали традицию официального женского движе-ния советского времени, но и сделали существенный шаг вперед, сумев превра-титься в реальный феномен общественной жизни. Деятельность «Белорусского союза женщин» и некоторых других организаций стала выходить за рамки соци-ально-благотворительной работы, а таких объединений, как «Белорусская жен-ская лига» (1998), «Женское независимое демократическое движение» (до 1999 г. «Женское христианско-демократическое движение») все больше начала концен-трироваться на вопросах мобилизации и политического обучения женщин, вос-питания у них интереса к политической деятельности, осознания себя важной составной частью электората страны. Появилась даже женская политическая пар-тия – «Надзея» (1994–2007), созданная В.Т. Полевиковой на базе актива входив-ших в Федерацию профсоюзов Беларуси «женских» профсоюзов, прежде всего, легкой промышленности. Сама Полевикова в Федерации профсоюзов работала с 1992 г. сначала заместителем заведующего орготделом, затем секретарем Испол-кома Совета ФПБ и руководителем информационно-аналитического центра, была председателем комиссии по вопросам работы с женщинами Совета Всеобщей Конфедерации Труда16. «Надзея», помимо требований построения демократиче-ского, социального и правового государства, улучшения условий жизни, раскры-тия творческого потенциала женщин, выдвигала в качестве программной задачу вовлечения их в политику. Партия приобрела даже некоторую популярность и узнаваемость. В 1999 г. рейтинг партии был максимальным и доходил до 8,4%17. По опросу социологов, проведенному в 2002 г., на выборах в местные советы 6% респондентов-минчан были готовы отдать свои голоса представителям «Надзеi», т.е. больше чем другим партиям, у которых потенциальные возможности получе-ния голосов избирателей составляли от 1% до 4%18. На местных выборах 2006 г. за партию, по оценкам социологов, были готовы голосовать 7,2% избирателей19.
Благодаря развитию третьего сектора женщины, обладающие лидерским по-тенциалом, смогли более активно заявить о своих правах на реальное участие в политической жизни, получили возможность пройти школу политической социа-лизации в различных организациях и не обязательно в женских: последние в мас-се общественных объединений разной направленности составляли всего 1,07%20. В множестве разнообразных неправительственных организаций женщины соста-вили основу рядовых членов, а многие из них возглавили. Среди лидеров обще-ственных объединений в среднем по стране они составили 23%, из них 20,87% – в столице, 25,82% – в областных и 24,85% – в районных городах. В организациях же, фокусировавшихся на защите прав потребителей, проблемах инвалидов, чер-нобыльских, по интересам, социальной защиты, доля женщин-руководителей варьировалась от 30 до 40%21. Все это, а также устойчивое расширение участия женщин на руководящих должностях в системе управления позволило не только сохранить, но и открыть новые перспективы для женского лидерства как фено-мена политики. С другой стороны, стереотип «в политике женщинам нет места» стал вытесняться более позитивным отношением к женщинам-кандидатам, а са-мо население стало лояльнее относиться к выдвижению женщин в выборные ор-ганы власти. Одновременно начал пропагандироваться зарубежный опыт, свиде-тельствовавший об успешности и полезности для общества участия женщин наравне с мужчинами в законодательном процессе. Все это даст о себе знать в перспективе на выборах 2004 и 2008 гг. в Палату представителей Национального собрания 3-го и 4-го созывов.
И, что очень важно, начиная с парламентской избирательной кампании 2004 г., повышению роли женщин в электоральном процессе способствовал новый фактор – административный ресурс, который сыграл особую и, пожалуй, реша-ющую роль. Власть в лице Президента Республики Беларусь А.Г. Лукашенко, переизбранного в 2001 г. на пост Главы государства, можно сказать, работала на опережение, она перехватила инициативу у третьего сектора, подняв вопрос о необходимости расширения участия женщин в представительных органах. Два-жды накануне выборов 2004 г. Президент заявил о необходимости расширять женское представительство в Парламенте: «… Должны быть здесь представлены и ветераны, и молодежь, и особенно женщины. Женщин в Парламенте не должно быть меньше 30–40 процентов. <…> я буду всячески поддерживать тенденцию на большее присутствие в Парламенте женской части нашего общества. Попрошу и органы власти на местах поддерживать эти процессы»22. «Будущий Парламент должен быть высокопрофессиональным и всесторонне сбалансированным. До-стойное место в нем должны занять женщины, молодежь, ветераны, ведь они лучше всех знают проблемы тех слоев населения, которые они представляют»23.
Накануне президентских выборов 2006 г. А.Г. Лукашенко сделал новое важ-ное заявление – о необходимости создания условий для совмещения женщинами родительских функций и участия в управлении: «Сегодня женщины, как я уже сказал, играют очень большую роль в обществе. И надо создавать все условия, чтобы женщина и при наличии детей могла активно и плодотворно работать, участвовать в общественной жизни и в управлении государством»24. Фактически А.Г. Лукашенко занял открыто патронирующую позицию в вопросе выдвижения женщин в органы представительной власти, тем самым, сделав задолго до оче-редных парламентских выборов, которые должны были состояться в 2008 г., не-двусмысленный посыл и самим женщинам как основной составной части электо-рата в стране, особенно в его старших возрастных группах, быть более активными в избирательном процессе.
Пожелание о будущем кадровом составе белорусского парламента, есте-ственно, было адресовано непосредственно в регионы, тем, кто на местах должен был содействовать процессу выборов. В государстве с сильной президентской властью позиция лидера в отношении актуальных вопросов играет особую роль. За президентской риторикой внимательно следят руководители и администрато-ры на местах. Поэтому и в вопросе соблюдения гендерного баланса в парламенте позиция Главы государства, естественно, была «взята на заметку». В то же время отмеченный важный фактор – фактическое одобрение властными структурами принципа позитивной дискриминации в качестве механизма увеличения предста-вительства какой-либо социальной группы – не был чем-то новым. Выше отме-чалось, что еще в Советском Союзе привлечение женщин к работе в органах представительной власти всех уровней обеспечивалось с помощью резервирова-ния мест для женщин. Международное сообщество также признало целесообраз-ность инкорпорирования женского опыта в политическую жизнь методами пози-тивной дискриминации. Ее применение допускает Конвенция ООН 1979 г. «О ликвидации всех форм дискриминации в отношении женщин»25. Принцип пози-тивной дискриминации в отношении комплектования законодательных органов стал использоваться во все большем количестве стран: гендерные нормы вводят-ся конституционным требованием, избирательным законодательством, законода-тельством о партиях, специальными законами о равном статусе, внутренними регуляциями политических партий. Некоторые страны фактически узаконили специальные квоты с целью обеспечить присутствие женщин в своих законода-тельных органах. Например, из 59 стран, где в 2011 г. были проведены выборы в нижнюю палату или в однопалатный парламент, в 26 были приняты специальные меры в интересах женщин, а в 17 использовались избирательные квоты26. Таким образом, политика применения электоральных и партийных норм для обеспече-ния более справедливого баланса в национальных парламентах становилась об-щим мировым правилом. Этот важный мировой тренд не мог не быть замечен-ным политтехнологами в Беларуси, хотя ни Избирательный кодекс, ни закон «О политических партиях» по прежнему не предусматривали требований в отношении соблюдения норм гендерного равенства, а сами партии оставались в целом равнодушными к этой идее27.
Столь же важными представляются изменения в настроениях избирателей. Высокая образованность, компетентность, профессионализм женщин, их осве-домленность в важных вопросах развития общества, поощрительное отношение властей, наступательная позиция женских организаций, проводивших агитацию среди населения по поддержке кандидатур женщин, поддержка со стороны средств массовой информации сыграли немаловажную роль в произошедших на протяжении 2000-х годов переменах в электоральных предпочтениях граждан. В сознании людей стало укрепляться представление о том, что избрание большего числа женщин на ответственные посты приводит к изменениям в самом подходе к формированию политической культуры и политических приоритетов общества в целом. Население в своей массе начало более позитивно относиться к возмож-ности избрания женщин. Уже в ходе предвыборной кампании 2004 г. выступле-ния женщин в массовых аудиториях воспринимались, как отмечала ставшая де-путатом Л.В. Кашенкова, «более лояльно, дружелюбно, чем выступления мужчин-кандидатов»: «через женщину-кандидата в депутаты избиратели хотели передать проблемы, волнующие женщину-мать, женщину-семьянина, женщину-профессионала; избиратели несколько устали от мужчин-политиков» 28.
В силу указанных факторов особенностью кампаний по выборам в Палату представителей стало увеличение пропорции женщин в числе кандидатов в депу-таты. На выборах 2000 г. были зарегистрированы 564 кандидата, из них 64 (11,2%) женщины29. В 2004 г. из 327 кандидатов была 61 (18,7%) женщина35. В 2008 г. соответственно 243 и 54 (22,2%)31. С каждой кампанией выборы для жен-щин становились все более успешными. Если на выборах 2000 г. отсеялись 78,2% кандидаток, то в 2004 и 2008 гг. в парламент не прошли только 39,2% и 35,2% претендентов на место в парламенте. Другими словами, шансы на победу у жен-щин, решившихся участвовать в выборах, были вполне благоприятны. Улучши-лось не только процентное соотношение женщин-претендентов, но и показатель выигранных ими выборов. Если, как уже отмечалось, в Палату представителей 1-го созыва избрали 5 (4,5%) женщин, то в 2000 г. из 111 депутатских мест женщи-ны получили 14 (12,6%), в 2004 г. из 110 мест – 31 (28,0%)32, в 2008 г. из 110 мандатов женщинам достались 35 (31,8%)33. Детальная картина, характеризую-щая соотношение гендерных групп среди кандидатов и получивших мандат в Палату представителей Национального собрания, представлена в таблицах 1 и 2. 
Мужчин
Женщин
Всего
% от числа всех канд-в
% в своей гендер-ной группе
Всего
% от числа всех канд-в
% в сво-ей ген-дер-ной группе
2000
564
501
88,8
63
11,2
97
17,2
19,4
14
2,5
20,6
2004
327
266
81,3
61
18,7
79
24,2
29,7
31
9,5
59,8
2008
243
189
77,8
54
22,2
75
30,9
39,7
35
14,4
64,8
2012
293
235
80,2
58
19,8
80
27,3
34
29
9,9
58,6
Таблица 2. Состав депутатов Верховного Совета (1990–1996) и Палаты представителей Национального собрания РБ (1996–2012)
Созыв
Всего депута-тов
Мужчины
Женщины
Руководители палат и комис-сий*
Всего
%
Всего
%
Все-го
Мужчин
Женщин
Всего
%
Все-го
%
1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
11
1990–1995
359
345
96,1
14
3,9
–
–
–
–
–
1995–1996
199
190
95,5
9
4,5
–
–
–
–
–
1996–2000
110
105
95,5
5
4,5
45
42
93,3
3
6,7
2000–2004
111
97
87,4
14
12,6
46
41
89,1
5
10,9
2004–2008
110
79
72,0
31
28,0
61
43
70,5
18
29,5
2008–2012
110
75
68,2
35
31,8
64
46
71,9
18
28,1
* В графу «Руководители палат и комиссий: включены: Председатель Палаты представителей, заместители Председателя Палаты представителей, председатели и заместители председателей постоянных комиссий.
Как
            [name_en] => WOMEN AND PARLIAMENTARISM IN THE REPUBLIC OF BELARUS (1991 – 2012) 
            [annotation_en] => The dynamics of women's participation in the bodies of representative government of Belarus is shown on a significant statistical and factual basis. The article highlights the stages of this process, for which a sharp decline in the representation of women in councils at all levels was characteristic in 1991-2000. A positive change took place in 2001-2012, and it was connected with bringing the legislation of Belarus in line with international standards. The author emphasizes the tendency of forming gender balance within the Belarusian socio-political structures.
            [text_en] => The dynamics of women's participation in the bodies of representative government of Belarus is shown on a significant statistical and factual basis. The article highlights the stages of this process, for which a sharp decline in the representation of women in councils at all levels was characteristic in 1991-2000. A positive change took place in 2001-2012, and it was connected with bringing the legislation of Belarus in line with international standards. The author emphasizes the tendency of forming gender balance within the Belarusian socio-political structures.
            [udk] => 
            [order] => 8
            [filepdf_ru] => 100_ru.pdf
            [filepdf_en] => 100_en.pdf
            [download] => 
            [section_ru] => СТАТЬИ И СООБЩЕНИЯ
            [section_en] => ARTICLES AND POSTS
            [authors] => Array
                (
                    [0] => Array
                        (
                            [author_ru] => Ирина Ромуальдовна  Чикалова
                            [author_en] => Irina R. Chikalova 
                        )

                )

        )

    [8] => Array
        (
            [id_section] => 6
            [id] => 101
            [id_journal] => 5
            [name_ru] => ФЕНОМЕН ФИНСКОЙ ЖЕНЩИНЫ В ПОЛИТИКЕ
            [annotation_ru] => На примере участия женщин в политической жизни Финляндии рассмотре-ны особенности североевропейской модели присутствия женщин в политике. Показаны вехи последовательного продвижения в мире идей и практик гендер-ного равенства; проведен анализ потенциала категории «политическая культу-ра Финляндии» в области реализации гендерного баланса.
Ключевые слова: гендерное равенство; политическая культура; биологи-ческий детерминизм; женское движение в Финляндии.
            [text_ru] => На примере участия женщин в политической жизни Финляндии рассмотре-ны особенности североевропейской модели присутствия женщин в политике. Показаны вехи последовательного продвижения в мире идей и практик гендер-ного равенства; проведен анализ потенциала категории «политическая культу-ра Финляндии» в области реализации гендерного баланса.
Ключевые слова: гендерное равенство; политическая культура; биологи-ческий детерминизм; женское движение в Финляндии.
Положение женщины не только в мире политики, но и в реальной жизни во все времена было незавидным. Гендерное неравенство, возведенное в абсолют, долгое время не подпускало женщин к сфере большой политики. Утвердитель-ный ответ на вопрос о том, должно ли женщине заниматься политикой, был по-лучен по меркам историческим относительно недавно. В 1791 году в разгар Французской революции мало кому известная писательница Олимпия де Гуж пророчески изрекла: «Если женщина имеет право взойти на эшафот, она должна иметь право подняться на трибуну»1. За столь дерзкое заявление она поплатилась жизнью, но оно же запечатлело ее имя в анналах истории. Почти через сто летфранцузская революция, кстати, возвысила имя не только француженки, но и нашей соотечественницы Елизаветы Кушелевой - Дмитриевой, бывшей сорат-ницей Карла Маркса, создавшей и возглавившей вместе с легендарной Луизой Мишель революционную организацию женщин.
Казалось бы, Великая Французская революция с ее утилитарно понимаемы-ми ценностями свободы для всего народа проторила дорогу для женщины в пуб-личной сфере, поскольку лишь публичная площадка считалась ареной подлинной свободы и реализации гражданских прав. Однако иерархические отношения, продолжавшие составлять основу правил поведения в частной жизни, не допус-кали женщин к публичной сфере, исходя из сложившегося стереотипа о неспо-собности женщин выйти за рамки своего биологического предназначения. Ввиду того, что привычным местом пребывания женщин считалась приватная сфера, то они не могли выступать в качестве акторов практик свободы. В конечном счете, биологический детерминизм, трактовавший, что все в человеке детерминируется биологией и физиологией, предопределял положение женщины в обществе. Следствием биодетерминизма было стойкое убеждение о наличии сущностных различий между маскулинным и феминным.
По мнению исследовательницы из Белоруссии И. Чикаловой, питавшаяся идеями либерализма Великая Французская революция конца XVIII в. оставила женщин даже с меньшим числом свобод, чем они имели до ее начала2. Таким образом, публичная сфера, с которой ассоциировалась политическая жизнь, функционировала без женщин. Более того, она отвергала их из собственной си-стемы координат.
«Восстание масс»3 − явление, зафиксированное испанским философом Х. Ортегой – и – Гассетом и означавшее разрушение исторически сложившейся иерархической структуры западных стран, − предполагало уничтожение не только социального, но и полоролевого неравенства между людьми. Подчеркивая забрезжившие перемены в положении европейских женщин, французский фило-соф-просветитель Ж.А. Кондорсе писал: «Одним из наиболее важных для общего счастья результатов прогресса человеческого разума, мы должны считать полное разрушение предрассудков, создавших неравенство прав между двумя полами, гибельное даже для того, кому оно благоприятствует» 4.
Упомянутые исторические прецеденты, явление биодетерминизма и призна-ние философа указывают скорее на исключение из правил, которые в силу раз-ных обстоятельств случались во время войн, революций и иных критических си-туаций в стране. Когда же обстановка менялась – все возвращалось на круги своя. И женщина становилась существом подневольным, помещенным в систему координат дома, семьи и детей.
Стереотипы, глубоко засевшие в массовом сознании, создавали асимметрич-ные критерии оценок женщин и мужчин в качестве субъектов политики. Истори-чески так складывалось, что женщина, как правило, не воспринималась в каче-стве первого лица, обладающего самостоятельностью суждений, масштабностью мышления, следовательно, способностью к принятию верных управленческих решений. В тех случаях, когда женщине все-таки не отказывали в праве на ли-дерство, а это зависело от общей культуры в целом и страновой политической культуры в частности, ее образ формировался исходя из мужских стандартов ру-ководителя, политика.
«Маскулинизация» образа женщины-политика, приводила к наделению женского поведения в политике такими характеристиками, как жесткость, грани-чащая с агрессивностью, обращение к насилию как к последнему аргументу в сложнейших конфликтных ситуациях. Чтобы прослыть лидером, ни в чем не уступающим мужчине в твердости, самоуверенности, женщина была вынуждена придерживаться в политике более жесткой линии поведения, чем мужчина. Е. Бахтеева отмечает, что образ «женщины-мужчины» − один из наиболее распро-страненных образов, при формировании которого особую роль играет патриар-хальный тип культуры, который четко дифференцирует основные сферы жизни, в том числе и политику, по половому признаку. Женщины-политики представ-ляются с ярко выраженными маскулинными качествами: ярко выраженная му-скулатура, оружие в руках, военная форма, которые ассоциируются с силой, му-жеством, отвагой. Все это создает впечатление, что женщине для самореализации и отстаивания своей позиции в политической деятельности необходимо своего рода мимикрирование (подражание) мужской половине политиков. В результате формируется мнение о том, что женщины слишком увлекаются авторитарным стилем управления и поведения, стремятся принимать как можно больше реше-ний5.
Похоже, женщинам и в голову не приходило, что возможна иная модель по-ведения в сфере, считавшейся исключительно мужской. Конечно, для этого должны были измениться сами критерии оценки политического участия акторов в этой сфере. Но, прежде всего, сама политическая среда, исключающая превра-щение женщины «лишь в форму некоего «украшения» демократического устрой-ства государственных органов, в связи с необходимостью участия в политиче-ской сфере таких групп, как молодежь, женщины и другие»6. Однако гендерные стереотипы, основывающиеся на гендерной асимметрии, имеют тенденцию к сохранению. Более того, они отягощаются нежеланием женщин задаваться во-просом о предпосылках собственной дистанцированности от политики.
Добровольное отдаление женщин от поиска причин своей ущемленности в политике получило название синдромов: «железной леди» (The Queen Bee Syn-drome) и «чуланной феминистки» («The Closet Feminist Syndrome»). Синдром «железной леди» предполагает, что женщины-политики осознают существование проблемы дискриминации, но в связи с тем, что, по их мнению, они добились всего сами (следовательно, и все остальные должны пройти тот же путь), не счи-тают, что обязаны выступать от лица всех женщин. Женщины, «страдающие» синдромом «чуланной феминистки», избегают каких-либо громких высказыва-ний в интересах женщин, опасаясь быть названными феминистками в связи с негативным отношение к феминизму в целом7.
Представляется, что синдром «железной леди», явно списанный с образа Маргарет Тэтчер, более распространен и востребован, поскольку жесткость и приверженность к насилию по-прежнему считаются в мире политики наиболее результативными методами достижения успеха. Однако подобная тактика перео-девания в «мужские» одежды не приводила к однозначным положительным ре-зультатам. Так, в предисловии к книге премьер-министра Израиля Голды Меир (1969-1974) «Моя жизнь» Яаков Цур пишет: «Голда не принадлежала к феми-нисткам. Она достигла своего высокого положения не потому, что была женщи-ной. В ее времена бытовала поговорка: «Голда – единственный мужчина в пра-вительстве». С характерным для нее сарказмом она замечала по этому поводу: «А если бы про одного из членов правительства сказали, что он – единственная женщина в его составе, – как бы вы посмотрели на это?»8. Действительно, с име-нем Голды Меир связывают беспрецедентную жесткость и бескомпромиссность в политике, чья линия поведения в современных условиях вряд ли требует тира-жирования. Намеренная жесткость и стремление к достижению успеха любыми средствами говорит скорее о слабости политика, чем о его силе, поэтому не мо-жет обеспечивать институционализации политических конфликтов как необхо-димого условия их урегулирования.
Принципиально иной представляется североевропейская модель присутствия женщины в политике, отличающаяся от только что воспроизведенной по многим показателям. Одним из самых впечатляющих показателей является количество женщин в парламентах североевропейских стран. Если в таких странах, как США, Бразилия, Великобритания, Франция, Тунис, Индия, Япония, Таиланд и Австралия женщины составляют до 10% парламентариев, а в Китае, Исландии, Австрии и Германии – от 20до 30%, то в Швеции, Финляндии, Норвегии и Да-нии женщинам принадлежит от 30 до 40% депутатских мест9.
Соперничающими по силе влияния факторами, способствовавшими возведе-нию женщины в сфере политики скандинавских стран и Финляндии в положение, равное с мужчинами, являются признание международным сообществом прав женщин как неотъемлемой части прав человека и сопутствовавшее этим завоеваниям политическая культура, поощрявшая многолетнюю борьбу с обще-ственными предрассудками и ограничениями для женщин, подвигавшая самую образованную и эмансипированную часть женщин к деятельному, рационально-му участию в политике.
Легитимация идеи гендерного равенства стала возможной благодаря унифи-цирующим положение женщин в мире нормам международного права, которые были разработаны Организацией Объединенных наций (ООН) и Международной Организацией труда (МОТ) и др. Национальные законодательства по гендерному равенству и правам женщин в разных странах разработаны по-разному, но в це-лом слабо, что невольно создает условия для ущемления прав женщин. В подоб-ных ситуациях на помощь женщинам, отстаивающим свои права, приходят меж-дународно-правовые нормы, принятые мировым сообществом и ратифицированные конкретными странами.
Основополагающим документом, в котором впервые заявлено о привержен-ности принципу равенства мужчин и женщин перед законом, стала Всеобщая декларации прав человека, принятая 10 декабря 1948 г. Этот документ не содер-жал норм, обязательных к выполнению, поскольку априори имел рекомендатель-ный характер. Декларация формулировала задачи глубоко гуманистического со-держания, к выполнению которых должны были стремиться все государства. Так, в Ст. 2 содержится основной принцип равенства и отсутствия дискриминации в отношении пользования правами человека и основными свободами10. Таким об-разом, декларация сыграла роль своего рода первоисточника, откуда позже заим-ствовались идеи для дальнейшего наращивания массива документов по реализа-ции равных возможностей для мужчин и женщин.
В течение трех десятилетий после принятия декларации ООН было принято более 100 документов, направленных на обеспечение гендерного равенства. В этой череде документов − Конвенция о политических правах женщин (1952 год); Конвенция о гражданстве замужней женщины (1957 год); Конвенция о борьбе с дискриминацией в области образования (1960 год); Международные пакты об экономических, социальных и культурных правах, о гражданских и по-литических правах (1966 год) и другие документы. Одним из важнейших между-народных документов − в контексте заявленной темы − является Конвенция о политических правах женщин, которая содержала положение о том, что «Жен-щины могут быть избираемы, на равных с мужчинами условиях, без какой-либо дискриминации, во все установленные национальным законом учреждения, тре-бующие публичных выборов» (Ст. 2), а так же «Женщинам принадлежит, на рав-ных с мужчинами условиях, без какой-либо дискриминации, право занимать должности на общественно-государственной службе и выполнять все обще-ственно-государственные функции, установленные национальным законом (Ст. 3)» 11.
Принципиально новые возможности для женщин открывала Конвенция о ликвидации всех форм дискриминации в отношении женщин, принятая ООН в 1979 году. Важно отметить, что Конвенция содержала практические рекомендации по поводу установления специальных квот для более успешного продвиже-ния женщин в политике. В документе говорится, что в национальном законода-тельстве допускается использование особых мер и процедур, способствующих фактическому выравниванию статуса мужчин и женщин в политической сфере. В соответствии с Конвенцией, рекомендуется использование квот для женщин в представительных (законодательных) органах и структурах исполнительной вла-сти; в списках кандидатов в депутаты; в руководящих органах партий, движений.
ООН продолжала развивать тему гендерного равенства и в дальнейшем, что вылилось, например, в объявленное на период с 1976 по 1985 гг. десятилетие женщин ООН под девизом «Равенство, развитие, мир». Эта акция сделала досто-янием мирового общественного мнения неприглядные факты дискриминации женщин в странах преимущественно «второго» и «третьего» миров12, обнаружи-ла проблему зависимости положения женщин от формы и содержания политиче-ского порядка в странах мира. Становилось очевидным: эмансипация женщин и гендерное равенство есть факторы демократизации.
В сентябре 1995 года в Пекине состоялась Четвертая Всемирная конферен-ция, обсуждавшая положение женщин в мире. Была обнародована новая кон-цепция «паритетной демократии», вобравшая в себя идеи международных жен-ских организаций и движений, которые требовали принятия решительных мер по обеспечению паритетного равенства женщин в структурах власти. Паритет предполагал представленность женщин и мужчин в структурах власти по фор-муле «50/50».
Важным источником для разработке законов и государственных программ по гендерному балансу следует считать документ Совета Европы, подготовленный отделом по проблемам равенства между мужчинами и женщинами в 1998 году. Документ расширительно толкует подходы к проблеме гендерного равенства, а также знакомит с «позитивным опытом» выравнивания социальных статусов женщин и мужчин в ряде наиболее развитых в этом отношении стран – Дании, Швеции, Финляндии, Нидерландах, Новой Зеландии, Португалии. Стратегия предполагает «инкорпорировать аспекты, связанные с равенством между мужчи-нами и женщинами, во все сферы и на все уровни политической деятельности»13.
Таковы вкратце вехи последовательного продвижения в мире идей и практик гендерного равенства. При этом не вызывает сомнения тот факт, что гендерное «наступление» оказалось наиболее успешным в странах западной демократии. Замечено, что «наиболее значимые демократические завоевания в последние три десятилетия произошли в области равноправия женщин, расширения их демо-кратических прав. Хотя эта проблема стояла в центре политических дебатов и практической деятельности во всех развитых странах Запада, северные страны определенно задавали тон в дискуссиях»14. В том числе Финляндия, где тенден-ция гармонизации прав мужчин и женщин легла на вполне подготовленную поч-ву политической культуры.
Поэтому в рамках данной статьи для интерпретации феномена субъектности финских женщин в политике предпочтение отдается объяснительному потенциа-лу категории «политическая культура Финляндии», которая является одной из разновидностей западной политической культуры.
Известно, что в самом упрощенном виде политическая культура представля-ет собой сплав традиций и обычаев, норм и ценностей, которые в сложном взаи-модействии друг с другом предопределяют поведение субъектов политики в рам-ках отдельной страны. Несомненно, что в стиле политической деятельности человека проявляются его идеалы, убеждения, отражаются формы освоенного человеком социального и политического опыта, доставшиеся ему от предыдущих поколений.
Долгое время историки и антропологи оперировали понятием «националь-ный характер», справедливо интерпретируя суть политических процессов, роль политических акторов в них с позиций национальных традиций. Сыграв значи-тельную роль, эта дефиниция уступила место «политической культуре», по-скольку стало очевидным, что в силу присущей ей абстрактности она не может охватить всю мозаику сложных отношений, связанных с культурой, политикой, национальной принадлежностью и идентичностью.
Говоря о финском национальном характере, чаще всего принято отмечать свойственный для финнов консерватизм и даже некоторую старомодность. Для них характерно бережно хранить традиции и обычаи, доставшиеся им от пред-ков, и передавать их молодому поколению своих соотечественников. Замечено, что финны медлительны в разговоре, будто нарочито затягивают гласные. Ока-зывается, тиражируемая на уровне народного фольклора флегматичность у фин-нов – это тоже дань укоренившейся традиции. Среди финнов аристократы появи-лись очень поздно, но этого было достаточно для того, чтобы в их среде сложился определенный кодекс поведения. Поэтому финский аристократизм предполагает умение говорить мало, но по делу. А вот излишняя разговорчи-вость, громкий и тем более грубый голос были принадлежностью людей невысо-кого социального статуса. Финский аристократ своим поведением пытался напо-минать британского джентльмена, столь же молчаливого и не обремененного необходимостью куда-то спешить, торопиться.
Проявлением финского национального характера следует считать «отсут-ствие фразеологического прославления женщины: ни пословиц, ни поговорок, ни даже легкомысленных присказок. И так сложилось не потому, что общество недооценивает свою прекрасную половину. Причины две: во-первых, финнам всегда нелегко давалось публичное признание собственных достоинств и восхва-ление чужих. А во-вторых, финские женщины с присущей им скромностью и практичностью давным-давно сами предпочли устным комплиментам любезно-сти, прописанные конституционно»15.
Ограничимся упомянутой толикой финских традиций и обычаев, отдавая се-бе отчет в том, что они окончательно не проливают свет на феномен женского присутствия в политике, поскольку последнее стало достоянием женщин относи-тельно недавно.
Помня о значительном объяснительном потенциале политической культуры, обратимся к его структуре, содержащей определенные компоненты. С этой це-лью прибегнем к классическому определению, предложенному Г. Алмондом и Г. Пауэллом, которая предстает в следующем виде: «Политическая культура есть совокупность индивидуальных позиций и ориентаций участников данной политической системы. Это субъективная сфера, образующая основание политиче-ских действий и придающая им значение»16. По мнению американских исследо-вателей, упомянутые ориентации индивидуального характера содержат несколь-ко элементов: во-первых, познавательную ориентацию, суть которой сводится к различению истинности или ложности знаний о политике, во-вторых, аффектив-ную ориентацию, воплощающую в себе чувства приязни, отторжения, ангажиро-ванности по отношению к политическим субъектам, в-третьих, оценочную ори-ентацию, которая сводится к мнениям и умозаключениям по поводу объектов политики, нуждающихся в оценочных критериях.
Ориентации индивидуального характера формируются в результате соци-ального взаимодействия, поэтому являются продуктом политической социализа-ции, которая представляет собой процесс приобщения человека к нормам и тра-дициям определенной политической системы. Таким образом, политическая культура всегда предстает как форма освоенного людьми противоречивого опыта предшествующих поколений. Либо это наследие принимается, либо не принима-ется, но в любом случае приобретенная ценностная ориентация есть результат свободного выбора, как форм мышления, так и поведения предыдущих поколе-ний.
Важно в рамках предлагаемой статьи отметить, что политическая культура – это еще и дифференцированная часть общенациональной культуры страны и, на наш взгляд, отношения целого и его части не имеют однозначного линейного характера, т.е. «высокая» общенациональная культура не предполагает наличия столь же «высокой» политической культуры.
Нетрудно заметить, что политическая культура занимает пограничное поло-жение на стыке сфер политики и культуры, поэтому результаты их взаимодей-ствия связаны с политической властью. И, как замечает казанский политолог М. Фарукшин, «все объекты политической культуры обладают тем свойством, что генетически связаны прочными нитями с политической властью и, в конечном счете, служат ее характеристикой. Поэтому, раскрывая содержание политической культуры, следует в первую очередь сказать, что она есть совокупность опредме-ченных результатов человеческой деятельности, связанных с функционировани-ем политической власти, в виде политических институтов и их взаимодействия, представлений, ценностей и ценностных ориентаций, установок, образцов пове-дения, символов»17.
Итак, политическая культура является индикатором именно политической сферы жизнедеятельности человека, что позволяет обозначить границы явления и препятствует его расширительному толкованию в виде феномена культуры, которое приводит к размыванию смысла понятия «политическая культура». Мир политики, который присутствует в сознании людей, испытывает влияние таких общецивилизационных компонентов, как религия и идеология, достижения науки и техники и т.д.
Кроме того, завершая рефлексию по поводу сущности политической культу-ры, со ссылкой на отечественных политологов В.П. Пугачева и А.И. Соловьева отметим, что политическая культура может оказывать троякое влияние на поли-тические процессы и институты. Во-первых, существующая политическая культура может воспроизводить традиционные для общества формы политической жизни. И этому не мешают даже перемены в характере правящего политического режима. Во-вторых, политическая культура способна порождать и новые, нетра-диционные для общества формы социальной и политической жизни, вносимые в политическую жизнь под влиянием заимствованных ценностей и технологий. В-третьих, политическая культура обладает возможностью комбинировать элемен-ты прежнего и перспективного политического устройства. Сохраняя базовые ценности и образцы поведения, она дает возможность имплантировать в соци-альную ткань конкретных обществ новые механизмы политического взаимодей-ствия, обновлять и реконструировать текущие политические традиции.
Априори оценивая состояние политической культуры в Финляндии, на наш взгляд, следует отдать предпочтение двум последним трендам влияния, что будет показано в процессе дальнейшего изложения авторской мысли.
Дело в том, что индивидуальная ориентация финнов как в повседневной жизни, так и сфере политики, которая для них стала средством решения жизнен-ных проблем, априори была направлена на гендерный консенсус, в рамках кото-рый «признание женских прав в Суоми было самым естественным процессом. При этом решающим фактором был… географически-климатический: недоста-точно плодородная земля, мимолетное северное лето и бесконечные суровые зи-мы не оставили женщинам ни времени, ни возможности почувствовать себя сла-бым полом18.
Действительно, влияние внешних факторов трудно переоценить. Они порой оказывают доминирующее влияние на социальную систему, структурируя ее извне, воздействуя на микроклимат внутри коллективного единства. Скудная крестьянская жизнь на фоне продолжительной зимы и иных климатических сложностей диктовала создание такой модели социального устройства и поведе-ния, в которой финским женщинам была уготована роль, равная с мужчинами в борьбе за существование. Гендерный консенсус, сложившийся в условиях, пол-ных лишений, не разрушился и тогда, когда пришел к финнам определенный до-статок.
Активистская политическая культура, сложившаяся к этому времени в стране, способствовала формированию, как мы отмечали «новых, нетрадицион-ных форм социальной и политической жизни», одной из которых стало развитое государство благосостояния. В этой стране, противореча принципам либерализ-ма, отводящим государству роль ведомого, но не ведущего института, государ-ство тем не менее играло и играет важнейшую роль в сфере экономики. Однако «государство не поставило экономику под бюрократический контроль. Вместо этого оно стало одним из главных агентов либерализации экономической систе-мы. Финское государство использовало стимулы и стратегическое планирование в качестве дополнения к рыночным механизмам, а не в качестве их замены»19.
Современное государство всеобщего благосостояния – чудо финляндской социальной политики! – в какой-то степени продолжает удивлять исследовате-лей. Отечественный исследователь Б. Кагарлицкий отмечает, что с точки зрения либеральной теории (так называемого Вашингтонгского консенсуса) финны сде-лали все неправильно. Высокие налоги сохранялись, государство прямо участвовало в производственных и научных программах, сохраняя изрядную долю соб-ственности, социальные расходы оставались на высоком уровне. По логике либе-ральных экономистов, все это должно было закончиться полной катастрофой. Между тем к началу ХХI века Финляндия опережала США и многие другие страны и по темпам роста экономики, и по размаху технологических револю-ций20.
Именно государство всеобщего благосостояния создало для финских жен-щин высокий уровень комфорта и социальной защиты. В рамках сложившейся политической системы в Финляндии и Скандинавских странах достигнуто согла-сие по поводу основных принципов гендерного равенства. Эти принципы разде-ляются всеми политическими силами страны, что говорит как минимум о нали-чии в финском обществе политической культуры, характеризующейся достаточным уровнем гомогенности или консенсуальности. В политической культуре такого типа фиксируется присутствие весьма высокой сплоченности населения на основе разделяемых ведущих ценностей, к которым относятся постматериалистические ценности, о превалировании которых в индустриально развитых странах писал Р. Инглхарт в своей концепции «бесшумной револю-ции»21.
Ученый предположил, что следствием социально-экономического развития является переход от материальных к постматериальным ценностям, к которым относятся снижение преклонения перед государственной властью и предпочте-ние таким индивидуальным ценностям, как дружба и добрососедство, толерант-ность и терпимость по отношению к социальным и национальным меньшин-ствам, одобрительное отношение к феминизму. Среди постматериалистических ценностей, по Инглхарту, высокое положение занимают ценности самовыраже-ния и участия в принятии решений на всех уровнях, и, что очень важно отметить, господство постматериальных ценностей способствует терпимому отношению к разнообразию и является одним из условий функционирования активистской по-литической культуры и поддержания демократического политического порядка.
«Типичным для политической культуры страны является устойчивое требо-вание справедливого и равного отношения ко всем гражданам. В силу открыто-сти общества и прозрачности властных структур трудно скрыть от общественно-сти какие-либо подковерные тайны»22, − отмечают финские исследователи Перти Песонен и Олави Риихинен. Одним из оснований для столь значимых выводов стали последствия финансового инцидента, разыгравшегося в Финляндии в 1997 г. и ставшего веской причиной для подозрения правительства страны в фавори-тизме. Для сохранения веры в надежность финской экономической системы и высокого международного кредитного рейтинга министром финансов Арья Ал-хо была одобрена сделка, которая не выходила за рамки законности и даже стала оптимальной в сложившейся ситуации, однако, она подорвала общественное до-верие к банкам. За короткое время министр Алхо утратила доверие представите-лей политических партий правительственной коалиции, а вскоре и парламент-ской фракции социал-демократов, что вынудило ее быстро подать в отставку, чтобы избежать вотума о недоверии правительству, сформированному социалдемократами. Впервые в истории современной Финляндии министру пришлось покинуть свой пост по причине критики моральных аспектов принятия решения.
Эта история показала, во-первых, то, что общественное мнение, оцениваю-щее отношения правительства и граждан страны, стало настолько значимым, что пренебрегать им – правительству же во вред. Во-вторых, наличие реального ра-венства женщин и мужчин, что и отразилось в отсутствии каких-либо скидок для чиновника, занимающего высокое положение независимо от половой принад-лежности.
Поддерживаемое государством всеобщего благосостояния женское движение в Финляндии «стало рассматривать равноправие не только с точки зрения рас-ширения прав и возможностей участия в экономической и политической жизни женщин, но и более широко – как изменение традиционной роли полов в обще-стве»23. Не довольствуясь рынком труда, женщины-активисты сосредоточивают свое внимание на проблемах семьи, которые преимущественно и создают усло-вия неравенства полов. Центральной в политике равноправия полов становится задача решительного изменения ролевого статуса мужчин. Если раньше муж-чины ограничивались трудом на производстве, то начиная с конца 1970-х годов положение мужчин в Финляндии меняется. Финские мужчины «возвращаются» в семью: участвуют в воспитании детей и ведении домашнего хозяйства. К изме-нению своего ролевого статуса финские мужчины отнеслись спокойно, с пони-манием, поскольку, как уже было отмечено, финские женщины в суровых соци-альных условиях предыдущих десятилетий и даже столетий наравне с мужчинами участвовали в борьбе за выживание. В свою очередь государство взяло на себя обязательство предоставлять каждому ребенку место в детском са-ду, а учреждения социального страхования оказывают помощь в оплате ежеме-сячного счета. В новых условиях женщины получили возможность устраиваться на работу и пополнять семейный бюджет, что так же повышало их экономиче-ский статус. Финляндия стала одной из немногих стран с двойным семейным доходом. Экономический достаток послужил положительным фактором при ре-шении демографических проблем. На законодательном уровне вслед за Швецией было принято решение о введении раздельного налогообложения мужа и жены. И это заметно отразилось на самостоятельном статусе женщин. Так создавались необходимые условия для политической самореализации женщин.
Политическая активность не занимает в жизни финнов доминирующего по-ложения, хотя имеется и немало людей, испытывающих к политике подлинный интерес. Согласно проведенным в стране социологическим исследованиям, люди отдают предпочтение семье, для 80% респондентов она особенно важна. Что касается политики, то не более 20% находят, что она для них важна или в какой-то степени важна, а 25% ответили, что политика вообще не представляет для них интереса24. Авторы, к сожалению, не сообщают о структурном составе респон-дентов с точки зрения их половой принадлежности, поэтому в качестве предпо-ложения можно высказать мысль о том, что подавляющее большинство респон-дентов – мужчины, которые традиционно интересовались политикой, однако, убедившись, что действующие политики, в том числе и женщины, весьма успеш-но справляются со своими обязанностями управленцев, сосредоточились на семье и повседневных заботах о ее благополучии. Таким образом, политическая стабильность в стране, ее устойчивое экономическое развитие, на наш взгляд, так же дали финским женщинам своеобразный карт-бланш для их прихода в поли-тику.
Если взглянуть на историческое прошлое страны, то обнаружится, что локо-мотивом движения за женскую эмансипацию были финские суфражистки – бор-цы за предоставление равных избирательных прав, которым удалось на законо-дательном уровне добиться введения всеобщего избирательного права. В этой ситуации вновь оказалась значимой роль внешнего фактора. Итогом революци-онных событий 1905 г. в России и ее поражения в Русско-японской войне стало подписание в 1906 г. Николаем II Сеймового устава, который предполагал со-здание в Финляндии, бывшей автономным образованием в составе империи, од-нопалатного Сейма, члены которого избирались на основе всеобщего и прямого избирательного права. Так, Финляндия стала первой европейской страной, в ко-торой женщины получили избирательные права.
Продолжая использовать объяснительный потенциал понятия «политическая культура», уместно сослаться на хрестоматийную работу Г. Алмонда и С. Верба «Гражданская культура», в которой авторы предполагают, что институты и типы их действия в каждой политической системе должны соответствовать политиче-ской культуре нации25. Следовательно, политическая культура Финляндии того времени – одного из провинциальных уголков Российской империи – уже была ориентирована и готова к восприятию не только демократического института выборов, но и женщин как граждан, пользующихся своим пассивным избира-тельным правом. Сам факт предоставления женщинам политических прав следу-ет, на наш взгляд, трактовать как возможность политической культуры комбини-ровать элементы прежнего и перспективного политического устройства страны.
Первые же выборы в парламент позволили женщинам занять в нем 10% де-путатских мест. В 1920-х годах Мина Силланпяя, бывшая работница хлопковой фабрики и депутат парламента, стала первой в Финляндии женщиной-министром. С тех пор финские женщины-политики получили постоянную про-писку в коридорах государственной власти. Гендерное равенство в политике от-ныне не рассматривалось как цель, преследуемая исключительно женскими фе-министскими организациями. Оно представлялось могущественным ресурсом для всей страны.
По-настоящему политическим «лифтом», доставлявшим финских женщин к вершинам политической власти, были и есть политические партии, признанные институты европейской политики. Видя активизацию женщин, объединенных в общественные организации и движения, политические партии были вынуждены, исходя из познавательно-оценочной ориентации политической культуры, вклю-чать в свои программы положения о гендерном равенстве женщин в политике. В Финляндии были попытки создания женской партии26, однако, они не увенчались успехом, поскольку ни одного места на последовательно прошедших парламент-ских выборах женской партии занять не удалось. В соответствии с существую-щим законодательством эта партия прекратила свое существование. Представля-ется, что причина происшедшего заключается в следующем: существовавшие политические партии, созданные не по гендерному принципу, уже репрезентиро-вали широкий круг интересов и потребностей женщин и выступали с инициати-вами в пользу женщин.
Подобные инициативы не замедлили перехватить и другие политические партии, представлявшие иные сектора политических предпочтений. Они создали женские секции в структурах своих партий и во многом преуспели, обеспечив своим организациям электоральную поддержку именно женщин.
Тем не менее, наиболее последовательным сторонником гендерного равнове-сия в политике оставалась Социал-демократическая партия Финляндии, предста-вительница которой Тарья Халонен в 2000 г. стала одиннадцатым президентом страны. До этого у нее успешно сложилась министерская карьера: она последо-вательно занимала должности министра по вопросам социальной защиты, алко-гольной политики и равноправия, министра по вопросам сотрудничества Север-ных стран, министра юстиции и министра иностранных дел. Причем последние две должности до нее не занимала ни одна финская женщина. Результат предпо-чтений в ее пользу на президентских выборах можно считать историческим, по-скольку до этого лишь в четырех странах мира президентами были женщины.
Социал-демократический союз женщин Финляндии в своей деятельности не ограничивается лишь пределами страны: в орбите его интересов − продвижение политики гендерного равенства совместно с коллегами из России. Так, 31 августа - 2 сентября 2012 г. в Санкт-Петербурге состоялся российско-финский семинар по гендерной проблематике, который обнаружил наличие проблем, требующих решения. Финские женщины-политики не довольствуются достигнутым: они не скрывают, что полного равноправи
            [name_en] => PHENOMENON OF FINNISH WOMAN IN POLICY 
            [annotation_en] => The article examines the peculiarities of the Nordic model of women's participation in politics through the example of participation in the political life of Finland. The landmarks of consistent promotion of ideas and practices of gender equality in the world are shown; an analysis of the potential of the category "political culture in Finland" in the area of gender balance implementation is carried out.
            [text_en] => The article examines the peculiarities of the Nordic model of women's participation in politics through the example of participation in the political life of Finland. The landmarks of consistent promotion of ideas and practices of gender equality in the world are shown; an analysis of the potential of the category "political culture in Finland" in the area of gender balance implementation is carried out.
            [udk] => 
            [order] => 9
            [filepdf_ru] => 101_ru.pdf
            [filepdf_en] => 101_en.pdf
            [download] => 
            [section_ru] => СТАТЬИ И СООБЩЕНИЯ
            [section_en] => ARTICLES AND POSTS
            [authors] => Array
                (
                    [0] => Array
                        (
                            [author_ru] => Евгений Валерианович  Суслов
                            [author_en] => Evgeniy V. Suslov 
                        )

                )

        )

    [9] => Array
        (
            [id_section] => 7
            [id] => 102
            [id_journal] => 5
            [name_ru] => «НЕТИПИЧНЫЙ ПРЕДСТАВИТЕЛЬ РУССКОЙ НАЦИИ»
            [annotation_ru] => Статья посвящена доценту кафедры всеобщей истории Л.С. Пановой (1935-2009), читавшей для студентов исторического отделения в 1970-1990-е годы общий курс новейшей истории Запада и авторские спецкурсы. Многие события из жизни коллеги реконструированы на основе архивных данных и личной пере-писки автора статьи.
Ключевые слова: кафедра всеобщей истории; Марийский государственный университет; М.С. Эйсымонт; Л.С.Панова.
Именно так охарактеризовала себя Лариса Степановна Панова (1935-2009), проработавшая на кафедре всеобщей истории Марийского государственного уни-верситета почти два десятилетия - с 1976 по 1994 годы.
Цель данной публикации в том, чтобы воздать должное честной, скромной труженице, лишенной и тени тщеславия, доброму отзывчивому человеку, эрудиту с необычайно широким диапазоном знаний, организатору вузовской науки, внес-шей большой вклад в подготовку молодых специалистов.
            [text_ru] => Статья посвящена доценту кафедры всеобщей истории Л.С. Пановой (1935-2009), читавшей для студентов исторического отделения в 1970-1990-е годы общий курс новейшей истории Запада и авторские спецкурсы. Многие события из жизни коллеги реконструированы на основе архивных данных и личной пере-писки автора статьи.
Ключевые слова: кафедра всеобщей истории; Марийский государственный университет; М.С. Эйсымонт; Л.С.Панова.
Именно так охарактеризовала себя Лариса Степановна Панова (1935-2009), проработавшая на кафедре всеобщей истории Марийского государственного уни-верситета почти два десятилетия - с 1976 по 1994 годы.
Цель данной публикации в том, чтобы воздать должное честной, скромной труженице, лишенной и тени тщеславия, доброму отзывчивому человеку, эрудиту с необычайно широким диапазоном знаний, организатору вузовской науки, внес-шей большой вклад в подготовку молодых специалистов.
Источниками для написания статьи послужили архивные материалы Марий-ского государственного университета, отзывы коллег и студентов, с которыми работала Лариса Степановна, а также личная переписка, сохранившаяся в архиве автора статьи.
Как свидетельствуют сухие строки архивного дела, родилась Лариса Степа-новна 16 ноября 1935 года в селе Таволжан Северо-Казахстанской области в семье служащего. Вскоре семья переехала в Омск, где Лариса окончила десятилетку, а в 1956 году – Омский педагогический институт. Получив диплом о высшем образо-вании, Л.С. Панова в течение трех лет, с 1956 по 1959 годы, работала учителем истории в Рагозинской средней школе Седельниковского района Омской области. Затем в течение года преподавала политграмоту на курсах в Кооперативном учи-лище Омского ОПС, а после этого приступила к работе инспектора на Омском почтамте.
Научная деятельность Л.С. Пановой началась в 1961 году, когда она поступи-ла в аспирантуру на кафедре всеобщей истории Уральского государственного университета. Здесь под руководством к.и.н., доцента М.С. Эйсымонта появляют-ся ее первые научные публикации: «Борьба французского и германского пролета-риата с военной опасностью в период I марокканского кризиса (1905-1906 гг.)», «Внешнеполитическая программа немецких и французских социалистов в начале ХХ века». В 1964 году Л.С. Панова успешно защитила кандидатскую диссертацию на тему «Франко-немецкие пролетарские связи в антивоенном движении в период марокканских кризисов 1905-1911 гг.». В этом же году ее приняли на должность преподавателя в Карагандинский пединститут для чтения курса истории стран Запада. В этом вузе, который в 1972 году был преобразован в университет, она проработала до 1976 года1.
Судьба распорядилась так, что, будучи на отдыхе в одном из советских сана-ториев, Л.С. Панова познакомилась с йошкаролинкой, которая рассказала ей об удивительной природе Марийского края, резко контрастировавшей с пейзажами казахстанских степей, и, кроме того, сообщила о нехватке дипломированных спе-циалистов в недавно открывшемся Марийском государственном университете. На присланный в оперативном порядке запрос в МарГУ был получен положительный ответ, и в начале ноября 1976 года Лариса Степановна была принята на должность старшего преподавателя кафедры всеобщей истории. На первых порах удача со-путствовала ей еще и в том, что при поддержке первого ректора Марийского гос-университета ректора В.Э. Коллы ей сравнительно легко удалось решить жилищ-ную проблему – она обменяла карагандинскую квартиру на квартиру в Йошкар-Оле. На новом месте поддержку ей оказывали сын Евгений и мать – Валентина Михайловна. Но радость удачи вскоре была омрачена безвременным уходом из жизни матери, самого близкого и родного ей человека. Сильный характер, фило-софский взгляд на жизнь помогли Ларисе Степановне пережить это горе.
Обладая аналитическим умом, широким диапазоном знаний, опытом работы в высшей школе, она с интересом приступила к чтению порученных ей курсов. Прежде всего, была разработана авторская концепция общего курса истории За-падной Европы и Америки новейшего времени. Ценным и очень современным в научном творчестве оказался ее универсальный подход к истории: выявление общих тенденций и особенностей в различных процессах развития общества, стремление синтезировать в работе историка данные различных наук - филологии, философии, антропологии, лингвистики и др. Все это позволяло студентам совер-шенно по-новому взглянуть на многие процессы, происходящие в зарубежных странах, и на развитие общества в целом.
Особый интерес в этом плане представляли и ее спецкурсы – «Антивоенное движение в странах Западной Европы накануне Первой мировой войны», «Между-народные отношения в годы Второй мировой войны», «Политическая борьба во Франции после Второй мировой войны» и «Рабочее движение на Западе после Второй мировой войны». Смелость и оригинальность мыслей Ларисы Степановны, излагаемые в читаемых курсах и спецкурсах, требовательность при проверке знаний, к сожалению порой наталкивались на непонимание. Видимо, это сказалось и на низком рейтинге в проводимых в то время от времени опросах «Преподава-тель глазами студентов». Но, к счастью, были и объективные, вполне заслуженные оценки читаемых курсов Ларисы Степановны. Так, ученица Ларисы Степановны Т.Г. Нефедова, ныне сама доцент кафедры всеобщей истории МарГУ, кандидат исторических наук, с благодарностью вспоминает, что «по рекомендации Ларисы Степановны стала преподавателем кафедры истории пединститута. Ее лекции внешне казались неброскими, ровными, без эмоциональных всплесков, но были очень содержательны, заставляли думать, задаваться вопросами. Она сама, читая лекционный курс, размышляла, делала порой неожиданные выводы. Ее суждения и оценки были оригинальны, у нее всегда было свое мнение»2.
Выпускница кафедры всеобщей истории 1993 года, дипломница Ларисы Степановны, директор ОАО «Ростелеком» в Республике Марий Эл С.Г. Пашукова вспоминает о том, что по отношению к студентам Л.С. Панова всегда выступала Педагогом с большой буквы. В общении со студентами обнаруживалось умение Ларисы Степановны помочь разобраться в той или иной проблеме, научить, под-сказать, дать нужный совет. С.Г. Пашукова сожалеет лишь о том, что аудитория еще была не готова по достоинству оценить глубину ее мыслей, теорий и прогно-зов. В качестве примера выпускница вспоминает острую дискуссию Ларисы Сте-пановны с одним из «корифеев» курса, который пытался доказать лидерство США в будущем, на что Лариса Степановна с присущей ей неспешностью, убедительной аргументацией попыталась объяснить, что недалеко то время, когда вектор успешного исторического развития все больше будет склоняться на Восток и до-минировать в этом развитии будет Китай. В последнее время мы убеждаемся в ее верных прогнозах. С.Г. Пашукова благодарна тому, что школа Пановой и работа над темой диплома «Неоконсервативная модель экономического развития Герма-нии в 70-80 гг. ХХ в.» явилась стартовой площадкой для ее дальнейшей успешной карьеры.
Умение внимательно и вдумчиво определить интересы и потенциальные спо-собности своих учеников, довести исследовательскую работу до реальных зри-мых результатов было одним из редких качеств Ларисы Степановны.
Так произошло с ее дипломницей Татьяной Меранвильд, ныне директором компании НОУ «Центр развития и дополнительного образования» в Санкт-Петербурге. В этом случае и ученица и Учитель были взаимно благодарны друг другу. Татьяна Меранвильд за то, что Лариса Степановна ценила в ней «большое усердие» и «глубокий ум», блестяще подготовила к поступлению в аспирантуру Санкт-Петербургского университета и во многом определила тему диссертацион-ного исследования «Социокультурная интеграция перемещенных лиц (восточных немцев) западной Германии во второй половине 1940 – 1950-х годов. Лариса Сте-пановна была рада успехам ученицы. В одном из писем уже после отъезда из Йош-кар-Олы она заметила, что «может ей, Татьяне Меранвильд, удастся то, что не смог сделать в своей жизни Эйсымонт Вячеслав Станиславович (научный руково-дитель самой Ларисы Степановны – В.Н.), ведь ее тема в значительной степени соприкасается с его докторской, которую ему не дали защитить наши ученые – чинуши. Не дали завершить докторскую работу по Польше («черните польский социализм», а через два года после его смерти весь этот «социализм» развалил-ся!)». Ученица оправдала надежды своего Учителя, блестяще защитив диссерта-цию на соискание ученой степени кандидата исторических наук.
Обладая широкой эрудицией, точным видением предмета и тягой ко всему новому, Лариса Степановна не могла не ввести в программу специализации кафед-ры один из важнейших курсов – методологию исторических исследований. До-вольно скромную оценку этому нововведению она дала в одном из писем: «Я никогда не забуду, как мои почти беспомощные и очень робкие мысли в методоло-гии истории вызвали неожиданный интерес у студентов и даже лаборантов кафед-ры». И сожалела лишь о том, что «не все коллеги захотели ее понять»3. Спустя некоторое время в письмах мы вновь вернулись к этой краеугольной проблеме исторического исследования, и она достаточно четко обозначила свое видение научных подходов, ссылаясь на опыт постмодернизма, который «ни в чем не огра-ничивает исследователя. Он избавляет его от заранее придуманных схем. Методо-логия исследования – это ваше личное дело, ваш личный взгляд на исторический процесс, разумеется, в рамках здравого смысла, опыта других исследователей и времени, которое диктует вам свой императив».
Еще работая в МарГУ, Лариса Степановна в письменной форме изложила свое видение изучения истории на современном этапе. Она писала, что «в конце ХХ века эпицентр всего человеческого бытия сместился к полюсу культуры, при-чем произошло резкое отъединение идеи «культуры» от идей «образования», «ци-вилизации», «формации» и т.д., поскольку культура строится и развивается совсем по-другому, не по пути прогресса. Обнаруживается все более отчетливая, нераз-рывная связь культурных феноменов с этническим разнообразием человечества. Отсюда , как она считала , острота национальных проблем в конце ХХ века, ибо современная цивилизация подрывает основы этого разнообразия, культурную укорененность человека в бытии. Эти проблемы осмысливает историческая наука, но само это осмысление идет тяжело, особенно у нас, поскольку марксизм скон-струировал формационный подход к изучению всемирной истории. А между тем современная историческая мысль предлагает новые связи и новые объяснения исторических явлений в русле социально-культурного контекста, которое отверга-ет схему «базис-надстройка». Новые подходы заостряют роль проблемы в истори-ческом исследовании, новое понимание исторического источника и исторического факта, установление диалога современной эпохи и давно прошедшей. Историче-ская наука оказалась связанной теснее, чем было ранее с разными гуманитарными дисциплинами – с этнологией, культурной антропологией, социальной и историче-ской психологией, демографией, культурологией.
Указанные проблемы должны разрешаться не только в науке, они не менее важны в историческом образовании. Однако связь научных исследований с фор-мированием научных курсов затруднено отсутствием механизма взаимодействия ученых и специалистов разных уровней. Необходимо формировать такой механизм с большим разнообразием форм (ассоциациями ученых и преподавателей, семина-рами, конференциями и т.д.)
Рассуждения на эту тему продолжались и тогда, когда Лариса Степановна фор-мально закончила свою карьеру преподавателя. Она с надеждой приняла период перестройки и ждала перемен в исторической науке. В одном из писем она дели-лась мыслями о том, что «изучение и преподавание истории должно радикально меняться, необходимо отказаться от жестких схем материалистического миропо-нимания, т.к. возник некий тупик. По-старому преподавать и заниматься наукой уже не имеет смысла, но к «перестройке» нас не приучили. Не надо ждать, что она будет проходить коллективно. Только индивидуально. А это значит, что для историков наступила благодатная пора: отказаться от штампов, искать корни явлений, особенно исторических процессов (если они вообще есть в длительной пер-спективе), найти новые источники … и творить».
«Неустанное желание познания», по собственному признанию Ларисы Степа-новны, способствовало тому, что она не ограничивала себя раз и навсегда разрабо-танными спецкурсами. В последние годы перед выходом на заслуженный отдых, она читала совершенно уникальный курс – «Новые социальные движения на За-паде». Для нее крайне важно было показать студентам, в каком направлении раз-вивается западное общество, каков социальный состав, мотивация и конечная цель этих движений.
Работая на кафедре всеобщей истории, Лариса Степановна уделяла значитель-ное внимание не только теоретическим проблемам новейшей истории Запада, обновлению концептуальных основ читаемых учебных дисциплин. Для нее важ-ным было совершенствование методики оценки знаний студентов. Экзамены и зачеты она проводила по специально подготовленным программам с привлечени-ем новейшей специальной литературы. Чтобы выявить творческие способности студента, его знания и умения, полученные в университете, Лариса Степановна, как научный руководитель, индивидуально определяла наиболее актуальные темы для исследования. По сути дела, она стремилась сформировать собственную школу научных исследований в рамках таких актуальных тем, как «Движение» зеленых» в ФРГ в 1970-1980 –е годы», «Новые социальные движения в современной Фран-ции», «Феномен молодежных субкультур в период кризиса индустриальной циви-лизации». Как новатор, она с первых шагов своей деятельности отказалась от тра-диционного формационного подхода в изучении истории и рассматривала исторические процессы в ином ракурсе — цивилизационном. Этот новый подход в 1980-ые годы вызывал бурные дискуссии при защите дипломных работ студентов под ее руководством, а в итоге – порой заниженные оценки за их творческий науч-ный подход со стороны Государственной экзаменационной комиссии.
Преодолевая разного рода барьеры при чтении лекционных курсов и других видах занятий, она открывала студентам глубины науки, показывала, сколь труден путь к научной истине и сколь велика радость приобщения к ней.
Обладая острым историческим чутьем и профессиональным даром, Лариса Степановна не ограничивала себя рамками исследования новейшей истории стран Запада и Америки, историей антивоенного движения европейского пролетариата накануне Первой мировой войны, международных отношений периода Второй мировой войны, рабочего и коммунистического движения в развитых капитали-стических странах. Для нее не существовало ни временных, ни географических, ни тематических ограничений в обсуждении проблем, когда она ни высказала свое компетентное мнение. Коллеги, кто понимал ее, ценили масштаб ума, добрые советы, отзывчивость. Ей они доверили и руководство кафедрой, которое она осуществляла с октября 1979 по февраль 1981 года. Однако принципиальность, бескомпромиссность, которые характеризовали стиль ее работы на разных направлениях, не приносили ей должного понимания и заслуженной оценки. Она не могла смириться, как писала позже в 1996 году в одном из писем, с «бюрокра-тическим стилем жизни университета, факультета, кафедры. Общая картина совет-ского бюрократизма никуда пока не исчезла. Творческий дух в преподавательских кругах очень слаб и горит в одной отдельно взятой душе (если вообще горит). За бюрократическими штампами можно скрыть все: и безделье, и отсутствие знаний, и нежелание мыслить, и просто без помех спокойно «читать» свои лекции. Рас-крывать свое «кредо» никому не хочется, так ведь безопаснее. Но именно это и создает застой и духоту атмосферы. Мне было невыносимо, в последнее время, и потому я без сожаления рассталась с университетом». Правда, уже тогда Ларису Степановну не оставляла надежда на перемены и она полагала, что «постепенно что-то будет меняться, не может это вечно продолжаться». Теперь мы с уверенно-стью можем сказать, что ее «пророчество» сбылось. Но для этого потребовалось без малого почти два десятилетия, чтобы новое руководство университета смело приступило к реформам.
После достижения пенсионного возраста Лариса Степановна, желая быть ближе к сыну, который работал в Череповце Вологодской области, обменяла квар-тиру, сначала на Углич, а позже на Череповец, где и прожила до последних дней своей жизни.
Несмотря на то, что Лариса Степановна уехала из Йошкар-Олы, связь с нею не была потеряна. Она охотно писала пространные письма – «трактаты» до 8-10 страниц, отвечала на самые разные вопросы, размышляла и излагала свою точку зрения на самые разные проблемы нашего бытия.
Одной из важнейших проблем, судя по письмам, «проблемой номер один», как считала Лариса Степановна – была проблема взаимосвязи человека и приро-ды. «В этом смысле мы настоящие дикари» – такую нелестную оценку дала она нашему обществу. Ее повергала в ужас экологическая ситуация в Череповце, «ко-торый находится в зоне экологического бедствия из-за металлургического комби-ната, а череповчане в своей массе и думать не думают об экологии, продолжая суетиться в промышленном чаду». На ее взгляд, «индустриальная цивилизация подавила все природные инстинкты, все связи человека и природы. Но эта приро-да еще как-то оживляет поистине лунные пейзажи промышленных объектов. Именно природа какими-то неведомыми путями мешает нам, человекам, уничто-жить все живое на земле, в том числе и самих себя».
Для нее связь с природой имела реальное воплощение: в Йошкар-Оле у нее в квартире постоянно жили собака Вальда и три-четыре бездомных кошки, спа-сенные ею от верной гибели. Этих кошек она увезла с собой в Углич, а потом и в Череповец.
Лариса Степановна была в восторге от природы Марийского края, писала, что « в Угличе чувствует себя как на необитаемом острове, где утешает природа». Она даже порой сожалела о том, что не выбрала специальность, связанную с при-родой. Ее особенно радовал приход весны в Череповце. «Весна! – писала она. – Я рада, что могу быть хоть немного причастна к ее наступлению, потому что до природы рукой подать. По тропинке рыбаков, через лес, можно дойти до Волги, полюбоваться ее берегами, деревеньками с церквушками на левой стороне. Осо-бенно замечателен Игорев ручей, впадающий в Волгу с высокого лесистого берега, откуда открывается удивительный вид на волжский поворот в сторону Рыбинска, речная даль, манящая куда-то за собой». В одном из писем читаем: «На исходе 2000 год, который поведет нас к новому тысячелетию, хотелось бы прочной почвы под ногами в самом прямом смысле, т.е., чтобы наша Земля оставалась по-прежнему колыбелью человечества!» Ее пророческое видение сводится к тому, что «человечество и Россия, в том числе, будут жить возможно успешно, если позволит матушка-природа. Главное, чтобы бедная природа вынесла. Экология, более острая проблема, чем причуды политики».
В неменьшей мере волновали Ларису Степановну проблемы России и рос-сийского народа. «Что касается социальных и политических проблем в нашем государстве, они всегда были острыми, только сейчас многое открылось, появи-лась некая свобода, и то, что ее используют часто в отрицательном смысле, гово-рит лишь о потенциале зла, накопленного народом (властью в том числе) за столе-тие и особенно за ХХ век».
Лариса Степановна придерживалась мнения, что «народ достоин своей вла-сти». Наш, русский народ, эту власть (причем, любую) не уважает и не верит ей. Живет стихийно, как Бог на душу положит. И только Бог может эту душу чем-нибудь здравым наполнить, но не власть и не мудрые политики! Однако Бог, как видно, дал слишком много воли человеку. И он не ведает, что творит. Прогноз на будущее связан не с социальным злом или добром, а с глобальной проблемой самой жизни на земле. Радует только одно, что эту проблему осознает молодое поколение». Такой вывод она делает после просмотра фильма Г. Сукачева «Кри-зис среднего возраста». «Люди же в целом над этой проблемой не задумываются, власти действуют все в том же духе - «была бы великая Россия!» Хотя именно сейчас (после распада СССР – В.Н.) стоило бы задуматься: что делать дальше? Чего хотим мы как народ достигнуть? Какова наша система ценностей? Пока наша жизнь строится по закономерностям наших мыслей и представлений о себе, о других, о мире, о ценностях. Как думаем, так и живем, а материальные и иные условия тут на последнем месте». Что касается ценностей русского народа, то здесь Лариса Степановна была солидарна с Н. Гумилевым в том, что «наш народ, с момента образования Московской Руси, взял на вооружение идеальные ценно-сти. Не материальные, как все прочие этносы, а именно идеальные, в том смысле, что они не подаются пониманию с точки зрения здравого смысла. Отсюда «зага-дочная русская душа!» Иначе как можно объяснить наличие огромной территории государства, но так и не обустроенной даже в ХХI веке?»
Своя точка зрения была у Ларисы Степановны и на проводимые реформы в России, ходом которых она была разочарована и объясняла это тем, что «мы как общество, как этнос к рыночным реформам не готовы, и самое печальное – будем ли готовы? В сущности – «не по Сеньке шапка». Наш русский этнос, как и этносы, населяющие Россию, остались где-то на распутье между аграрной и индустриаль-ной цивилизациями. Аграрная цивилизация – это жизнь за счет территорий, их расширения, это косность и отсутствие нового типа личности в индустриальный век. Индустриальное развитие было искусственно ускорено в советское время с помощью государства, которое буквально насильно, не считаясь ни с какими жертвами, построило уродливую индустриальную экономику, подчиненную не интересам общества, а интересам государства, интересам «мирового» сюрреализ-ма. Сам человек в этих условиях так и остался « рабом» государства. Поэтому в последующую эпоху, которая началась в 50-60-х гг. ХХ века, он оказался не способен ни к восприятию демократии, без которого невозможен экономический прогресс, ни к заимствованию западных технологий (кроме военных отраслей). Но ведь ВПК - бездоходное производство, и можно считать его паразитом на теле гражданского общества. Еще задолго до перестройки можно было понять, какую экономику мы создали в советское время. И она как-то развивалась за счет добы-вающих отраслей, за счет огромной территории и сравнительно небольшого насе-ления для такой территории». Можно ли реформировать нашу экономику? – задает риторический вопрос Лариса Степановна и сама же отвечает на него: «Можно, но только не так быстро, и главное, чтобы государство и граждане отказались от бредовых идей «великой России», бюджетные деньги направили в экономику, и, что еще особенно важно, не уповать только на государство, но и самим активно действовать на каждом конкретном месте. Мы не можем сравняться с Западом и с некоторой завистью взираем на них, но там, при всех издержках общество все же живет для себя, а не для мифических, идеальных целей. Мы же должны принять для себя примат ценностных ориентаций. Именно они делают данный этнос или общество тем или иным, а не какие-то объективные условия, которые на земле примерно одинаковые».
В переписке с Ларисой Степановной неоднократно заходила речь об институ-тах демократии. Обладая большой эрудицией, она аргументировано выстраивала свое видение этого феномена, выявляя его истоки и особенности, как на Западе, так и в России. «Гражданское общество или, вернее, идея сама, – как она полагала, – началась на Западе с христианства. Именно христианство назвало человека тво-рением Бога по своему образу и подобию, вознесло его над миром природы. Но ранее христианство не представляло, какова будет его эволюция и как человек на Западе в конце концов превратит (дальше она ссылается на немецкого философа О. Шпенглера) мораль Иисуса: статически-духовное, предписанное магическим ми-рочувствованием в качестве целительного средства поведения... в повелительную мораль, что произошло уже в раннеготическую эпоху. Человек Запада, вооружен-ный впоследствии философией Просвещения, создал гражданское общество и демократические институты, которые призваны были соединить свободу личности и равенство».
Как пытаются представить это гражданское общество воочию, например, аме-риканцы со всеми его достоинствами и недостатками, она усмотрела в популярном в то время телесериале «Санта-Барбара». Простой обыватель-телезритель, как правило, видел в нем лишь любовные сцены, интриги, чувственные переживания и т.д. Лариса Степановна в первую очередь обратила внимание на то, как ставится проблема свободы и прав личности на всех уровнях жизни американцев в отноше-ниях с государственными институтами и в социуме, в семье как ячейке этого соци-ума. «Герои только и твердят, – подчеркивает она, – меня не тронь, я так считаю, это мое право и т.д. Причем эта личность — гражданин, т.е. весьма активная, до-стойная и все анализирующая. Многое достигнув на этом пути, Запад стремится распространить его ценности на все человечество, часто забывая, что другие наро-ды и религии исходят совсем из других ценностных ориентаций. Но эта же «Санта-Барбара» демонстрирует постоянное бессилие демократии перед темным, ирраци-ональным началом в человеке, непредсказуемостью его поведения, называя это «болезнью» («больна» Помела, «болен» майор Гамильтон и т.д.). «Гражданское общество построено на «разуме», «на здравом смысле». Оно достигло немалого комфорта в материальной сфере. Однако духовная сфера жизни оказалась ему не по зубам. Христианская мораль постоянно пасует перед эгоизмом человека, а достижения цивилизации ловчей всего используют подонки. К тому же западная демократия не с неба упала, а государство её не преподнесло обществу. Она сфор-мировалась в многовековой борьбе различных социальных и политических сил и государства, пока, наконец, не установилось некое равновесие. Государство поро-дило само общество, и оно же должно было, это государство, его силовые и власт-ные институты как-то усмирять, подчинять общественным интересам».
Переходя к нашей российской действительности, Лариса Степановна отмеча-ет, что « у нас же эта тяжба почти незаметна в ходе истории. Общество российское заняло пассивные позиции, и до сих пор положение не изменилось… Если бы люди поняли, что только их активность на разных уровнях и на законных основа-ниях есть единственный путь к подлинной демократии, и что эта активность с положительными результатами и есть сама демократия, тогда можно было бы думать о перспективах.
Мы представляем демократию как какое-то благо, преподнесенное обществу государством, т.н. властью. Не было этого нигде и никогда не будет! – убеждена Лариса Степановна. Следовательно, и гражданами нас назвать нельзя. Мы просто население. Гражданин – социально ответственная, активная, знающая законы и уважающая свои права и демократические институты личность. На Западе полу-чился перекос в сторону эгоистической личности, которая подмяла природу и создала экономику безудержного потребления, грозящего уничтожить саму плане-ту. Демократия западного образца, видимо, не для нас и, конечно, не для Востока. Не нужно слепо копировать Запад. Надо идти только в сторону самопомощи, самоуправления, а властям предъявлять счет: куда тратятся деньги бюджета и т.д.?»
Хочется процитировать и следующие фрагменты из писем Ларисы Степанов-ны, относящихся к этой проблеме «Мы с завистью смотрим на Запад, в основном на его материальные успехи и хотели бы этого достичь ради человека. Но мы дру-гие в своей жизни, в быту — больше созерцатели и природопользователи. И если кто-то побуждает нас к активной деятельности, то это не мы сами, а наше государ-ство…
Гражданское общество Запада — это его культурный феномен. Его нельзя со-здать по известной схеме там, где нет подобных истоков. И я лично не верю, что оно у нас сформируется. Ведь такое общество у нас не приемлет большинство, а моя симпатия к нему мало что значит. Я нетипичный представитель русской нации… Но не нахожу понимания среди окружающих». Насколько и когда наши граждане осознают идеи и смысл демократии покажет время.
Время показало, что обсуждаемые в письмах Ларисы Степановны проблемы остаются достаточно острыми и сегодня. Об этом пишут известные отечествен-ные правоведы. «Идея гражданского общества, – считает О.В. Орлова, – не полу-чила должной легитимации в общественном сознании, не вросла в сознание и быт российского человека, ибо не учитывает российских традиций, менталитета, «привычного» неверия в демократию и власть (имеющие серьезные исторические кор-ни)3. Не ориентирует на преодоление правового нигилизма российских граждан и Основной закон нашего государства. «Ключевые институты гражданского обще-ства, - считает Н.А. Боброва, - прописаны в Конституции РФ крайне недостаточ-но»4. Неутешительны оценки и Председателя Конституционного Суда РФ В.Д. Зорькина, который констатирует, что «значительная и, похоже, социально-политически наиболее активная часть нашего образованного и материально состо-ятельного общества нисколько не приблизилась к пониманию и внутреннему при-нятию основ демократического гражданского общества и правового государства»5.
Эти приведенные высказывания современных ученых и политиков лишний раз подтверждают размышления и прогнозы Ларисы Степановны Пановой, кото-рые она привела почти 20 лет тому назад.
В контексте общих рассуждений о превосходстве западной цивилизации над остальным миром, может показаться, что Лариса Степановна была склонна видеть только его позитивные перемены. Безукоризненная и глубоко осмысленная прора-ботка многочисленных материалов, всесторонний анализ причин и следствий, реалистическое понимание современного мира позволили ей сделать неутеши-тельный прогноз и в отношении развития Запада. «Не одни мы в мире, - пишет Лариса Степановна,- такие недотепы и неумехи. Даже благополучный Запад с его либеральными ценностями и кровожаден, и эгоистичен, и ограничен в своих рас-четах на будущее. Ему придется в ХХI веке уйти в глухую оборону, а нынешний дикий Восток будет командовать на Земле. России же предрекают дальнейший распад. Я в этом прогнозе вижу реальные резоны. Сотни тысяч лет человечество медленно продвигалось тропами аграрной цивилизации и вдруг за три века инду-стриальной — понеслось вскачь, поставив под угрозу и себя и всю живую приро-ду. Еще недавно вера в науку, в социальный прогресс была всеобщей. Теперь на исходе ХХ века, оптимизма поубавилось. Индустриальный, а теперь постинду-стриальный прогресс оказались для человечества опасной игрушкой».
Представление о Ларисе Степановне как о мудром человеке и прозорливом ученом было бы неполным, если бы мы не сказали и о ее смелой гражданской позиции, открыто заявленной в своих лекциях о развале СССР еще во второй по-ловине 80-х годов ХХ века в телеграмме, направленной в Кремль с поддержкой Б.Н.Ельцина, после путча 1993 года.
Следует сказать и о том, что даже не будучи членом КПСС, Лариса Степанов-на должна была держать ответ в парткоме, чтобы объяснить свои «крамольные мысли», высказанные ею в окружении коллег, частных беседах и в студенческих аудиториях.
Оригинальны были ее философские размышления о том, что человечество в будущем предстанет в форме эфира и не будет нуждаться в материальных благах.
Неоднократно она высказывала мысль и о том, что человек не может создать того, чего не существует в природе. «Природа совершеннее человека, который ее копирует. Пчелы, например, строят соты без предварительных чертежей, как и птицы свои гнезда».
В заключение можно лишь выразить большое сожаление о том, что Ларисе Степановне не хватило времени довести свои идеи и мысли до логического завершения в виде каких-то публикаций. Стройно, глубоко аргументировано вы-страивая свои теории, она почему-то не желала, а порой и не считала нужным оформить их в научные исследования, которые так нужны были коллегам и сту-дентам. Сама она объясняла это тем, что «по натуре была более склонна размыш-лять, а не действовать, тратить свои скудные средства на книги, за редким исклю-чением – на отдых».
Хочется, чтобы смелые идеи и мысли Ларисы Степановны Пановой стали из-вестны широкому кругу читателей, и тем самым мы сохранили о ней долгую па-мять.
Примечания
1 Архив Марийского государственного университета. Фонд № 375. Ед.хр. 2607.
2 25 лет кафедре всеобщей истории. Йошкар-Ола, 1997. С.1
3 Орлова О.В. Понятие и предпосылки возникновения и развития гражданского общества в России. //Государство и право .2013.№7. С.25
4 Боброва Н.А. 20 лет и 20 недостатков Конституции России.//Конституционное и муниципальное право . 2013.№3. С.37
5 Зорькин В.Д. Росия: движение к праву или хаосу? Социально-государственный кризис и правовая система//Российская газета. 2012. 26 января.
V. M. Novick
«THE ATYPICAL REPRESENTATIVE OF THE RUSSIAN NATION»
Key words: the Department of World history; the Mary state university; M.S. Asimont; L.S. Panova.
The article is dedicated to associate professor L.S. Panova (1935-2009), the De-partment of World history, taught the course of the History the Western civilization in modern time and some special courses. The reconstruction of her life is based on ar-chival materials and the correspondence of the author of this article.
            [name_en] => «ATYPICAL REPRESENTATIVE OF THE RUSSIAN NATION» 
            [annotation_en] => The article is devoted to the associate professor of the Department of World history L. Panova (1935-2009), the professor of the Historical department in 1970-1990, the author of the general course of the History of Western civilization during modern times and a number of author's special courses. The purpose of this article is to pay tribute to an honest, modest toiler without a shadow of vanity, a kindly sympathetic person, an erudite with an unusually wide range of knowledge, the organizer of university science, who made a great contribution to the training of young specialists.
            [text_en] => The article is devoted to the associate professor of the Department of World history L. Panova (1935-2009), the professor of the Historical department in 1970-1990, the author of the general course of the History of Western civilization during modern times and a number of author's special courses. The purpose of this article is to pay tribute to an honest, modest toiler without a shadow of vanity, a kindly sympathetic person, an erudite with an unusually wide range of knowledge, the organizer of university science, who made a great contribution to the training of young specialists.
            [udk] => 
            [order] => 10
            [filepdf_ru] => 102_ru.pdf
            [filepdf_en] => 102_en.pdf
            [download] => 
            [section_ru] => ПОРТРЕТ ИСТОРИКА
            [section_en] => PORTRAIT OF HISTORIAN
            [authors] => Array
                (
                    [0] => Array
                        (
                            [author_ru] => Вера Михайловна  Новик
                            [author_en] => Vera M. Novik 
                        )

                )

        )

    [10] => Array
        (
            [id_section] => 4
            [id] => 104
            [id_journal] => 5
            [name_ru] => СТАЖИРОВКА В ИНСТИТУТЕ ДЖОРДЖА КЕННАНА (ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ)
            [annotation_ru] => Публикуются отрыви из воспоминаний, связанные с периодом стажировки в США по гранту Института Д. Кеннана – история подачи заявки, встречи в Ва-шингтоне, планы дальнейших американских исследований. Приведена библио-графия научных трудов автора по истории национальной политики в России.
Клычевые слова: Институт Д. Кеннана; научная стажировка; национальная политика России; малочисленные народы.
В начале августа 1995 года в столице Польши, городе Варшаве, состоялся V Всемирный конгресс Международного Совета по изучению Центральной и Во-сточной Европы (ICCEES).
Во время работы конгресса я хотел познакомиться с человеком, фамилия ко-торого была указана в программе. Это - директор Института Джорджа Кеннана по изучению актуальных российских исследований из Вашингтона Блэр Рубл. Мне было известно, что этот институт проводит конкурсы на краткосрочные и продолжительные (до шести месяцев) научные стажировки ученых. В свое время я «из спортивного интереса» заполнил анкету для участия в конкурсе. А одним из главных условий было хорошее знание английского языка. Я набрался смело-сти (если не сказать – нахальства) и положительно ответил на этот вопрос.
            [text_ru] => Публикуются отрыви из воспоминаний, связанные с периодом стажировки в США по гранту Института Д. Кеннана – история подачи заявки, встречи в Ва-шингтоне, планы дальнейших американских исследований. Приведена библио-графия научных трудов автора по истории национальной политики в России.
Клычевые слова: Институт Д. Кеннана; научная стажировка; национальная политика России; малочисленные народы.
В начале августа 1995 года в столице Польши, городе Варшаве, состоялся V Всемирный конгресс Международного Совета по изучению Центральной и Во-сточной Европы (ICCEES).
Во время работы конгресса я хотел познакомиться с человеком, фамилия ко-торого была указана в программе. Это - директор Института Джорджа Кеннана по изучению актуальных российских исследований из Вашингтона Блэр Рубл. Мне было известно, что этот институт проводит конкурсы на краткосрочные и продолжительные (до шести месяцев) научные стажировки ученых. В свое время я «из спортивного интереса» заполнил анкету для участия в конкурсе. А одним из главных условий было хорошее знание английского языка. Я набрался смело-сти (если не сказать – нахальства) и положительно ответил на этот вопрос. Когда жена выразила сомнение во всей этой затее, я её успокоил: «Не бойся, они не та-кие легковерные, обязательно устроят проверку, которую я не выдержу». И на самом деле, как принято говорить, в один прекрасный день (вернее – вечер) раз-дался телефонный звонок из Вашингтона и начался разговор на английском язы-ке. Когда через несколько минут «беседы» я уже весь вспотел, на том конце про-вода перешли на русский язык и уже на нем вежливо закончили разговор. «Ну вот, – говорю жене,– успокойся. Никуда я не поеду. Ты видела, вернее слышала результаты испытания». Но на следующий день она мне звонит на работу и гово-рит, что звонили из Вашингтона и сообщили, что моя кандидатура утверждена. Так я выиграл шестимесячный грант на поездку в Америку. Видимо, их прель-стила необычная тема моей заявки: «Исторический опыт советской националь-ной политики в отношении малочисленных народов». И вот теперь в Варшаве я должен был воспользоваться случаем и представиться директору Института. Я разыскал аудиторию, где работала секция, которой он руководил, дождался перерыва и познакомился. Мы договорились о приблизительном сроке моего при-бытия в Вашингтон.
До этого, в 1993 году, я выиграл грант фонда Макартуров, представив проект по теме о положении с правами человека в России в отношении малочисленных народов и национальных меньшинств. (Только с сожалением приходится отме-тить, что на полученные доллары я успел только купить компьютер и немного профильной литературы, а основную сумму, предназначенную на командировки, в том числе для получения сравнительных сведений – к норвежским саами, и на издание книги, положил в банк «Аяр», где они «сгорели» в связи с его банкрот-ством). Я по проекту на крупной международной конференции, проведенной фондом Макартуров в Киеве в сентябре 1995 года, сделал основательный доклад – отчет.
Теперь надо было приступать к работе по гранту Института Кеннана. Если по гранту Фонда Макартуров обязательным условием было выполнение работы в России, без выезда в США, то у Института Кеннана было противоположное условие – работа должна выполняться в Штатах.
21 декабря 1995 года самолетом авиакомпании «Delta» я вылетел из Москвы в Вашингтон по программе Института Кеннана. Там были созданы прекрасные условия для работы. Однокомнатная квартира, отдельный кабинет в институте с компьютером и телефоном, по которому можно было бесплатно звонить в любой город США; факсом и электронной почтой разрешалось пользоваться по всему миру. К нашим услугам имелся ксерокс. Среди стажеров одновременно со мной находились занимавшиеся разными темами в основном молодые ученые с разных концов бывшего СССР: Петербурга, Новосибирска, Таджикистана, Украины, Ка-захстана. Библиотека самого института была не очень богатая, особенно по моей тематике, но можно было заказать любую литературу из Библиотеки Конгресса. Впрочем, и само это богатейшее в мире книгохранилище находилось недалеко как от института, так и от моей квартиры.
Вскоре после приезда я позвонил Ллойду Гедра, американскому венгру, с ко-торым познакомились в августе на Международном конгрессе финно-угроведов в городе Ювяскюля в Финляндии. Мы теперь встретились в Вашингтоне. Он до недавнего выхода на пенсию работал в библиотеке Конгресса в отделе ком-плектации литературы на славянских языках. Но прежде чем вести меня в этот отдел, он научил меня пользоваться электронным каталогом библиотеки. Начал он это оригинально: набрал слово «Sanuкov» – и на экране появилось пять назва-ний. Я и думать не мог, что здесь могут быть мои книги. Проведя подробное за-нятие со мной по пользованию каталогом, Ллойд долго водил меня по библиоте-ке и привел в большое помещение комплектования. Подведя к одному из своих бывших коллег, сидящему за столом, заваленном новыми книгами, он предста-вил меня: «Профессор Ксенофонт Сануков из России, Марийской Республики». И коллега с каким-то недоумением (или удивлением) долго смотрел на меня как бы пытаясь вспомнить что-то, а потом суетливо стал перекладывать, переворачи-вать книги на столе. Я не мог понять, что происходит. Затем слышу: «Вот она, нашёл». И протягивает книгу Кима Васина «Чумбылат могучий», которую не-давно зарегистрировал. Значит, он при этом обратил внимание и на автора послесловия к книге. А оно было написано мною. Я не удержался от нескромности, и передал ему библиографическую брошюру о себе, изданную в марте того года нашей Национальной библиотекой, за что затем по почте получил благодар-ственное письмо от дирекции Библиотеки Конгресса.
И еще было несколько сюрпризов, связанных с нашей республикой. Однажды, после телефонного сигнала сняв трубку, я услышал: «Поро кече (т.е. «Добрый день» по-марийски), профессор Сануков». Звонивший представился: «Ален» Франк, изучаю историю (особенно конфессиональную) народов Поволжья. Мы затем с ним встречались, он подарил мне несколько своих публикаций, в которых были материалы и о язычестве марийцев, об их христианизации и взаимодей-ствии с исламским миром. Меня также разыскал Марк Уайтхауз, который тоже вместе с другими малочисленными народами собирал для своей диссертации ма-териалы и о марийцах. В ноябре предыдущего года он был в Йошкар-Оле на конференции финно-угроведов, правда, только в качестве слушателя. Тогда он даже был у меня дома, я во многом помог ему материалами и вскользь сказал, что подал заявку на конкурс в Институт Кеннана и если повезет, то где-то через год буду в Вашингтоне. И вот теперь он узнал, что я в Америке, созвонился со мной, и мы встретились. В одно воскресенье с раннего утра он повез меня в увлекательную экскурсию по штатам Мэриленд и Вирджиния, к Атлантическому побережью и по знаменитому Национальному парку Шенандоу, который вклю-чен в число 100 лучших природных памятников планеты.
Институт Кеннана и Центр Вудро Вильсона регулярно организовывали не только наши выступления, но и различные симпозиумы, встречи, дискуссии, бесплатное посещение музеев и это обогатило нас интеллектуально. 5 февраля 1996 года я впервые (и вообще единственный раз) отмечал свой день рождения в другой стране.
Дирекция института предоставляла возможность ездить по стране и по дого-воренности с различными университетами читать там лекции и участвовать на конференциях. Я тоже этим хотел воспользоваться. Через посредничество сти-пендиата из Сан-Франциско Ди–Анн Пэннер была достигнута договоренность о моей лекции 14 марта в Калифорнийском университете Бэркли, там в начале марта уже было вывешено об этом объявление, а у меня в кармане имелся авиа-билет Вашингтон–Сан-Франциско–Вашингтон. С Гейл Лапидус, профессором Станфордского университета, расположенного рядом с Беркли, тоже договори-лись, что я буду у них. А главное, через некоторое время она сообщила, что по-старается организовать мне оттуда кратковременное посещение Аляски, чтобы ознакомиться с ситуацией алеутов.
Сразу по приезде в Вашингтон я связался с Индианским университетом в Блумингтоне, где сложился коллектив, занимающийся финно-угроведением и урало-алтаистикой. Молодой профессор Джеффри Харлиг с кафедры даже побы-вал у нас в Йошкар-Оле, был у меня в гостях. Но когда я позвонил по его теле-фону, его в Блумингтоне не оказалось: он уехал на время в Будапешт (вскоре он мне оттуда написал, что вернется в начале апреля). С руководителем кафедры Дьюла Дечи, венгром по происхождению, мы несколько раз созванивались и до-говорились о моем визите в Индианский университет в апреле.
Где-то в конце февраля в Институте Кеннана появился Натаниэль Найт с Га-вайских островов. Он тоже занимался близкими мне этническими проблемами. Мы взаимно ознакомили друг друга со своими материалами и наработками. И он как-то сказал, что до конца учебного года еще времени немало и он попробует организовать мое приглашение в Гонолулу в Гавайский университет.
После переговоров и переписки с Катрин Капке из г. Сиэтла, с которой я по-знакомился в Гааге на конференции ООН, она сообщила , что мой доклад будет включен в программу итоговой конференции, которая состоится в университете Сиэтла в мае. Также институт Кеннана сформировал «панель» в составе меня стажеров из Таджикистана, Новосибирска, и Казахстана для участия на ежегод-ной Конференции Американской Ассоциации по изучению России и Восточной Европы в Нью-Йорке в конце мая.
Руководство института по моей просьбе начало вести переговоры с советом индейцев штата Нью-Мексико о моем недельном посещении в июне одной из индейских резерваций.
Таким образом, получается, что на вторую половину моего пребывания в США намечалось самое интересное из всей программы (и сверх программы) стажировки в Институте Кеннана.
Но … к большому сожалению, судьба оказалась ко мне неблагосклонной, и ничему этому не суждено было осуществиться. Дома тяжело заболела мама жены и оказалась в больнице, жена Нина, намучившись и отчаявшись, тоже сорвала здоровье и должна была лечь в больницу. И она меня просила бросить всё и вер-нуться домой. Пришлось сдать обратно билет на Сан-Франциско, а билет Ва-шингтон-Москва, оформленный на 22 июня, переоформить на 7 марта и срочно покинуть Америку, использовав только половину выигранного по гранту срока.
Хотя я не выполнил полностью обязательства перед Институтом Кеннана, сделанные там на основе изучения англоязычной литературы и общения с амери-канскими коллегами наработки (особенно методологические) очень мне помогли в дальнейшей работе.
Избранная библиография трудов К.Н. Санукова, посвященных про-блемам национальной политики в России
Die finnisch-ugrischen Volker Russlands.Gesellschaftspolitische Situation und Nationalbewegungen - aus der Sicht eines Insiders/ Osteuropa. 1996, №3. S. 237-254.
Национальный вопрос и национальная политика в Российской Федерации на современ-ном этапе // Народы Содружества Независимых Государств накануне третьего тысячелетия: реа-лии и перспективы. Тезисы Международного научного конгресса. Санкт - Петербург, 15-17 мая 1996 г. Том III. СПб. 1996. - с. 147-149.
Small Nationalities and Ethnic Minorities in Russia: the Case of the Finno-Ugrian Peoples/ Paul Dukes, Cathrin Brennan, Xenofont Sanukov, Jean Houbert. Time, Place and Action: Quincentennial Per-spectives on Russia, East and Central Europe. - Centre for Russian, East and Central European Studies, University of Aberdeen, 1996. - p. 15-24.
Die Nationalbevegungen der kleiner Volker der Mittleren Wolga (Mari, Mordwinen, Tschuwaschen, Udmurten) / Kappeler Andreas (Hrsg.). Regionalismus und Nationalismus in Russland. Baden-Baden. 1996. S. 87-103.
Stalinist Terror in the Mari Republic: the Attack on ‘Finno-Ugrian Bourgeois Nationalism’ / The Slavonic and East European Review. Volume 74. № 4. October 1996. P. 658-682.
Проблемы национальной политики на современном этапе // Национальные отношения и госу-дарственная национальная политика в Республике Марий Эл. Материалы научно-практической кон-ференции, 25-26 апреля 1997 г. - Йошкар-Ола, 1997. С. 22-29.
Национальная политика в современной России // Второй международный конгресс этнографов и антропологов. 1-5 июня 1997 г. Резюме докладов и сообщений. Часть I. Уфа. 1997. С. 116-117.
История нерусских народов в советской историографии // Исторические очерки: Материалы научной конференции III Тарасовские чтения (19-20 марта 1997 г.). Йошкар-Ола. 1997. С. 145-151.
Этнокультурное взаимодействие в многонациональном обществе // Диалог культур и культур-ная политика государства в полиэтническом регионе. Материалы постоянно действующего регио-нального научного семинара. Йошкар-Ола, 1997. С. 14-21.
Изучение истории нерусских народов России: опыт сравнительной историографии // Гумани-тарное знание на пороге ХХI века. Материалы международной научной конференции. Тезисы до-кладов. Ижевск, 1997. С. 106-107.
Гуманитарные знания и диалог культур // Российско-американское сотрудничество: образова-ние и перспективы развития. Материалы I Российско-Американской региональной конференции 9-11 октября 1997 года. Йошкар-Ола, 1997. С. 74-76.
Human Rights Problems: The Situation of the Non-Russian Peoples in Russia/ International Confer-ence on Communist and Post-Communist Societies. Abstracts. Melbourne. 1998. 20 p.
Советский опыт национальной политики и современные проблемы национальных отношений в России // Система ценностей российской национальной политики. Казань, 1998. С. 12-14.
Проблема национальной школы у нерусских народов России // Профессионализм, образование, нравственность и будущее России. Материалы Всероссийской учредительной конференции участ-ников академических обменов между Россией и США. 31 мая - 1 июня 1997 года. М.: ЮСИА, 1999. С. 282-284.
Народы России в их взаимодействии: историческое наследие и современность// Современное гуманитарное знание и социальная практика в поисках новой парадигмы: опыт междисциплинарно-го диалога. Йошкар-Ола, 1999. С. 38-42.
К вопросу о природе и причинах этнических конфликтов // Там же. С. 86-88.
К вопросу о формировании демократического федерализма в России // Регионы России: взаи-модействие и развитие (междисциплинарный подход). Материалы конференции. Ростов-на-Дону, 2-4 июля 1999 года. М., 2001. С. 66-69.
Репрессирование национальной интеллигенции - стержень советской национальной политики в 1930-е годы (на примере финно-угорских народов) // Политические репрессии в России: ХХ век. Материалы региональной научной конференции. Сыктывкар. 2001.С. 160-167.
Ethnic Identity of the Mari: Between the Slavic and Turkic Worlds / Eurasian Studies Yearbook. № 4(2002). Eurolingua. Bloomington, 2002. P. 5-24.
Формирование гражданского общества в условиях многонациональной России // Пути развития образования в ХХI веке. Материалы III Российско-Американской региональной конференции. 30-31 октября 2002 года. Йошкар-Ола, 2002. С. 113-115.
Взаимоотношения между Центром и республиками в политике российского руководства // Ис-торик и время: проблемы социально-экономического и политического развития. Сб. научных статей и сообщений. Казань, 2003.С. 136-145.
K.N. Sanukov
THE PROBATION PERIOD IN THE D. KENNAN’S INSTITUTE
Key words: D. Kennan’s institute; scientific probation period; national policy of Russia; small number peoples.
The extracts of memory, constrained with probation period in USA according to grant of D. Kennan’s institute publishes in articles, of occurrence, the history of giving of the application form the meeting in Washington, plans of subseguent american in-vestigations, which was not succeeded. Bibliography of scientific works of he history of national policy in Russia.
            [name_en] => PROBATION PERIOD IN THE KENNAN INSTITUTE
            [annotation_en] => The article contains the extracts of memory related to the probation period in the United States under the grant of the Kennan Institute. The history of filing of an application, the meetings in Washington, plans for further American studies are presented. The bibliography of the author's scientific works on the history of national policy in Russia is given.
            [text_en] => The article contains the extracts of memory related to the probation period in the United States under the grant of the Kennan Institute. The history of filing of an application, the meetings in Washington, plans for further American studies are presented. The bibliography of the author's scientific works on the history of national policy in Russia is given.
            [udk] => 
            [order] => 11
            [filepdf_ru] => 104_ru.pdf
            [filepdf_en] => 104_en.pdf
            [download] => 
            [section_ru] => ПУБЛИКАЦИЯ МАТЕРИАЛОВ
            [section_en] => PUBLICATION OF MATERIALS
            [authors] => Array
                (
                    [0] => Array
                        (
                            [author_ru] => Ксенофонт Никанорович  Сануков
                            [author_en] => Ksenofont N. Sanukov 
                        )

                )

        )

    [11] => Array
        (
            [id_section] => 4
            [id] => 105
            [id_journal] => 5
            [name_ru] => АКАФИСТ МУССОЛИНИ
            [annotation_ru] => Рассмотрен сюжет из истории русского зарубежья: на основе материалов итальянских спецслужб эпохи фашизма из Центрального архива Италии пока-зана судьба советской беженки Н.С. Дефендовой.
Ключевые слова: Муссолини; Московский художественный театр; Дефен-дова.
Страницы биографии русской беженки Натальи Серафимовны Де-фендовой (30.03.1887, Тамбов – 6.07.1965, Рим) по архивным материалам итальянских спецслужб эпохи фашизма
Жили в Москве три сестры-христианки: старшая, Ольга, посвятила себя служению преследуемым христианам; средняя сестра, Мария, учительница, по-сле революционных потрясений провела остаток жизни в больнице; самая млад-шая, Наталья, посвятила себя уходу за больным мальчиком, оставленным роди-телями в Италии1.
            [text_ru] => Рассмотрен сюжет из истории русского зарубежья: на основе материалов итальянских спецслужб эпохи фашизма из Центрального архива Италии пока-зана судьба советской беженки Н.С. Дефендовой.
Ключевые слова: Муссолини; Московский художественный театр; Дефен-дова.
Страницы биографии русской беженки Натальи Серафимовны Де-фендовой (30.03.1887, Тамбов – 6.07.1965, Рим) по архивным материалам итальянских спецслужб эпохи фашизма
Жили в Москве три сестры-христианки: старшая, Ольга, посвятила себя служению преследуемым христианам; средняя сестра, Мария, учительница, по-сле революционных потрясений провела остаток жизни в больнице; самая млад-шая, Наталья, посвятила себя уходу за больным мальчиком, оставленным роди-телями в Италии1.
Семья в конце XIX века переехала из Тамбова в Москву. Здесь отец, Дефен-дов Серафим Даниилович, был назначен помощником главного смотрителя Странноприимного дома гр. Шереметьева, на Сухаревской площади2 и к 1916 дослужился до чина статского советника. Со временем становится старостой со-седней церкви Живоначальной Троицы. Здесь же и поселились всей семьёй в служебной квартире3. Чин статского советника соответствовал званию армейско-го полковника. Логично предположить, что Борис Пастернак, по крайней мере, слышал эту редкую фамилию, а возможно и был знаком с кем-то из этой семьи, потому что назвал одну из героинь повести «Детство Люверс» «Лиза Дефендова, дочка псаломщика».
В предреволюционные годы на отдыхе в Крыму Наталья подружилась с мо-лодой актрисой Московского Художественного театра, Ольгой Владимировной Баклановой (1896-1974), получившей в 1925 г. одной из первых звание Заслу-женной артистки РСФСР. В возрасте шестнадцати лет Ольга приняла участие в конкурсном наборе в Московский художественный театр. Несмотря на высокую конкуренцию — на три вакансии претендовало 400 девушек, — она была принята в труппу под руководством К. С. Станиславского и с успехом начала выступать на сцене театра, приняв участие в постановках по произведениям Пушкина, Че-хова, Тургенева, Шекспира и Диккенса, однако ровное развитие её карьеры обо-рвала Октябрьская революция 1917 года. После переворота, во время которого был убит её отец, всю большую семью Баклановых переселили в одну комнату в их бывшем особняке. После того, как в 1919 году по инициативе Немировича-Данченко была основана Музыкальная студия4, призванная подарить классиче-ским пьесам новое авангардное звучание, Ольга начала брать уроки вокала и танца и между 1920 и 1925 годами с блеском приняла участие в пяти больших постановках. В 1922 г. Бакланова выходит замуж за московского юриста, а впо-следствии актёра IV студии МХАТ, Владимира Эрнестовича Цоппи5, и в 1923 г. у неё рождается сын, также названный Владимиром6. Однако упорные театральные слухи называют этот брак фиктивным и приписывают отцовство мальчика Вла-димиру Ивановичу Немировичу-Данченко, который откровенно выделял краса-вицу-актрису своим вниманием. Ребёнок с рождения страдал детским церебраль-ным параличом, эпилептическими припадками и отставал в развитии. Актриса приглашает Наталью Дефендову в няни и воспитательницы беспомощному Вла-димиру, в итоге та становится его второй матерью. В 1926 году Бакланова-Цоппи во время гастролей труппы в Европе и США принимает решение остаться на За-паде. Вскоре она получает первую роль в Голливуде, а затем на несколько лет становится кинозвездой7. В 1927 г. няня с ребёнком уезжают на лечение в Герма-нию, затем переезжают в Латвию. Получив в феврале развод от Цоппи, Баклано-ва 5 марта 1929 года вышла замуж за не слишком удачливого русского актёра Николая Сусанина, такого же эмигранта, как она сама.
В том же году по совету врачей Дефендова с мальчиком-инвалидом переез-жает в Италию для лечения на термально-бальнеологических курортах: Сан-Ремо (1929), Виареджо (1929-1932), с 1932 в Монтекатини Терме. Спецслужбы сразу берут её под наблюдение:
КОРОЛЕВСКАЯ ПРЕФЕКТУРА г. ИМПЕРИЯ
В день 13 марта 1929 VI год фашистской эры8
Объект: Дефендова Наталия дочь Серафима и Аничковой Ольги
Рожденная в Тамбове 30 марта 1887
Гражданство: советская русская
Уважаемому МВД
Генеральной Дирекции Общественной безопасности
В Отдел общих и секретных дел
Имею честь довести до сведения уважаемого Министерства, что 5 числа сего месяца в Сан-Ремо прибыла из Латвии указанная выше подданная СССР, облада-тельница паспорта N°127354, выданного в Москве 3 мая 1927 г. с визой итальян-ского консула в Риге от 17.2.1929 согласно разрешению министерства № 1569. По её словам она приехала в Италию с целью лечения вверенного её заботам больного ребёнка, Цоппи Владимира 7 лет, сына Владимира Цоппи и киноактри-сы Ольги Баклановой-Сусаниной, сопровождающей их и имеющей вид на жи-тельство в Америке. Вышеуказанная Дефендова запросила вид на жительство для себя и ребёнка сроком на полгода. Я установил над ней соответствующее наблю-дение и буду своевременно докладывать о результатах.
Префект ‹Подпись нрзб.› 9.
Вид на жительство был выдан и позже в течение многократно продлевался. Бакланова уехала в Америку на съёмки с обещанием регулярно переводить день-ги на счёт воспитательницы.
Интересно отметить случайное (?) смысловое сочетание, заметное в первую очередь итальянцам, фамилий калеки и его заботливой воспитательницы, кото-рые произведены от латинско-итальянских основ: zoppo – ит. ‘хромой’; defendere - лат. ‘охранять, защищать’. Вдумчивого итальянца это этимологическое наблю-дение должно было умилять и вызывать симпатию.
Средства к существованию в первые годы итальянской жизни регулярно по-ступают от матери из США, которую здесь прозвали «русской тигрицей» после нескольких фильмов, где она создала яркие образы женщин-вамп. В 1932 году она снялась в фильме ужасов «Freacs» (Уродцы)10, в роли цирковой красавицы-гимнастки Клеопатры, в которую влюблен простодушный лилипут Ганс. Он раз-богател, получив наследство, а жестокая красавица решает женить его на себе, чтобы потом убить. Однако актёры-калеки с врождёнными уродствами, высту-пающие в бродячем цирке на потеху грубым вкусам, отвергнутые и презираемые обществом, отомстят за своего брата так же жестоко, как Клеопатра и ее любов-ник Геркулес насмехались над ними. Этот фильм вскоре после выхода был за-прещён к показу в США по причине его обличительной жесткости и социальной провокационности. Однако помимо этого, соотнеся сюжет с мало кому извест-ным фактом биографии актрисы, даже непрофессионал отметит, что она «отыг-рывает» здесь свою жестокость и чувство вины по отношению к своему брошен-ному ребёнку-калеке. Только через 30 лет фильм был заново открыт и оказал большое влияние на нонконформистские культурные течения 1960-х годов. В 1994 году фильм был внесён в «Национальный кино-реестр США»11. После 1936 года, когда карьера Баклановой в кино стремительно идёт на убыль, она уже не в состоянии обеспечить сына и няню-воспитательницу, а со вступлением Италии в войну против СССР, США и союзников денежные переводы вовсе прекращают-ся, а сбережения быстро тают. Это подтверждается в секретной переписке наблюдателей спецслужб:
‹…› Дефендова является воспитательницей и няней юного Владимира Владими-ровича Цоппи, рождённого 28.9.1922 (1923?), больного детским параличом и эпилепсией. Эти иностранцы находятся на содержании матери несовершеннолет-него Цоппи, киноактрисы, проживающей в Нью-Йорке (США). На их текущем счету в сберегательной кассе в Монтакатини-Терме на имя Цоппи и его воспита-тельницы хранится вклад в 23 000 лир, сумма, по словам вышеназванной, накоп-ленная из денег, ежемесячно посылаемых на их содержание матерью Цоппи.
Префект Оливьери12
С началом 1938 г. МВД Итальянского королевства издаёт циркуляр, соглас-но которому полиция перестаёт продлевать вид на жительство лицам без граж-данства или с неясным гражданством и не имеющим регулярного источника до-ходов. Советским гражданам с давно просроченными паспортами, Наталье Дефендовой и Владимиру Цоппи, грозит высылка в СССР. Беспомощная женщи-на, почувствовав опасность для своей и своего воспитанника жизни, обращается с письмами лично к главе итальянского правительства Бенито Муссолини:
«Я, нижеподписавшаяся Дефендова Наталья, дочь покойного Серафима и покойной Ольги Аничковой, обращаюсь к Вам за справедливостью – позволить мне далее проживать в Вашей прекрасной Италии, где уже девять лет я с благо-дарностью живу и которая стала моей второй Родиной, без моего кровавого со-ветского паспорта.
Я убежала из России, моей Родины, 3 мая 1927 года и прибыла в Ригу, со-провождая парализованного ребёнка, страдающего эпилепсией, где я ожидала мать ребёнка Ольгу Бакланову-Цоппи, ныне проживающую в Америке. Я по профессии медицинская сестра Красного Креста, приняла этого мальчика навсе-гда.
21 февраля 1929 года я прибыла в Вашу прекрасную страну в Сан-Ремо. По-том по совету профессоров я перебралась в Монтекатини Терме, где чувствую себя очень хорошо.
Теперь согласно новому декрету я больше не могу жить здесь, что повергает меня в отчаяние. Я дочь царского генерала13, моя мать дочь министра из боль-шой семьи, имевшей исторические заслуги перед императорской Россией. Вся семья погибла от голода, вызванного революцией14. В данный момент две мои сестры и брат15 находятся в заключении. В Москве я видела все ужасы револю-ции и до сих пор нахожусь под их впечатлением. Будьте милосердны, я люблю только вашу страну, прекрасную Италию, это моя вторая Родина. От Вашего от-вета зависит моя жизнь или смерть. Если я не могу проживать здесь без паспорта, выдайте мне, пожалуйста, специальное разрешение, потому что мне и моему ре-бёнку необходимо жить в тишине и покое, чтобы жить и умереть здесь, я уже старая, у меня больное сердце. Я предпочла бы умереть, чем брать красный (со-ветский) паспорт! Я ужасно боюсь этих красных дьяволов, врагов всего мира, врагов Христа. Мой мальчик и я чувствуем себя полными фашистами, влюблён-ными в прекрасную Италию.
Исполненная веры быть услышанной и понятой Вами.
Благодарная и с благоговением преданная Вам
Дефендова Наталия
25 февраля 1938 XVI16
7 августа 1941 года вся Италия была повержена в траур – в возрасте 23 лет погиб второй сын Бенито и Ракеле Муссолини Бруно. При испытании нового экспериментального четырёхмоторного итальянского бомбардировщика Piaggio P108 самолёт врезался в землю. В 1935 году, в возрасте 17 лет, Бруно стал самым молодым пилотом Королевских ВВС Италии; с 1940 генеральным директором авиакомпании «Лати». Принимал участие в бомбардировках Абиссинии, в граж-данской войне в Испании и во II Мировой войне.
В следующем письме по случаю этой трагической утраты Дефендова пишет:
Его Высокопревосходительству
Бенито
Муссолини
Рим
8/8 41 XIX
Ваше Высокопревосходительство
Бенито Муссолини,
Скорби фашизма – наши скорби, а скорби главы – Отца фашизма – это неописуемая и наша скорбь! Примите, Ваше Высокопревосходительство к Вашей б‹ольшой›, мировой, объединенной горем семье и наши две скорбящие души, молящиеся за Вашего драгоценного, незабвенного сына-гения, погибшего за правду, свет – воистину со святыми упокоится его Светлая Душа, где нет болезни и печалей и воздыханий, но жизнь бесконечная!17 Помоги Вам в скорбях Ваших – крепитесь, чтобы поддержать Вашу глубокочтимую и глубокоуважаемую Супру-гу, Семью и Его Семью!18 – Велик крест, но Господь с Вами и да утешит Он Сам Вас, Вашу Семью и Его Семью! Без креста и Христос не воскрес бы и не дал бы нам Св. Пасхи. Эта жизнь временная – испытание Вам, так много скорбей, горя приносит она – что делать – молимся усердно за Ваше здоровье и бодрость и умоляю Вас – берегите Свое драгоценное здоровье Отца Вселенной, Нового Ми-ра – мужайтесь и носите на своей груди 90-ый псалом. Пусть кто-нибудь спишет его для всех Ваших родных и носите все, ибо ночь еще не окончилась, враг си-лен, но свет уже восходит, и день настает! Я давала такие листочки (вкладываю этот 90 псалом) с этим великим псалмом многим Вашим солдатам, и это очень ободряло их и помогает и спасает!19 Знаю, что не смею писать Вам, но мы чув-ствуем в Вас воистину Отца Мирового, а отцу можно писать, что есть на душе, и знаю и чувствую не только Вашу Мощь, величие, всемогущество, храбрость, но и Ваше доброе отеческое сердце и знаю, что Вы поймете нас и не осудите, и не рассердитесь! Христос с Вами и со всеми Вашими Родными и Вашей Идеей – Он посреди Вас и Ваш Щит и опора, поэтому грядет скорая вторая Пасха20 и надо терпеть страстную неделю – что делать – Бог Вам и всем, кто с Вами и за Вас – в помощь. Всей душой и всем сердцем с Вами и мы, страждущие и скорбящие, Ваши русские-белые Наталия Дефендова и Владимир Цоппи.
Natalia Defendoff. Viale Francesco Crispi № 1. Montecatini Terme.
Дух вашего усопшего сына не умер, и Он с Вами со всеми и свыше будет благословлять вторую Пасху! 21
Муссолини с одной стороны был безбожником и считал религию одним из видов психических заболеваний22. Поэтому Дефендова рисковала вызвать грубые насмешки со стороны дуче. С другой стороны он не призывал к уничтожению религии. В своей речи о Католической церкви он сказал: «Фашизм уважает Бога, аскетов, святых, героев и веру, которая наполняет молитвой сердца простых лю-дей из народа. В отличие от большевизма, фашизм не пытается изгнать Бога из человеческих душ» 23.
Вероятно, прочитав дословный перевод столь религиозно-эмоционального послания, он был искренне растроган и взволнован, и поблагодарил русскую бе-женку за сочувствие в его горе через Ринальди, префекта провинции Пистоя. Смерть Бруно побудила отца написать брошюру под названием «Я разговариваю с Бруно», которая раскрывает близкие отношения между сыном и отцом, а также содержит мысли о фашизме, православии, католичестве и семейном благочестии. Видимо, из этого чиновник сделал вывод, что в данном случае в отношении безработной и беспаспортной советской гражданки и её подопечного надо сделать исключение из жёсткого требования циркуляра о депортации.
Но на этом письме, написанном в пафосно-мистическом стиле византийско-го цезарепоклонства, послания Дефендовой к итальянскому дуче не закончи-лись. Проявив поразительные способности в области православной церковной гимнографии, в очередном экстатически идеологическом порыве она посылает текст, обращенный к фашистскому дуче и его германскому коллеге, написанный в форме акафиста24, с которым православные верующие обращаются только к Богу и Его угодникам:
12/12 – 41. ХХ.
Радуйтесь, радостью от Бога Вам данною,
Радуйтесь, просветители и победители зла мирового!
Радуйтесь, учители всей Вселенной!
Радуйтесь, исполнители Воли Божией!
Радуйтесь, страх врагам дающие и радость всей Вселенной!
Радуйтесь, бесстрашно идущие на подвиг!
Радуйтесь, герои страдающие!
Радуйтесь, Новый Мир созидающие
и диавольские сети разрушающие,
тайны и тьмы их открывающие!
Радуйтесь глас Божий услыхавшие
И награду от Него заслуженную получающие!
Радуйтесь, неслыханной от сотворения мира победе,
Чуду явному, благословению Божию.
Радуйтесь, ибо Вы даете свет, истину, источник правды,
И побеждаете тьму, ложь безбожников-кровопийцев!
Радуйтесь, христианство верующим возвращающие!
Радуйтесь, всех томящихся под игом разбойников освобождающие!
Радуйтесь, голодных кормящие и бедняков одевающие!
Радуйтесь, похвалу, благодарность и любовь получающие!
Радуйтесь, явно и тайно добрые дела делающие!
Радуйтесь, добрым примером и других заставляющие следовать за Вами!
Радуйтесь радостью, от Бога Вам данною,
И награду заслуженную от Него получающие!
Так всегда поет мой Владимир и, благодаря, восхваляет Бенито Муссолини и Гитлера25 и говорит: Кто не любит Муссолини, тот значит, не любит и Бога и не знает, где правда, где тьма – тот, значит, безбожник и наш враг, ибо фашизм – это голос Божий и Его благословение!
Муссолини – Солнце наше, светящее даже ночью, пусть Он осветит весь мир и научит всех и вся! 26
В ответ на излитый лично на него поток религиозно-мистических и квази-литургических высказываний и пожеланий, дуче не проявил ни гнева, ни раздра-жения. Подобная стилистика в обращении к нему была уже подготовлена «Шко-лой фашистской мистики» основанной 10 апреля 1930 г. Её основателем был Никколо Джани, до поступления в университет - редактор ежедневной газеты «Сronaca prealpina», основал Школу фашистской мистики Первыми сотрудника-ми Школы стали представители миланской университетской молодежи. Школа была названа именем Сандро Италико Муссолини - рано умершего племянника Дуче. Президентом школы стал брат Дуче Арнальдо Муссолини; в 1940 г. его сменил Вито Муссолини - один из сыновей Дуче: в определенном смысле Школа фашистской мистики стала общим делом семьи Муссолини. Среди сотрудников Школы можно было видеть иерархов фашистской партии (таких, как Джузеппе Боттаи и Роберто Фариначчи), идеологов фашистского расизма (Джованни Пре-циози, Телесио Интерланди), писателей и философов, в том числе основателя футуризма Филиппе Томмазо Маринетти и философа-традиционалиста Юлиуса Эволу. К этому времени в Италии широко распространялась вера в Муссолини как человека, который сможет вернуть Италии ее былое величие. Муссолини стал воплощать тип Героя - Вождя фашизма и Италии, римского Цезаря27 «Его выдающаяся фигура, уже монолитная и для настоящего времени, и для истории, и в проекции на грядущее, господствующая над людьми и вещами, как образ первого среди людей Государства, как Гения Рода, как спасителя Италии, как римлянина - и в реальности, и в мифе, римлянина Императорского Рима, как во-площение и синтез идеи Римского Народа, как великого основоположника... Муссолини - это герой в солнечном сиянии, Гений - создатель и творец, одухо-творяющий, увлекающий, завоевывающий... Революция - это Он, Он - это Рево-люция», - в 1934 г. писал о Муссолини Оттавио Динале в журнале «Фашистская молодёжь» 28.
«Всякая истинная мировая революция имеет свою мистику, которая является ее алтарем, то есть таким комплексом основных идей, которые должны распро-страняться и действовать через подсознание людей. Школа предназначена для того, чтобы выявить суть этой основной идеи через мысль и деятельность Дуче. Источником, единственным и уникальным источником мистики является только Муссолини, исключительно Муссолини. Можно ли, игнорируя или не зная дос-конально мысль Дуче, утверждать, что ты являешься фашистом? Мы говорим - нет. Потому что фашизм - это не инстинкт, а образование, и поэтому понимание его мистики есть понимание Муссолини», - писал в 1937 г. в журнале «Время Муссолини» Никколо Джани. Называя Муссолини «евангелистом Фашизма», Джани подчеркивал: «Только Его слово может дать точный и исчерпывающий ответ нашим сомнениям, может успокоить наше волнение, может развеять туман в наших головах. Только через Его речи и Его деяния мы сможем получить наше ежедневное причастие, наш молитвенник на каждый день, отпущение наших гре-хов. Именно потому мы, молодые, должны всегда быть близко, должны с любо-вью учиться, постигать без пробелов, углубляться неустанно. ... Сомнения и пес-симизм, неуверенность и нерешительность исчезают, когда действительно открыта страница, и мы постигаем истинную мысль руководителя. Эта радость и эта судьба должны быть общими: мы этого хотим и для этого мы должны придти к органичному восприятию Его Мысли и Его Действий» 29.
Затем последовало не менее восторженное письмо с благословением на бит-ву с мировым злом – советским большевизмом и мировой плутократией:
Его Высокопревосходительству
Бенито Муссолини.
Рим
‹15/12 1941›30
Беру на себя смелость послать Вам это наше приветствие и восторг на но-вую войну – верную победу – через его Превосходительство Префекта, потому что у Вас наводнение писем, телеграмм и всех дел – что вряд ли передадут Вам наше ничтожное письмо. Это моё 5-ое к Вам письмо. Первое было наше привет-ствие к войне с С.С.С.Р. – наш восторг, преклонение, 2-е - мой испуг на приезд фальшивого, красноречивого мин‹инстра› Попова31. 3-е – на героическую кончи-ну Вашего незабвенного сына Бруно. Вечная память Ему и Его брату32 и со свя-тыми их, Господи, упокой – земной поклон им – их светлым, сияющим образам. Четвёртое письмо – это благодарность на Ваши 2 слова через Его Превосходи-тельство префекта, и эта благодарность живет в наших сердцах и бессмертна, эти 2 слова нам, и Вы сделали наш праздник, и зародились у нас мысль и вел‹икое› желание – прежде чем умереть, или уехать в Москву, мы обязаны поблагодарить Вас лично. Вряд ли это осуществимо, вряд ли наша мечта сбудется, но мечтаем и утешаемся – увидеть лично мирового Отца Освободителя всей Вселенной. А по-лучили ли Вы все четыре наших письма? Больше не посмеем Вас беспокоить и поэтому заранее шлем привет и поздравление! Простите нас ради Бога по Вашей доброте – что смеем беспокоить Вас – больше не будем, но в душах и в сердцах наших Вы живете неизгладимо.
Всей душой и всем сердцем преданная и благодарная
Н.Д. – русская белая – Ваша пропагандистка и душою воистину фашистка.
Однако, несмотря на личную благорасположенность дуче к бедству-ющей гражданке враждебного государства, местные власти оказались не готовы к даровой благотворительности и потребовали финансовых гаран-тий:
Префектура г. Пистои
15.07.1942
В МВД
Главное Управление Национальной Безопасности
Общий и секретный отдел
Рим
Объект: Дефендова Наталья Серафимовна и её племянник Цоппи Владимир, лица без гражданства.33
Вышеуказанная бывшая русская без гражданства, проживающая в Монте-катини-Терме с 1932 года, обнаружившая признаки психического расстройства 1 июля была принята вместе с племянником, Владимиром Владимировичем Цоппи, также умственно неполноценным, в Приют для одиноких престарелых, нуждаю-щихся в уходе, в г. Монтекатини-Терме. Поскольку это учреждение, состоящее под управлением Фонда общественного попечения г. Монтекатини-Терме, находится отнюдь не в процветающем финан-совом состоянии, комиссар префектуры муниципалитета Монтекатини-Терме послал в настоящую инстанцию следующее отношение: «Администрация уже приняла меры для госпитализации указанных лиц в Дом престарелых. Позвольте мне, однако, заявить, что необходимо обеспечить материальные условия для бла-готворительных организаций, которые не могут позволить себе свободный приём иностранных лиц, содержание которых, должно по-прежнему обеспечивать ука-занное выше министерство. Поэтому я позволю себе просить данное министер-ство ассигновать в пользу муниципальных властей (которые управляют "Домом престарелых") на содержание двух указанных лиц, не имеющих доходов, из фон-дов, созданных для неимущих подопечных, которые будут переданы вышеупо-мянутым учреждениям.
Префект ‹подпись нрзб.›
‹Резолюция чиновника министерства внизу от руки›:
«Содержание не может быть выдано, поскольку они не были фор-мально интернированы и являются советскими гражданами, которые под-лежат проверке представителями службы безопасности, курирующими интернированных советских лиц»34.
Здесь следует пояснить, что сразу после объявления Италией войны Со-ветскому Союзу в июне 1941 г. все советские граждане, в том числе военноплен-ные и добровольно ушедшие с отступающей итальянской армией в Италию, а также большинство эмигрантов и беженцев, бывших подданных Российской им-перии, не получивших итальянского гражданства, были интернированы в кон-центрационные лагеря на территории Италии (не путать с нацистскими лагерями уничтожения), где жили наряду с перемещенными лицами других национально-стей под наблюдением войск МВД, имели возможность работать и получать жа-лованье, или получали пособие на питание, одежду и медицинское обслуживание как внутри лагеря, так и с выездом за его пределы по спецпропускам. Число та-ких лагерей достигало 51. Представители итальянских служб национальной без-опасности и контрразведки проводили среди них проверку на предмет шпионажа и антифашистской деятельности. Дефендова и Цоппи случайным образом избе-жали интернирования и проверки. После отставки Муссолини эти лагеря начали ликвидировать. Однако на территории Итальянской социальной республики (Са-ло) они продолжали существовать до 1945 года. Около 30000 евреев, находив-шихся в итальянских концлагерях, независимо от гражданства, были переданы в немецкие лагеря уничтожения.
И снова бесправная беженка пишет на «высочайшее имя», тактично не выражая напрямую просьбу о помощи, а лишь желая заранее поздра-вить дуче с 20-ой годовщиной захвата власти в Италии Национальной фашистской партией и пожелать дальнейших побед:
20.10.1942
Ваше Высокопревосходительство, наш глубокоуважаемый и чтимый Бенито Муссолини, сердце наше, мое и моего Владимира рвалось к 28/10 ХХ на Ваш великий праздник35 послать Вам поздравительную телеграмму. Не посмели, ибо очень уж мы ничтожны, чтобы сметь писать Вам, да и что наши слова – мертвы!
Но… вот не выдерживаем, и хочется именно теперь заранее написать Вам несколько строк, чтобы выразить Вам, чем полна наша душа и наше сердце к Вам, нашему Мировому Спасителю! Заранее поздравить Вас с грядущею побе-дою мировою, давно жданною и обещанною, ибо мы уверенны в ней и знаем, что правда победит вражью силу, черную, злую, диавольскую. Победа приближается, и мы заранее приветствуем и поздравляем Вас и Ваше доблестное, христолюби-вое, бесстрашное воинство. Ура! Многая, многая лета! Америка получит то, что заслужила! Довольно поцарствовала и поспала на своем золоте! А то, что поте-ряли временно, возвратится Вам все без боя как победителям, терпение нужно, и для испытания это сделано! Усердно молимся за Ваше здравие, дорогое для всех нас, и за всю Вашу семью, особенно молились 4-го декабря в день св. Великому-ченицы Варвары (S. Barbara) на горе Монтекатине. Верим в скорую Вашу ра-дость, в великий праздник из праздников и торжество из торжеств36, в Вашу ми-ровую победу и Новый Мир. Да здравствует Новый Мир Справедливости!
Только помоги, Господи, нам всем, всем пережить это время, и ускорь побе-ду! Мы спешно ищем какого-нибудь дела, потому что теперь рассчитывать на помощь матери ‹Владимира› из Америки37 нельзя, 23 месяца от нее ни звука. А теперь и подавно – надо терпеть, ждать и искать работу.
Если бы мой Владимир был бы здоров, мы оба были бы на войне – я как сестра милосердия. Но его болезнь – наш крест – трудно найти работу, имея на руках такого больного паралитика-эпилептика, но душою и сердцем дивного, ищущего и стремящегося лишь к одному. Итак, желаем Вам мы оба и всей Вашей семье всех благ и душевного покоя и скорого великого праздника и заранее при-ветствуем и поздравляем с великим праздником Рождества Христова и наступа-ющим Новым Годом, который конечно принесет радость всему миру и свободу, избавление от зла, благодаря Вам, Вашему приходу в Рим. Приклоняемся пред Вашей доблестью, героизмом.
Искренно уважающие Вас, преданные и благодарные Мировому Отцу
Наталия Дефендова и Владимир Цоппи.
Natalia Defendoff. Viale Francesco Crispi № 1. Montecatini Terme.
P.S. Радуйтесь, ибо Вы идете на войну, как на парад, ибо с нами Бог, а в Америке – паника! 38
В отличие от декларативной готовности немощных русских беженцев пойти на фронт за мистические идеалы фашизма, война потребовала от итальянской молодежи, обучавшейся в Школе фашистской мистики, реализации своей веры на практике. «Революция продолжается и требует от нас прославить в огне войны идею, ради которой мы живем и будем сражаться», писал Ф. Меццасома28. Боль-шинство молодежи из учеников и сотрудников Школы, во главе с Никколо Джа-ни, отправились на греческий фронт (Джани стал лейтенантом полка Итальян-ских альпийских стрелков). К 1943 г. 16 из них включая Джани погибли.
К письму Дефендовой приложен сделанный в личном секретариате дуче его сокращённое изложение по-итальянски. В нём с явным сарказмом излагается вы-раженный натужный героический порыв. Приводим это изложение в русском переводе:
«Госпожа Дефендова, во-первых, приводит различные славословия и псал-мы о всемирном ликовании. Потом она заявляет, что эти славословия ежедневно поёт её парализованный эпилептик Владимир во славу Бенито Муссолини и Гит-лера. Обращаясь лично к Его превосходительству Бенито Муссолини, она дово-дит до его сведения, что собиралась послать ему поздравительную телеграмму 28 октября, но будучи застенчивой, не решилась. Настоящим письмом она всё же позволяет себе выразить «Спасителю мира» пожелание победы, дабы Америка получила урок, который она заслужила. Затем она сообщает, что уже 23 месяца не получает никакого пособия от матери вышеуказанного калеки, которая про-живает как раз в Америке. Находясь без средств существованию, г-жа Д. срочно ищет какую-нибудь работу. Если бы её Владимир был здоров, они оба пошли бы на фронт – она в качестве санитарки Красного Креста – но, увы! - он паралитик и эпилептик, из чего следует, что это не представляется возможным.
Она пользуется случаем поздравить Дуче с Рождеством и Новым годом. Настоящее письмо она посылает через префекта, заявляя при этом, что это её пя-тое письмо. ‹…› Спрашивает, дошли ли до Получателя предыдущие четыре. В заключение г-жа Д. приветствует Дуче с глубоким уважением и почтением»39.
Однако, как видно из ссылки в следующем письме, уже в конце 1938 го-да было дано негласное распоряжение в виде исключения оставить проси-тельницу и юношу-инвалида в Италии:
КОРОЛЕВСКАЯ ПРЕФЕКТУРА Г. ПИСТОЯ
В МВД
Главное Управление Национальной безопасности
6 октября 1942
Ссылаясь на министерский циркуляр № 443/145854
от 4 августа с.г., сообщается, что указанные иностранцы являются совет-скими гражданами.
Дефендова Наталья имеет советский паспорт № 127354/22831 выданный в Москве 3/5/1927 действительный до 1929 года и впоследствии продленный до 05/02/1931.
С этого времени вышеуказанная иностранка, не озаботилось обновлением этого документа, потому что, как сообщалось в письме из префектуры за N ° 00260 от 03/02/1938, боялась обратиться к консульским властям Советского Сою-за.
Несмотря на это министерство письмом № 443/5619 от 4.12.1938 разреши-ло этим иностранцам дальнейшее пребывание в Итальянском Королевстве.
Префект40.
Не прошло и месяца, как вопрос содержания двух русских инвалидов был решен:
ПРЕФЕКТУРА Г. ПИСТОЯ
В МВД
Главное Управление Национальной Безопасности
Рим
18.11.1942
Ссылаясь на министерское письмо за № 443/14585 от 30 октября с.г. просим дать знать о начале проживания и о поступлении ежедневного пособия с этой даты на содержание русских лиц без гражданства Дефен-довой Наталии и ее племянника Цоппи Владимира. Эти лица помещены с 1 июля с.г. в Дом престарелых г. Монтекатини Терме.
Префект 
‹Из резолюции министерского чиновника, написанной внизу письма очень неразборчивым почерком›:
‹…› приняты на государственное содержание ‹…›41
На этом служебном письме, уладившем судьбу советской беженки и беспо-мощного инвалида в тяжелейший для Италии период Второй мировой войны, заканчивается их досье в Архиве Генеральной дирекции национальной безопас-ности фашистского государства. Это досье остаётся единственным источником сведений о них. По устному свидетельству одного русского римлянина В. Цоппи умер в конце 1950-х годов. Воспитательница пережила его почти на 10 лет (†1965) и упокоилась в общей могиле (костнице) на русском участке некатоличе-ского кладбища Тестаччо в Риме42.
Культ Муссолини в послевоенной Италии, преодолевшей фашизм и остав-шейся в целом католической страной, был вытеснен на периферию политическо-го пространства и отчасти сохранился до нашего времени в среде неофашистов-экстремистов как проявление универсального для всех тоталитарных идеологий культа земного бога.
Ольга Бакланова, ставшая к этому времени безработной стареющей актри-сой, после развода со своим вторым мужем, артистом Николаем Сусаниным, пе-решла в театр. Карьера Ольги продолжалась с переменным успехом до начала 1940-х годов — она посещала с гастролями Лондон, ездила в тур по Америке, пела в ночных клубах и знаменитом нью-йоркском ресторане “Russian Tea Room” (Русская чайная). В 1940 актриса в последний раз ощутила вкус славы, блестяще исполнив роль оперной примы мадам Дарушки в постановке «Клаудия» по рома-ну Роуз Франкен. После невероятного успеха на Бродвее спектакль было решено экранизировать, и таким образом Бакланова получила возможность в последний раз появиться на киноэкране. В начале 1940-х годов Ольга вышла замуж за Ричарда Дэвиса, владельца нью-йоркского театра “Fine Arts Theatre”, и ушла со сцены только в 1947. Скончалась в швейцарском городе Веве в 1974 году и там же похоронена.
Напоследок интересно отметить, что родной брат Ольги, Глеб Владимиро-вич Бакланов (1910-1976), советский военачальник, в описываемый период про-шёл путь от командира стрелкового взвода в 1932 г. до командира Северной группы войск в 1967 г. в звании генерал-полковника; в 1945 г. за взятие Дрездена ему было присвоено звание героя Советского Союза. По непроверенным данным во время войны в одной из своих командировок в США для стратегических пе-реговоров с союзниками он случайно встретился с сестрой на официальном пра-вительственном приёме.
Приложение. Рассказ г-жи Наталии Дефендовой, проживающей в Италии Via Francesco Crispi, 1 Montecatini Terme. Тоскана.
Живя с моим духовным сыном Владимиром Цоппи в глуши Италии на ку-рорте целебного источника, ради лечения от паралича и эпилепсии, я получила от знакомых книгу «Отец Иоанн Кронштадтский» I том, что для меня было великим счастьем, так как я знала батюшку хорошо, чту его много и молюсь ему постоян-но. А в бытность мою в Москве, была даже обладательницей его пояса, в котором он служил. Ввиду этого не могу умолчать о чудесном исцелении моего духовно-
го сына Владимира.
Надо сказать, что Владимир был передан мне на воспитание и лечение его
матерью (артисткой Русск. Художеств. Московск. театра), уехавшей в Америку.
Сын ее страдал параличом (до 12 лет не говорил, нога и рука парализованы) и
припадками эпилепсии, в виду чего доктора назначили ему жить здесь на курорте
и лечиться, хотя и заявили, что состояние его здоровья безнадежно. Некоторое
время тому назад у него образовались полипы-аденоиды и гланды, которые, опу-
хая все больше, закрывали ему горло, и воздух еле-еле проходил. Гланды все
больше соединялись и были готовы уже срастись, прекратив доступ воздуха.
Доктора советовали мне сделать ему операцию, но я не решалась, так как парали-
тикам и эпилептикам операция почти всегда кончается плохо. Припадки удушья
продолжались целую ночь. И вот он вдруг заснул и чувствует во сне, что задыха-
ется и умирает. В это же время он видит, что о. Иоанн Кронштадтский, которого
он хорошо знал по фотографии, и которому часто молился, быстро подходит к
нему и говорит: «Что с тобой, что?» и, вложив свою руку в его горло, как бы что-
то вырывает из него. Утром он мне рассказал сон, я же испугалась, а сказала, что
снам верить нельзя.
2 января Владимир читал акафист св. преподобному Серафиму, после чего
говорит мне: «Посмотри мне горло!» Я «осмотрела и, о чудо — от гланд и поли-
пов не осталось и следа и горло совсем чисто. Когда на другой день осмотрел его
доктор, то сказал, что горло совершенно здорово, и полипов пет; все прошло без
операции — «Это только чудо могло быть» — сказал он. Другие доктора сказали
то же. Нашей радости не было границ. Припадки эпилепсии тоже прекратились,
и до сего времени их не было, остался только паралич руки и ноги. Владимир
безропотно несет бремя своей болезни, считая, что она дана ему Богом как испы-
тание для дальнейшей жизни и спасения. Он молится постоянно Богу и един-
ственная его заветная мечта — сделаться монахом и поступить в монастырь43.
Примечания
1 По материалам публикации Зои Александровны Крахмальниковой (1929—2008), репрсированной в
советское время за христианскую проповедь в издаваемом ею журнале Надежда..Христианское чте-
ние. №9. 1983. Посев. Франкфурт на Майне. С. 80.
2 Ныне институт им. Склифосовского, Сухаревская пл., 3. Построен в 1794-1807 гг., архитекторы Е.
С. Назаров, Дж. Кваренги и др.
3 Вся Москва. 1916.
4 Будущий Московский академический Музыкальный театр им. К. С. Станиславского и Вл.И. Неми-
ровича-Данченко.
5 Цоппи Владимир Эрнестович (1889-1970), советский актёр театра и кино. Закончил юридический
факультет Московского университета. Сценическую деятельность начал в 1923 году. В 1925-1927
годы играл в Четвертой студии МХАТа, затем был актером различных театров. В кино играл не-
большие роли острохарактерного рисунка.
6 По материалам Википедии.
7 Приведём перечень фильмов, в которых она снялась, по материалам русской Википедии.
В России с 1914 по 1917 год Бакланова снялась в паре десятков фильмов. Ни один из них не сохра-
нился, известны только названия — «Симфония любви и смерти», «Когда звучат струны сердца»,
«Великий Магараж», «Загробная скиталица», «Женщина-вампир», «Люб
            [name_en] => AKATHIST TO MUSSOLINI 
            [annotation_en] => The article considers an affair from the history of the Russian emigration. The fate of the Soviet refugee N. Defendova is shown on the basis of the materials of the Italian intelligence services of the epoch of fascism from the Central archives of Italy.
            [text_en] => The article considers an affair from the history of the Russian emigration. The fate of the Soviet refugee N. Defendova is shown on the basis of the materials of the Italian intelligence services of the epoch of fascism from the Central archives of Italy.
            [udk] => 
            [order] => 12
            [filepdf_ru] => 105_ru.pdf
            [filepdf_en] => 105_en.pdf
            [download] => 
            [section_ru] => ПУБЛИКАЦИЯ МАТЕРИАЛОВ
            [section_en] => PUBLICATION OF MATERIALS
            [authors] => Array
                (
                    [0] => Array
                        (
                            [author_ru] => Владимир Исидорович  Кейдан
                            [author_en] => Vladimir I. Keydan 
                        )

                )

        )

    [12] => Array
        (
            [id_section] => 8
            [id] => 106
            [id_journal] => 5
            [name_ru] => РЕЦЕНЗИЯ: РОКИНА Г.В., СУТЫРИНА О.Н. НАЦИОНАЛЬНОЕ САМОСОЗНАНИЕ И КОНФЕССИОНАЛЬНЫЕ ПРЕДПОЧТЕНИЯ СТУДЕНЧЕСКОЙ МОЛОДЕЖИ Г. ЙОШКАР-ОЛЫ (ЙОШКАР-ОЛА, 2013. 160 с.)
            [annotation_ru] => Публикация материалов социологического исследования, посвященного национальным и конфессиональным настроениям студенческой молодежи, стала важным этапом в деятельности Центра национальных и конфессиональных ис-следований, созданного при факультете управления и права Поволжского техно-логического университета четыре года назад. Проблема безопасности межэтни-ческих и межконфессиональных отношений приобретает в последние годы все большую актуальность, становясь главным политическим трендом современной России. Признание российского народа гражданской нацией при всем ее этниче-ском и религиозном разнообразии сегодня мало у кого вызывает сомнения. Большое значение в процессе формирования новой гражданской нации имеет сохранение исторического единства народов России. Студенческая молодежь играет в этом процессе важную роль не только как «барометр состояния обще-ства», но и как гарант сохранения интеллектуального потенциала страны.
Столица Республики Марий Эл – это во многом студенческий город: в Йош-кар-Оле два государственных университета и несколько негосударственных высших учебных заведений. Полиэтнический состав населения республики, ши-рокая конфессиональная палитра, усилившиеся в последние годы миграционные потоки выдвигают на первый план государственной национальной политики РМЭ проблему мониторинга межэтнических отношений.
            [text_ru] => Ключевые слова: рецензия; национальное самосознание; конфессиональные предпочтения; студенческая молодежь.
Публикация материалов социологического исследования, посвященного национальным и конфессиональным настроениям студенческой молодежи, стала важным этапом в деятельности Центра национальных и конфессиональных ис-следований, созданного при факультете управления и права Поволжского техно-логического университета четыре года назад. Проблема безопасности межэтни-ческих и межконфессиональных отношений приобретает в последние годы все большую актуальность, становясь главным политическим трендом современной России. Признание российского народа гражданской нацией при всем ее этниче-ском и религиозном разнообразии сегодня мало у кого вызывает сомнения. Большое значение в процессе формирования новой гражданской нации имеет сохранение исторического единства народов России. Студенческая молодежь играет в этом процессе важную роль не только как «барометр состояния обще-ства», но и как гарант сохранения интеллектуального потенциала страны.
Столица Республики Марий Эл – это во многом студенческий город: в Йош-кар-Оле два государственных университета и несколько негосударственных высших учебных заведений. Полиэтнический состав населения республики, ши-рокая конфессиональная палитра, усилившиеся в последние годы миграционные потоки выдвигают на первый план государственной национальной политики РМЭ проблему мониторинга межэтнических отношений.
Данная публикация – итог научно-исследовательской работы ученых двух ву-зов Республики Марий Эл – Поволжского государственного технологического университета и Марийского государственного университета.
Само исследование и публикация его результатов стали возможны благодаря участию авторов публикации и творческого коллектива ученых двух вузов в рес-публиканском конкурсе Министерства культуры, печати и по делам националь-ностей Республики Марий Эл в 2011 году, итогом которого были получены ис-следовательские гранты. Проект осуществлялся в рамках Программы «Этнокультурное развитие Республики Марий Эл в 2009-2013 гг.». В данной Программе отмечено, что мониторинг ситуации в сфере межнациональных и межконфессиональных отношений является одним из основных направлений деятельности в области государственной национальной политики.
Обращение к проблеме формирования и осознания этнической идентичности и конфессиональной принадлежности студенчества Марий Эл не было связано лишь с т.н. социальным заказом и сложившейся политической конъюнктурой. Тема межэтнических отношений и человека в поликультурном мире уже около 20 лет находится в центре внимания ученых-гуманитариев Республики Марий Эл, в том числе и авторов данной публикации. В течение многих лет их научные изыскания находятся в области этнической и конфессиональной проблематики. В конце 1990-х-начале 2000-х гг. по инициативе общественной организации «Совет ученых-гуманитариев Республики Марий Эл», членами которой являлись авторы издания, были реализованы два междисциплинарных проекта - «Диалог культур в полиэтническом регионе» и «Человек в полиэтническом регионе». В нем участ-вовали ученые трех вузов г. Йошкар-Олы, эксперты из Москвы и Санкт-Петербурга. По результатам этих двух мегапроектов проектов было опубликова-но более десяти «Вестников Совета ученых-гуманитариев Республики Марий Эл» (сборников научных статей); проведено около двух десятков различных научных мероприятий совместно с Министерством культуры, печати и по делам национальностей и Министерством образования и науки Республики Марий Эл, разработана методика этносоциального исследования1; руководителями и испол-нителями проекта защищено три докторских и около десяти кандидатских дис-сертаций.
Коллектив ученых Марийского государственного педагогического института под руководством профессора Г.В. Рокиной (с 2008 года институт присоединен к МарГУ) в ноябре-декабре 2007 г. инициировал проведение научно-исследовательских работ, посвященных историко-сравнительному изучению эт-нокультурных и этноконфессиональных проблем в регионе. Перед коллективом ученых стояла задача проведения комплексного системного исследования меж-культурных и межконфессиональных отношений на примере взаимоотношений национально-культурных автономий, религиозных конфессий Республики Марий Эл и местного населения; изучение истории межэтнических контактов, миграци-онных и иммиграционных процессов; проблемы ревитализации традиционной культуры народов Волго-Камья; разработка модели формирования многоэтнич-ной российской гражданской нации в современных условиях глобализации и со-хранения основ традиционной культуры в поликультурном регионе; теоретиче-ское описание наблюдаемых закономерностей данной модели, а также установление внешних и внутренних факторов влияния на ее функционирование.
Эта задача решалась в ходе реализации научной темы «Комплексное исследо-вание человека как субъекта общественных изменений в поликультурных регио-нах», в рамках тематического плана по заданию Федерального агентства по обра-зованию РФ на проведение НИР в 2008 -2012 гг2.
В период исследования на материалах Республики Марий Эл были разработа-ны основные подходы к формированию модели межкультурных и межконфессиональных отношений в условиях усиливающихся миграционных потоков и фор-мирования многоэтничной российской нации.
Еще в 2008 году для участников проекта было очевидно, что наиболее адек-ватным и научным является взгляд на современную Россию как на национальное государство с многоэтничной российской нацией, в состав которой наряду с рус-скими входят представители других российских национальностей. Понимание российского народа как исторического целого и как гражданской нации неодно-кратно высказывалось научным академическим сообществом и руководством страны (россияне - российская нация – российская гражданская нация).
Эта формула была позитивно воспринята многими экспертами и политиками как единственно возможная для России и отвечающая существующему в мире опыту крупных многоэтнических государств. Противниками данной модели раз-вития российского общества были и остаются сторонники этнического национа-лизма, не принимающие идеи гражданской российской нации.
Актуальность проблематики в наше время, особым образом связанная с утверждением Стратегии национальной политики РФ, сделала возможным об-ращение к данной теме уже на новом этапе развития этнокультурных отношений в регионе и с новым багажом теоретических и практических знаний.
Публикация интересна и важна не только солидным фактическим материа-лом, который был получен в ходе социологического исследования, но и полной библиографией статей ученых Марий Эл, посвященных данной проблематике, представленной в научно-справочном аппарате публикации.
Примечания
1 Сутырина, О.Н. Методика этносоциального исследования / О.Н.Сутырина // Материалы Всерос-сийской школы-семинара «Национальные отношения и современная государственность». 28-29 июня 2000 г. - Йошкар-Ола, 2000.- 19с; Сутырина, О.Н. Методика исследования уровня этнической духовности старшеклассников / О.Н. Сутырина // Этнокультурное образование: опыт и перспекти-вы: Материалы Международной научно-практической конференции. - Йошкар-Ола: ГОУ ДПО ПК (С) «Марийский институт образования», 2011 Ч.1. – С.34-41; Сутырина, О.Н. Национальные отно-шения в контексте региональной истории / О.Н. Сутырина // Этнологические проблемы в поликуль-турном обществе: Материалы Всероссийской школы-семинара «Национальные отношения и совре-менная государственность». 28-29 июня 2000 г. - Йошкар-Ола, 2000.- С.52-57; Сутырина, О.Н. Некоторые вопросы формирования этносознания (тезисы) / О.Н.Сутырина // Актуальные проблемы полиэтнического региона и перспективы народов России. Материалы постоянно действующего ре-гионального научного семинара. - Йошкар-Ола, 1995.-С.56-57.
2 См. некоторые публикации по теме «Комплексное исследование человека как субъекта обществен-ных изменений в поликультурных регионах» в 2010-2012 гг.: Рокина, Г.В. Поликультурная картина Республики Марий Эл накануне Всероссийской переписи населения 2010 / Г.В. Рокина // История идей и история общества: Материалы VIII Всероссийской научной конференции, 15 – 16 апреля 2010. - Нижневартовск: Нижневартовский государственный гуманитарный университет, 2010. – С.189-191; Рокина, Г.В. Диаспоры и землячества Республики Марий Эл: проблемы правового стату-са // «Образ «Другого» в поликультурных обществах» / Г.В.Рокина. - Пятигорск, Москва, 2011. - С.134-140; Рокина, Г.В. Международный опыт формирования политических наций и уроки для со-временной России / Г.В.Рокина // Международный опыт формирования политических наций и уроки для современной России. - Чебоксары: Чувашский госуниверситет, 2011. – С.23-28; Рокина, Г.В. Национальные и конфессиональные исследования в Республике Марий Эл / Г.В. Рокина // Полиэт-ничность России в контексте исторического дискурса и образовательных практик XIX – XXI вв. – Чебоксары, 2010. – С.440-445; Рокина, Г.В. Этноконфессиональная ситуация в Республике Марий Эл / Г.В. Рокина // Традиции и новации в сфере этноконфессиональных взаимодействий: Материалы Всероссийской научно-практической конференции. Казань, 13-14 октября 2011 года. – Казань, 2012. – С.122-130; Рокина, Г.В. Стратегические подходы к законодательному и ресурсному обеспечению государственной национальной политики Российской Федерации / Г.В. Рокина // Инновационные технологии управления и права: научный журнал. - №3 (4) /2012. - С.6-11; Рокина, Г.В. Новые мето-дические подходы в изучении национального самосознания и конфессиональных предпочтений: опыт социологического исследования / Г.В. Рокина, О.Н.Сутырина // Запад-Восток: научно-практический ежегодник. - 2012. - №4/5. - С.67-75; Рокина, Г.В. Проект «Национальное самосозна-ние и конфессиональные предпочтения студенческой молодежи г. Йошкар-Олы» / Г.В. Рокина, О.Н.Сутырина // Вестник ПГТУ. Серия «Экономика и управление». – 2011. - №2(12). - С.104-106; Чемышев, Э.В. Исламское религиозное движение в Республики Марий Эл: проблемы и противоре-чия / Э.В. Чемышев // Филология и культура. Philology and Culture. - 2012. - № 1 (27). С. 220 – 225; Орлова, О.В. Религиозное сознание женщин на примере Республики Марий Эл / О.В. Орлова // Ген-дерные исследования в гуманитарных науках: Материалы VII научно-практической Интернет-конференции с международным участием. Йошкар-Ола, 18 мая-18 июня 2011 года. - Йошкар-Ола, 2012. - С.256-263; Орлова, О.В. Миграционные процессы в Республике Марий Эл на рубеже XX-XXI вв. / О.В. Орлова // Запад-Восток: научно-практический ежегодник. – 2012. - №4-5. - С.75-80; Баканычева, С.А. Русские в Марий Эл / С.А. Баканычева // Полиэтничность России в контексте ис-торического дискурса и образовательных практик XIX – XXI вв.- Чебоксары, 2010. – С.62-68; Бака-нычева, С.А. Отношение к межнациональным бракам русских женщин Республики Марий Эл / С.А. Баканычева // Гендерные исследования в гуманитарных науках: Материалы VII научно-практической Интернет-конференции с международным участием. Йошкар-Ола, 18 мая-18 июня 2011 года. - Йошкар-Ола, 2012. - С.297-304; Зеленеева, Г.С. Современная городская семья в полиэт-ничном регионе // Гендерные исследования в гуманитарных науках: Материалы VII научно-практической Интернет-конференции с международным участием. Йошкар-Ола, 18 мая-18 июня 2011 года / Г.С. Зеленеева. - Йошкар-Ола, 2012.- С.236-249; Зеленеева, Г.С. Ценностные ориентации молодежи Республики Марий Эл (по материалам социологических исследований 2005, 2010 гг.) / Г.С. Зеленеева // Запад-Восток: научно-практический ежегодник. – 2012. - №4-5. - С.87-92; Обидина, Ю.С. Концептуализация понятия «диаспора» в современных научных исследованиях / Ю.С.Обидина // Запад-Восток: научно-практический ежегодник.- 2012. - №4-5. - С. 5-18; Новик, В.М. Социальный портрет белорусов Республики Марий Эл / В.М. Новик // Запад-Восток: научно-практический еже-годник. - 2012. - №4-5. – С.47-51; Маслихин, А.А. Национальные отношения: проблемы методоло-гии / А.А. Маслихин // Запад-Восток: научно-практический ежегодник. – 2012. - №4-5. – С.109-116; Туманов, А.Г. Грузинская диаспора Республики Марий Эл / А.Г.Туманов // Запад-Восток: научно-практический ежегодник. – 2012. - №4-5. -57-61.
REVIEW: ROKINA G. V., SUTYRINA O. N. NATIONAL IDENTITY AND CONFESSIONAL PREFERENCES OF THE STUDENTS OF YOSHKAR-OLA. YOSHKAR-OLA, 2013.160 PAGES (N. I. LARIONOVA)
Key words: Review; National identity; confessional preferences; students
            [name_en] => REVIEW: G. V. Rokina, О. N. Sutyrina. NATIONAL SELF-CONSCIOUSNESS AND CONFESSIONAL PREFERENCES OF THE STUDENT YOUTH OF YOSHKAR-OLA (YOSHKAR-OLA, 2013. 160 pp.)
            [annotation_en] => Publication of the materials of the sociological study on the national and confessional moods of the student youth has become an important stage in the activity of the Center for National and Confessional Studies, established four years ago at the Faculty of Management and Law of the Volga State University of Technology. The preservation of the historical unity of the peoples of Russia is of great importance in the process of new civil nation formation. The student youth plays an important role in this process not only as a "barometer of the state of society", but also as a guarantor of the preservation of the country's intellectual potential.
            [text_en] => Publication of the materials of the sociological study on the national and confessional moods of the student youth has become an important stage in the activity of the Center for National and Confessional Studies, established four years ago at the Faculty of Management and Law of the Volga State University of Technology. The preservation of the historical unity of the peoples of Russia is of great importance in the process of new civil nation formation. The student youth plays an important role in this process not only as a "barometer of the state of society", but also as a guarantor of the preservation of the country's intellectual potential.
            [udk] => 
            [order] => 13
            [filepdf_ru] => 106_ru.pdf
            [filepdf_en] => 106_en.pdf
            [download] => 
            [section_ru] => КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
            [section_en] => 
            [authors] => Array
                (
                    [0] => Array
                        (
                            [author_ru] => Нина Ивановна  Ларионова
                            [author_en] => Nina I. Larionova 
                        )

                )

        )

    [13] => Array
        (
            [id_section] => 11
            [id] => 107
            [id_journal] => 5
            [name_ru] => ЖЕНЩИНА И ВЛАСТЬ: ВЫЗОВЫ РАЗВИТИЯ: «КРУГЛЫЙ СТОЛ» МЕЖДУНАРОДНОЙ НАУЧНОЙ КОНФЕРЕНЦИИ «УПРАВЛЕНЧЕСКАЯ ЭКОНОМИКА: РЕАЛИИ И ПЕРСПЕКТИВЫ». ПОВОЛЖСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ТЕХНОЛОГИЧЕСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ, МАРИЙСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ, 24 АПРЕЛЯ 2013 ГОДА
            [annotation_ru] => Публикация включает хронику заседания «круглого стола», посвященного гендерным исследованиям ученых Йошкар-Олы, Москвы, Ставрополя, а также Словацкой Республики и Республики Беларусь.
Ключевые слова: гендерный баланс; равенство полов; женская история.
В общественно-политической традиции России принято считать, что полити-ка является той сферой общественной деятельности, где доминирует мужчина. До сих пор в российском обществе сохраняются гендерные стереотипы относи-тельно роли женщины в обществе: предназначение женщины быть только мате-рью и хозяйкой. Эти стереотипы отражаются в конкретных политических реали-ях.
По данным «Доклада о мировом развитии – 2012» ООН и экспертных оценок Всемирного экономического форума был опубликован доклад о равенстве полов – Global Gender Gap Index 2012. В нем, в частности, показаны основные тенден-ции, куда движется гендерное равноправие (в экономике, политике, образовании, семье). Россия занимала в этом рейтинге 59 место из 135. У нас все не так уж плохо с участием женщин в экономике (39-е место), с доступностью образования (35-е место) и женским здоровьем (34-е место). Мы проигрываем другим странам за счет низкого участия женщин в политике – здесь мы на 90-м месте. За год по-сле предыдущего рейтинга 2011 года Россия опустилась на двадцать с лишним пунктов.
            [text_ru] => Публикация включает хронику заседания «круглого стола», посвященного гендерным исследованиям ученых Йошкар-Олы, Москвы, Ставрополя, а также Словацкой Республики и Республики Беларусь.
Ключевые слова: гендерный баланс; равенство полов; женская история.
В общественно-политической традиции России принято считать, что полити-ка является той сферой общественной деятельности, где доминирует мужчина. До сих пор в российском обществе сохраняются гендерные стереотипы относи-тельно роли женщины в обществе: предназначение женщины быть только мате-рью и хозяйкой. Эти стереотипы отражаются в конкретных политических реали-ях.
По данным «Доклада о мировом развитии – 2012» ООН и экспертных оценок Всемирного экономического форума был опубликован доклад о равенстве полов – Global Gender Gap Index 2012. В нем, в частности, показаны основные тенден-ции, куда движется гендерное равноправие (в экономике, политике, образовании, семье). Россия занимала в этом рейтинге 59 место из 135. У нас все не так уж плохо с участием женщин в экономике (39-е место), с доступностью образования (35-е место) и женским здоровьем (34-е место). Мы проигрываем другим странам за счет низкого участия женщин в политике – здесь мы на 90-м месте. За год по-сле предыдущего рейтинга 2011 года Россия опустилась на двадцать с лишним пунктов.
В 2013 году, как свидетельствуют данные недавно опубликованного доклада Всемирного экономического форума, посвященного равноправию полов, Россия прочно удерживает позиции в середине списка и находится на 61-м месте. Для сравнения, Украина – на 64-м, мы сильно отстали от Казахстана (32-е), но обо-гнали Таджикистан (90-е), Армению (94-е) и Азербайджан (99-е). В плюсе у рос-сийских женщин – первое место по отрыву от мужчин в здоровье, а также высо-кие места в рейтинге квалифицированных кадров. В минусе по-прежнему – доходы, бизнес и политика. Динамика снижения политической активности женщин налицо. Если сравнивать с данными 2006 года, когда Россия была на 49-м месте, то тенденция к “выдавливанию” женщин из участия в политической и гос-ударственной сфере заметно усиливается.
Чем вызвана такая ситуация? Может ли женщина быть успешной в полити-ческой сфере? И может ли быть эффективной политика, проводимая женщиной – руководителем? Нужны ли вообще женщины во власти? В последние годы эти и другие вопросы приобретают особое значение.
Составители доклада выводят прямую связь между состоянием экономики и равноправием полов. Особенно четко эта связь прослеживается при сравнении уровня гендерной дискриминации и индекса человеческого развития. Страны, где женщины чувствуют себя не хуже мужчин, опережают остальные по этому показателю. Доказательства того, что предвзятое отношение к слабому полу не-выгодно, сегодня приводят во многих областях, порой самых неожиданных. Успехи скандинавских стран в этом направлении очевидны и неоспоримы. Со-временная тенденция, например, в Норвегии наметилась еще в 2008 году, когда крупные компании были обязаны иметь в совете директоров не менее 40 процен-тов представителей как одного, так и другого пола.
В соответствии с мировой практикой, особенно скандинавских стран, увели-чение представительства женщин в системе госуправления приводит к измене-нию отношения к вопросам власти. Чем больше женщин примет участие в работе властных структур, тем эффективнее будет осуществляться управление, осно-ванное на принципах социального взаимодействия и взаимодополнения. Органи-зация управления общественной системой в связи с равноправием участия жен-щин в процессе руководства - проблема, которой в настоящее время уже нельзя пренебрегать, поскольку это отражается на всей структуре общества и процессе социального управления.
Всем этим важным вопросам, а также выяснению причин снижения полити-ческой активности женщин в российской политике и государственном управле-нии, был посвящен «круглый стол» «Женщина и власть: Вызовы развития», ко-торый состоялся в рамках международной научной конференции «Управленческая экономика: реалии и перспективы», организованной факульте-том управления и права Поволжского государственного технологического уни-верситетав апреле 2013 года.
В заседаниях круглого стола приняли участие ученые и государственные служащие, в сферу интересов которых входят обозначенные выше проблемы - Д. Кодайова, доктор философии, научная сотрудница Института истории Словац-кой академии наук (Братислава), Л.В.Полушина, представитель МИД России в г. Йошкар-Оле, Г.В. Рокина, заведующая лабораторией гендерных исследова-ний, доктор исторических наук, профессор Марийского государственного уни-верситета, Н.И. Ларионова, доктор экономических наук, профессор, декан фа-культета управления и права Поволжского государственного университета, а также ученые Марийского государственного университета - В.Д. Маслихин, доктор философских наук, профессор, Ю.С. Обидина, доктор философских наук, профессор; кандидаты исторических наук, доценты Г.Ф. Горбашова, В.М. Новик, Е.В. Колесова, С.Ю. Смирнова, Е.В. Суслов, кандидат политических наук, доцент; представители Поволжского государственного техноло-гиечского университета - Н.Н.Зыкова, кандидат социологических наук, доцент, Т.В. Ялялиева, кандидат экономических наук, доцент; а также Г.С. Зеленеева, кандидат исторических наук, старший научный сотрудник Марийского науч-но- исследовательского института языка, литературы и истории им. В.М. Васи-льева.
Заседание началось с открытия «круглого стола» под председательством Г.В. Рокиной и Н.И. Ларионовой. Открывая заседание Г.В. Рокина отметила, что процесс легитимизации гендерных исследований в системе российского высшего образования проходил с начала 1990-х годов. В настоящее время за-метно расширение круга гендерных исследований, созданы различные незави-симые национальные научные центры и школы. Российская гендерология полу-чила признание ученых и практиков. В Республике Марий Эл созданы и активно работают два научных гендерных центра на базе МарГУ и ПГТУ.
В выступлении Ю.С. Обидиной были даны анализ и оценка основных мето-дологических подходов в гендерных исследованиях. По мнению исследователь-ницы, «целесообразность применения целой совокупности подходов к изучению гендерных отношений обуславливается многомерностью последних и требовани-ем их разностороннего осмысления, а также дискуссионностью самого – «вопро-са существует ли специальная гендерная методология?» Прежде всего, речь идет не о наличии отличительных методов гендерных исследований, а о том, что «гендерная методология предлагает многое с точки зрения улучшения и расши-рения качества доказательств, конкретно в отношении определенных социаль-ных реалий, особенно в сферах в которых женщины являются основными дей-ствующими лицами, как и во многих социальных практиках».
Ученая из Словацкой Республики Д. Кодайова обратила внимания на ряд важных аспектов изучения истории гендерных отношений в Словаки, познако-мив участников конференции с современным изданием Института Истории Сло-вацкой академии наук - «На пути к современной женщине. Главы из истории гендерных отношений в Словакии». Эта шестисотстраничная монография стала итогом большого международного проекта, в котором участвовали специалисты самых различных областей – этнологи, историки, социологи и литературоведы.
Л.В. Полушина приветствовала участников заседания и отметила значи-мость различных научно - практических конференций, посвященных месту и роли женщин в обществе, в семье, которые не только стремятся привлечь вни-мание к данной проблеме, но и помогают расширять международное сотрудни-чество в области прав человека.
В своем выступлении она обратилась к проблеме прав женщин в системе международных прав человека, подчеркнув при этом, что, несмотря на принятую Конвенцию о ликвидации всех форм дискриминации в отношении женщин (1979 г.), женщины по-прежнему сталкиваются с многочисленными нарушениями прав человека, с дискриминацией при трудоустройстве, в получении образова-ния, не имеют возможности принимать участие в принятии в выработке полити-ческих решений и управлении страной.
Предметом обсуждения участников «круглого стола» стала и тема личности, человека в истории, «женская истории» в новейшее время. Особое внимание вызвало выступление заведующей кафедрой журналистики марийского госуни-верситета С.Ю. Смирновой, которая представила проект Ирины Москвиной« Женские истории», журналистки республиканской газеты «Марийская правда», посвященный известным женщинам Республики Марий Эл.
В выступлении В.Д. Маслихина были представлены факты биографии яркой представительницы профессорского корпуса Московского государствен-ного университета А.П. Серцовой.
Проблеме участия женщин в политике и управлении в России и зарубеж-ных странах были посвящены выступления Е.В. Суслова, Е.В. Колесовой, Т.В. Ялялиевой. Так, Е.В. Сусловым была представлена североевропейская мо-дель присутствия женщин в политике, в частности женщин Финляндии, при этом он акцентировал внимание на сохранение в массовом сознании стереоти-пов, создававших асимметричные критерии оценок женщин и мужчин в качестве субъектов политики и необходимость изменения критериев оценки политиче-ского участия женщин и мужчин, По его мнению, « североевропейская модель присутствия и поведения женщин в политике коррелируется спецификой поли-тической культуры граждан страны. Гендерный консенсус в Финляндии получил импульс дальнейшего развития в современных условиях благодаря преимуще-ствам государства всеобщего благоденствия».
Тема «Имидж женщины – политического деятеля в странах Азии второй по-ловины ХХ- начала ХХ1 веков», представленная доцентом кафедры всеобщей истории Маргосуниверситета Е.В. Колесовой, позволила ей сделать вывод о том, что женщины в странах Азии смогли преодолеть традиционную ментальность и сегодня на равных и профессионально конкурируют с политиками – мужчина-ми.
В сообщении Г.Ф. Горбашовой рассматривался один из аспектов дискути-руемой проблемы - образ ныне правящей королевы Елизаветы II. Было заме-чено, что наличие различных точек зрения о месте и роли королевы в Британии и недостаточная изученность этой проблемы открывает возможности для поста-новки новых вопросов, позволяет высветить новые грани не только истории, но и роли женщин в политике.
Внимание к истории « женской темы» вполне объяснимо, так как проблемы изучения положения женщин, их прав и возможностей привлекали и привлекают внимание отечественных историков в свете изучения проблемы профессиональ-ной и творческой деятельности женщин, По мнению доцента кафедры всеобщей Марийского госуниверситета В.М. Новик, творческая деятельность женщин позволяет им выразить свою гражданскую позицию, « касаясь косвенно самых острых, болезненных, противоречивых проблем политики и власти». Безусловно, что в центре внимания современных исследователей остаются и такие аспекты темы как институт семьи и значение семьи в жизни женщины.
В представленных стендовых докладах были затронуты такие важные те-мы гендерной истории как представительство женщин во властных структурах государства, участие женщин в политической жизни и критерии оценки их участия, места и роли женщин в общественной и культурной жизни, России и деятельность различных женских союзов, институт семьи и его роль в жизни женщины, как в современный период, так и предыдущие столетия.
В стендовом докладе профессора Белорусского государственного педаго-гического университета, ведущей научной сотрудницы отдела новейшей истории Республики Беларусь Института истории Национальной академии наук Беларуси И.Р. Чикаловой исследуется проблема места и роли женщин Беларуси в структурах властной иерархии в период с 1991 – 2012 гг., рассматриваются причины резкого снижения участия женщин в представительных органах власти на всех уровнях, В центре внимания автора доклада находятся такие вопросы, как возможные пути, средства преодоления неравенства мужчин и женщин, в частности в электоральной политике, в депутатском корпусе, одновременно под-черкивается общая тенденция увеличения числа женщин среди работников клю-чевых министерств, ведомств начиная с 2000-х годов. Но, по мнению И.Р. Чи-каловой, несмотря на то, что представительство женщин увеличилось в депутатском корпусе, в органах исполнительной власти, остается нерешенным целый ряд проблем: во-первых, сохраняется представительство женщин на самых низких уровнях местных Советов, где нет «достаточных финансовых и технических ресурсов для серьезного влияния на решение проблем», во- вторых, не решен вопрос о расширении представительства женщин на высшие должно-сти в исполнительной власти, в-третьих, не преодолены полностью стереотипы о том, что « в политике женщинам нет места».
Полностью материалы «Круглого стола» опубликованы в научном журнале «Инновационные технологии управления и права» (№1-2. 2013. С.53-126.)
G. F. Gorbashova, E.V. Katkova
WOMAN AND POWER: DEVELOPMENT CALLS: "ROUND TABLE" OF THE INTERNATIONAL SCIENTIFIC CONFERENCE "ADMINISTRATIVE ECONOMY: REALITIES AND PROSPECTS". THE VOLGA REGION STATE TECHNOLOGICAL UNIVERSITY, THE MARI STATE UNIVERSITY, ON APRIL 24, 2013
Key words: gender balance; gender equality; female history
The publication includes the meeting chronicle of "a round table", devoted to gen-der researches of scientists of Yoshkar-Ola, Moscow, Stavropol and also the Slovak Republic and Republic of Belarus.
            [name_en] => WOMAN AND POWER: DEVELOPMENT CHALLENGES: "ROUND TABLE" OF THE INTERNATIONAL SCIENTIFIC CONFERENCE "ADMINISTRATIVE ECONOMY: REALITIES AND PROSPECTS". THE VOLGA REGION STATE UNIVERSITY OF TECHNOLOGY, THE MARI STATE UNIVERSITY, APRIL 24, 2013 
            [annotation_en] => The article presents the chronicle of “the round table” discussion devoted to gender studies of scientists from Yoshkar-Ola, Moscow, Stavropol, and the Slovak Republic and the Republic of Belarus. The study is based on the findings of the Report on gender equality - Global Gender Gap Index 2012, published on the basis of the UN World Development Report 2012 and expert assessments of the World Economic Forum. The report, in particular, shows the main trends in the movement for gender equality (in the economy, politics, education, family).
            [text_en] => The article presents the chronicle of “the round table” discussion devoted to gender studies of scientists from Yoshkar-Ola, Moscow, Stavropol, and the Slovak Republic and the Republic of Belarus. The study is based on the findings of the Report on gender equality - Global Gender Gap Index 2012, published on the basis of the UN World Development Report 2012 and expert assessments of the World Economic Forum. The report, in particular, shows the main trends in the movement for gender equality (in the economy, politics, education, family).
            [udk] => 
            [order] => 14
            [filepdf_ru] => 107_ru.pdf
            [filepdf_en] => 107_en.pdf
            [download] => 
            [section_ru] => НАУЧНАЯ ХРОНИКА
            [section_en] => 
            [authors] => Array
                (
                    [0] => Array
                        (
                            [author_ru] => Галина Федоровна  Горбашова
                            [author_en] => Galina F. Gorbashova 
                        )

                )

        )

    [14] => Array
        (
            [id_section] => 11
            [id] => 108
            [id_journal] => 5
            [name_ru] => ИРЛАНДСКИЙ «ПОЛИТИЧЕСКИЙ АНГЛИКАНИЗМ»: ТЕОРИЯ И ПРАКТИКА
            [annotation_ru] => В статье представлена информация о результатах защиты и основных по-ложениях кандидатской диссертации на тему «Теория и практика политиче-ского англиканизма в Ирландии в 1692-1715 гг.», которая состоялась 21 ноября 2013 года в Казанском (Приволжском) федеральном университе.
Ключевые слова: Ирландия; политический англиканизм; национализм.
В новейшей российской исторической науке вопросы межэтнического и межконфессионального взаимодействия продолжают оставаться одними из наиболее перспективных исследовательских направлений. Современные религи-озно-политические конфликты, имеющие часто национальный характер, обусло-вили устойчивый интерес к истокам возникновения этнорелигиозного неприятия и выработке механизма подчинения одного народа другим. Одним из ключевых этнорелигиозных конфликтов европейской истории нового и новейшего времени является «ирландский вопрос», исследованию которого было посвящено ряд дис-сертационных исследований, монографий и статей. Тем не менее ранние стадии данного конфликта долгое время не подвергались детальному изучению, в осо-бенности крайне важный для истории Ирландского королевства рубеж XVII-XVIII веков – время окончательного политического поглощения протестантской Англией католической Ирландии, закрепления методов экономической эксплуа-тации страны и способов поддержания тотального контроля над гэльским боль-шинством численно незначительной англиканской верхушкой.
            [text_ru] => В статье представлена информация о результатах защиты и основных по-ложениях кандидатской диссертации на тему «Теория и практика политиче-ского англиканизма в Ирландии в 1692-1715 гг.», которая состоялась 21 ноября 2013 года в Казанском (Приволжском) федеральном университе.
Ключевые слова: Ирландия; политический англиканизм; национализм.
В новейшей российской исторической науке вопросы межэтнического и межконфессионального взаимодействия продолжают оставаться одними из наиболее перспективных исследовательских направлений. Современные религи-озно-политические конфликты, имеющие часто национальный характер, обусло-вили устойчивый интерес к истокам возникновения этнорелигиозного неприятия и выработке механизма подчинения одного народа другим. Одним из ключевых этнорелигиозных конфликтов европейской истории нового и новейшего времени является «ирландский вопрос», исследованию которого было посвящено ряд дис-сертационных исследований, монографий и статей. Тем не менее ранние стадии данного конфликта долгое время не подвергались детальному изучению, в осо-бенности крайне важный для истории Ирландского королевства рубеж XVII-XVIII веков – время окончательного политического поглощения протестантской Англией католической Ирландии, закрепления методов экономической эксплуа-тации страны и способов поддержания тотального контроля над гэльским боль-шинством численно незначительной англиканской верхушкой.
21 ноября 2013 года в диссертационном совете по историческим дисципли-нам, действующем при Казанском (Приволжском) федеральном университете, прошла защита аспирантки кафедры международных отношений и межкультур-ной коммуникации, старшего преподавателя кафедры всеобщей истории Марий-ского государственного университета, секретаря Йошкар-Олинского отделения Российского общества интеллектуальной истории Лежниной Елены Владими-ровны на тему «Теория и практика политического англиканизма в Ирландии в 1692-1715 гг.».
Научный руководитель – доктор исторических наук, профессор кафедры все-общей истории Марийского государственного университета Рокина Галина Вик-торовна, – является признанным специалистом в изучении проблем национализ-ма и имперской политики1. Первый официальный оппонент – доктор исторических наук, профессор кафедры зарубежной истории и регионоведения Казанского (Приволжского) федерального университета, заслуженный деятель науки Российской Федерации и Республики Татарстан Шарифжанов Измаил Иб-рагимович – автор многих работ по новой истории Англии и британской исто-риографии2. Второй официальный оппонент – доктор исторических наук, про-фессор кафедры документоведения и всеобщей истории Нижневартовского государственного университета Ерохин Владимир Николаевич – занимается изу-чением религиозной истории Англии XVI-XVII веков3.
На защиту были внесены следующие положения диссертационного исследо-вания:
 В период 1692-1715 годов в Королевстве Ирландия были заложены основы режима «протестантского господства» – особой формы общественно-политического устройства, при которой небольшая группа англикан, в основном, английского происхождения, обладала монополией на политическую власть, до-минировала в экономике страны, определяла духовную и культурную жизнь ост-рова.
 Формирование «режима» осуществлялось в условиях экономической разрухи, финансового кризиса, деградации церковных и политических институ-тов, вызванных последствиями Второго католического восстания 1689-1691 го-дов в поддержку Якова II Стюарта. Внешней причиной быстрого утверждения господства англикан в стране стало наличие постоянной угрозы со стороны като-лической Европы и сторонников якобитского движения, которые рассматривали Ирландию как потенциальный плацдарм для борьбы с протестантской короной. Данные факторы обусловили жесткий, бескомпромиссный характер действий ирландской англиканской элиты на рубеже XVII-XVIII веков.
 Основным интегрирующим фактором, обеспечивающим стабиль-ность режима «протестантского господства» и поддержку его со стороны Ан-глии, был англиканизм как особый тип политической теологии. Он освящал единство светской и духовной власти в лице короля, утверждал справедливость принимаемых в ирландском и английском парламентах решений и определял образ мыслей членов ирландского протестантского сообщества. В отличие от соседней Англии, в которой в конце XVII столетия приобрела популярность про-поведуемая Дж. Локком идея веротерпимости, в «просвещенной» Ирландии ан-гликанизм сохранил консервативный характер. Представители высшего церков-ного клира, даже сторонники политического обновления Ирландии, крайне болезненно реагировали на любые попытки переустройства англиканской церкви за счет сближения ее с иными протестантскими конфессиями.
 Наиболее яркими проявлениями «политического англиканизма» в Ирландии стали антикатолицизм и антиякобитизм. На государственном уровне они были реализованы в «карательном законодательстве» и церковной пропаган-де. Существенная часть памфлетов и трактатов, официальных проповедей, а так-же записок путешественников, изданных как в Ирландии, так и в соседней Ан-глии, носила явный антикатолический и антиякобитский характер. Не меньшим нападкам ирландских англикан подвергались диссентеры-пресвитериане, кото-рые, по мнению членов Церкви Ирландии, нарушали целостность протестантско-го единства на острове, а также подрывали их экономическое господство.
 Англиканская доктрина сыграла не только интегрирующую роль, но и выделяла ирландских протестантов в особую этноконфессиональную группу, противостоящую не только гэлам-католикам, шотландцам-пресвитерианам, но, в определенной степени, и англичанам. Подчиненный статус Ирландии, неспра-ведливая, с точки зрения местных протестантов, политика Вестминстерского парламента по отношению к острову и его жителям, вызывали у ирландских ан-гликан ревность и обиду. С одной стороны, недовольство политикой Англии бы-ло выражено в стремлении англо-ирландцев утвердить свои политические права, создав свою конституционную теорию, основанную как на английском, так и на ирландском политическом опыте. Иная тенденция, характерная для представите-лей ирландской протестантской общественно-политической мысли, – обосновать необходимость слияния Ирландии и Англии в рамках единого государства – формирующейся Британской империи.
 К концу изучаемого периода идеи ирландского политического ан-гликанизма стали основой для поддержания политического и духовного единства Ирландии и Англии, но, в то же время, выражением глубоких противоречий внутри британского протестантского сообщества, которые в будущем приведут к складыванию на острове новой политической доктрины – «колониального наци-онализма».
Основной ценностью работы, по мнению членов Совета и официальных оп-понентов, стало привлечение автором целого комплекса оригинальных историче-ских источников, анализу которых была посвящена первая глава диссертации. Использование в работе документов официального характера: законов, принятых ирландским или английским парламентами, а также материалов англиканского синода – Ирландской конвокации4, позволило выявить конституционные основы Ирландского королевства, охарактеризовать законодательную базу режима «про-тестантского господства», а также определить направления внутренней политики Ирландии конца XVII – начала XVIII столетий. В диссертации был привлечен широкий пласт памфлетов и трактатов протестантов Ирландии и Англии, по-священных наиболее актуальным для жителей Британских островов вопросам. Памфлет, как наиболее доступный способ выражения позиции автора, представ-ляющего определенную социальную, конфессиональную, этническую группу, политическую партию или группировку, в период слабого развития периодиче-ской печати, наилучшим образом выявлял болезненные с точки зрения обще-ственности вопросы. Трактат определил уровень развития экономических, поли-тических и религиозных знаний в период раннего английского Просвещения.
Необычайно ценной группой исторических источников по истории «полити-ческого англиканизма» стали многочисленные проповеди англиканского духо-венства. Если теологический трактат, адресуемый узкой прослойке англиканско-го духовенства, философам и интеллектуалам, разъяснял тонкости англиканского учения, то проповедь в доступной для устного восприятия форме проясняла от-дельные вопросы христианского учения. Проповедь в Ирландии, несомненно, была важнейшим орудием идеологического и политического контроля, способом формирования определенного мировоззрения. В зависимости от целей прочтения проповеди могли быть теологическими, антикатолическими, цивилизаторскими.
Ценную информацию об облике Ирландии, традициях и обычаях ее жителей можно почерпнуть из записок английских путешественников, которые, к тому же представляли «имперский» подход к проблемам подчиненной Ирландии5.
Живой интерес к диссертации был связан с неоднозначностью и противоре-чивостью идей политического англиканизма, а также их влияния на последующую историю Британских островов. В работе подчеркивалось, что рассуждения
англиканской верхушки Ирландии укрепляли имперское направление в ирланд-
ской и английской политике, но, в то же время, закладывали основу для ирланд-
ской национализма.
Таким образом, теория политического англиканизма была определена как
сплав догматики англиканской церкви, традиционных представлений о незыбле-
мости монаршей власти, но, в то же время, идей гражданских прав и обществен-
ного договора, почерпнутых из трудов Дж. Локка и других просветителей Бри-
танских островов. Последователи политического англиканизма – «правящая
секта», которая не могла удержаться у власти, используя принципы политическо-
го равноправия, но, в то же время, мечтала об идеальном протестантском госу-
дарстве и церкви.
Действия, предпринимаемые протестантами Ирландии, в большинстве своем
были навязаны англичанами, но часть местной элиты, разделяя принципы хри-
стианской солидарности и уповая на милость Бога и короля, поддерживала их.
По мере распространения идей Просвещения в протестантских кругах Ирландии
росли сомнения относительно будущего страны и ее жителей. Англичане, в тече-
ние одного или нескольких поколений проживавшие на землях Ирландии, стали
воспринимать ее как новую родину, нуждающуюся в любви и защите.
Примечания
1 Рокина Г.В. Ян Коллар и Россия: история идеи славянской взаимности в российском обществе
первой половины XIX в. Йошкар-Ола, 1998; Рокина Г.В. Теория и практика славянской взаимности
в истории словацко-русских связей XIX в. Казань, 2005.
2 Шарифжанов И.И. Современная английская историография буржуазной революции XVII века. М.,
1982; Шарифжанов И.И. Английская историография в XX веке. Основные теоретико-
методологические тенденции, школы и направления. Казань, 2004.
3 Ерохин В.Н. Методологические подходы к изучению истории религиозной Реформации в Англии в
современной британской историографии. Нижневартовск, 2008; Ерохин В.Н. Влияние протестан-
тизма на понимание принципов социальных связей в английском обществе в XVI-XVII веках //
Вестник Кемеровского государственного университета. 2013. №2. Т.3. С. 56-61.
4 Irish historical documents 1172-1922 / Ed. By E. Curtis, R.B. McDowel. London, 1943; The penal laws
against Papist and Popish Recusants, Nonconformists and Nonjurors: with The Statuses relating to the Succession
of the Crown, Forfeited Estates, Tumults and Riots, Imprisonment of Suspected Persons; and the
late Acts for obliging Papists and Nonjurors to Register their Estates. London, 1723; Records of convocation.
XVII. Ireland, 1690-1869. Part 1. Both Houses: 1690-1702, Upper House: 1703-1713 / Ed. by G.
Bray. London, 2006; Records of convocation. XVIII. Ireland, 1690-1869. Part 2. Lower House: 1703-1713
Both House: 1714-1869 / Ed. By G. Bray. London, 2006.
5 Ward E. A Trip to Ireland, being a Description of the Country, People and Manners, As also select Observations
on Dublin. London, 1699; Dunton J. The Dublin Scruffle: being a Challenge sent by John Dunton,
citizen of London, to Patrick Campbel, Bookseller in Dublin. Together with the small Skirmish Bills and
Advertisements. London, 1699.
E.V. Lezhnina
THE IRISH POLITICAL ANGLICANISM: THEORY AND PRACTICE
Key words: Ireland; political Anglicanism; nationalism
The article presents the results of passing the defense of Ph.D. degree and the basic features of the theses «Theory and practice of the political Anglicanism in Ire-land in 1692-1715» (the 21st of November, Kazan).
            [name_en] => IRISH POLITICAL ANGLICANISM: THEORY AND PRACTICE 
            [annotation_en] => The article presents information on the results of passing the defense of Ph.D. degree and the basic features of the thesis on «Theory and practice of the political Anglicanism in Ireland in 1692-1715» (the 21st of November, Kazan (Volga region) Federal University, Kazan). The study is devoted to one of the key ethno-religious conflicts of the European history of new and modern times - the "Irish issue". A number of dissertations, monographs and articles were devoted to this issue.
            [text_en] => The article presents information on the results of passing the defense of Ph.D. degree and the basic features of the thesis on «Theory and practice of the political Anglicanism in Ireland in 1692-1715» (the 21st of November, Kazan (Volga region) Federal University, Kazan). The study is devoted to one of the key ethno-religious conflicts of the European history of new and modern times - the "Irish issue". A number of dissertations, monographs and articles were devoted to this issue.
            [udk] => 
            [order] => 15
            [filepdf_ru] => 108_ru.pdf
            [filepdf_en] => 108_en.pdf
            [download] => 
            [section_ru] => НАУЧНАЯ ХРОНИКА
            [section_en] => 
            [authors] => Array
                (
                    [0] => Array
                        (
                            [author_ru] => Елена Владимировна  Лежнина
                            [author_en] => Elena V. Lezhnina 
                        )

                )

        )

    [15] => Array
        (
            [id_section] => 11
            [id] => 109
            [id_journal] => 5
            [name_ru] => «КРУГЛЫЙ СТОЛ» МОЛОДЕЖЬ В ПОЛИКУЛЬТУРНОЙ РОССИИ: ВЫЗОВЫ ВРЕМЕНИ. ЙОШКАР-ОЛА, 28 НОЯБРЯ 2013 ГОДА
            [annotation_ru] => 26-30 ноября 2013 года в ФГБОУ ВПО «Поволжский государственный технологический университет» прошел I Всероссийский молодежный научный форум «Гранит науки-2013: Молодежь. Инновации. Менеджмент», ставший одним из значимых событий для студенчества Республики Марий Эл. В рамках форума 28 ноября 2013 года состоялась работа площадки («круглого стола») по теме: «Молодежь в поликультурной России: вызовы времени», по инициативе и поддержке Министерства культуры, печати и по делам национальностей Республики Марий Эл, в рамках реализации Республиканской целевой программы «Этнокультурное развитие Республики Марий Эл (2009-2013 годы)», а также Центра национальных и конфессиональных исследований Республики Марий Эл
            [text_ru] => 26-30 ноября 2013 года в ФГБОУ ВПО «Поволжский государственный технологический университет» прошел I Всероссийский молодежный научный форум «Гранит науки-2013: Молодежь. Инновации. Менеджмент», ставший одним из значимых событий для студенчества Республики Марий Эл. В рамках форума 28 ноября 2013 года состоялась работа площадки («круглого стола») по теме: «Молодежь в поликультурной России: вызовы времени», по инициативе и поддержке Министерства культуры, печати и по делам национальностей Республики Марий Эл, в рамках реализации Республиканской целевой программы «Этнокультурное развитие Республики Марий Эл (2009-2013 годы)», а также Центра национальных и конфессиональных исследований Республики Марий Эл
            [name_en] => THE «ROUND TABLE» YOUTH IN POLYCULTURAL RUSSIA: TIME CALLS. IOSHKAR-OLA, ON NOVEMBER 28, 2013
            [annotation_en] => On November 26-30, 2013 the first all-Russian youth scientific forum "Granite of science-2013: Youth. Innovation. Management." was held in the Volga State Technological University, which became one of the significant events for the students of the Republic of Mari El. Within the forum on November 28, 2013 the work of the platform ("round table") was held on the theme: "Youth in polycultural Russia: time calls", on the initiative and support of the Ministry of Culture, Press and Nationalities of the Republic of Mari El, within the framework of the Republican target program "Ethno-Cultural development of the Republic of Mari El (2009-2013)", as well as the Center for national and religious studies of the Republic of Mari El.
            [text_en] => On November 26-30, 2013 the first all-Russian youth scientific forum "Granite of science-2013: Youth. Innovation. Management." was held in the Volga State Technological University, which became one of the significant events for the students of the Republic of Mari El. Within the forum on November 28, 2013 the work of the platform ("round table") was held on the theme: "Youth in polycultural Russia: time calls", on the initiative and support of the Ministry of Culture, Press and Nationalities of the Republic of Mari El, within the framework of the Republican target program "Ethno-Cultural development of the Republic of Mari El (2009-2013)", as well as the Center for national and religious studies of the Republic of Mari El.
            [udk] => 
            [order] => 16
            [filepdf_ru] => 109_ru.pdf
            [filepdf_en] => 109_en.pdf
            [download] => 
            [section_ru] => НАУЧНАЯ ХРОНИКА
            [section_en] => 
            [authors] => Array
                (
                    [0] => Array
                        (
                            [author_ru] => Ольга Николаевна Сутырина
                            [author_en] => Ol’ga N. Sutyrina 
                        )

                )

        )

)